Бензин ваш, идеи наши: правильная АЗС или «бензоколонка»? Бензин ваш – идеи наши.

Что такое заправка? В современном контексте это никак не «место, где заправляют автомобили». А с падением продаж основного «товара» – бензина, АЗС уже сейчас нужно сильно думать о внесении в формат принципиальных изменений. И одним кофе с плюшками в прикассовой зоне здесь не обойтись…

Что такое заправка? Большинство скажет АЗС, и будет правым, но… не совсем. Уже сейчас это слово означает топливо для не только автомобиля, но и для человека. На современном жаргоне молодежи, заправка - место, где можно заправить не только железных коней, но и железных друзей – смартфоны, финансовых спутников – кошельки и платежные карты, ну и себя любимых. Заправка – место, где можно остановиться на короткое время, восполнить свои ресурсы и двинуть дальше. В век высоких технологий, когда ресурсы не нужно копить и брать с собой в вещмешках или багажниках, необходимы перевалочные пункты, где можно их быстро восполнить, все сразу.

Что такое АЗС в понимании большинства? Это заправочная станция для автомобилей продуктами нефтехимии. 80% потребителей АЗС думают именно так. Но продажи бензина уже начали падать, и этот тренд продолжится, поскольку сильно меняется мир. Так что на одном бензине уже не вытянуть. АЗС – это не отдельно взятый сегмент нашей жизни, а элемент ритейла. Единственным отличием является продажа бензина, который здесь является лайнером продаж. Других нет. И это основной вопрос, который нужно изменить в головах потребителей. Причем системно, перестраивая существующую модель потребления как дом – начиная не с крыши, а с фундамента, стен и коммуникаций.

Но для начала надо разобраться, что такое АЗС сейчас, и куда нам нужно прийти, следуя задачам потребителей и бизнеса.

Продажи продуктов нефтехимии падают совсем не потому, что на рынок выходят новые носители энергии, такие как электричество, водород и т.д. Просто в мире глобально стали меньше передвигаться на автомобилях.

Вообще-то, конечно, общая истерия по поводу замены «неэкологичных» видов топлива на «экологичные» – не более чем хайп, то есть, основана на постоянном повторении одного и то же в информационном поле. Экономика хайпа предполагает постоянное упоминание чего-либо в инфопространстве для привлечения к себе внимания. Инвесторы вкладывают деньги в проекты совсем не потому, что провели аналитические изыскания, – просто об этом часто говорят, и создается информационный шум, который неизменно перерастает в нечто более значимое, вполне способное стать трендом, хоть и на час. Когда в инфопространстве 80% говорят про замену нефти на электричество, это и есть хайп, затем превратившийся в тренд.

Если же поставить себе задачу разобраться в ситуации, окажется, что все совсем не так. Для того чтобы глобально заменить бензин на другое топливо, необходимо построить такое количество станций переработки и вложить столько инвестиций, что они будут окупаться неизмеримое количество времени, а это никому не выгодно, если рассматривать процесс с позиции дохода на вложенный доллар. Сегодняшними технологиями вопрос по замене нефти аналогами не решить в ближайшие десятилетия совершенно точно, а значит, бензин так и останется лайнером продаж на АЗС, следовательно, ничего им не угрожает.


Но почему люди стали меньше передвигаться на автомобилях? Основная причина – скорость. Раньше, чтобы донести свое сознание из точки А в точку Б, необходимо было довезти свое тело. Сейчас достаточно интернета. Множество бизнесов разрушилось именно по этой причине. Офлайн сдает позиции онлайну. Большинство вопросов мы решаем, не вставая со стула, что уж говорить про перевозки?

Активная политика городских властей по превращению городов в места для людей, а не автомобилей также делает свое дело. Для молодежи автомобиль давно стал средством транспорта, а не показателем статуса, как это было еще не так давно. А раз это транспорт, то естественно, – такси или каршеринг. Кстати, взрывной рост услуги каршеринга ставит под сомнение будущее частного автомобильного парка во всем мире. Ограничения скоростного режима посредством регистрации нарушений камерами уже снизила потребление бензина минимум на 20%. Ведь чем быстрее ты едешь, тем больше топлива жжешь, например, при 120 километрах в час, бензина расходуется значительно больше, чем при 90. Снижение скорости автотранспорта вопрос, конечно, важный, но в отдельных регионах он способен «закрыть» целые города, и вот почему.

Есть у меня один товарищ в Иркутске, который носится по краю, как заведенный. Как-то раз в разговоре он упомянул, что на днях поедет в Красноярск, и в тот же день вернется обратно. От Иркутска до Красноярска чуть более 1000 километров. Для москвичей такое расстояние – целое путешествие, а для сибиряков – всего лишь 5-6 часов пути на автомобиле. Выехал в 6 утра, в 12 на месте, сделал дела, в 16 обратно и в 22 дома. Такой образ жизни сложился давным-давно.

Там трасса вообще часть ежедневного бытия, без которой ничего невозможно. Все города Сибири находятся на больших расстояниях друг от друга, климат резко континентальный, – летом очень жарко, зимой очень холодно. Поэтому скорость передвижения по трассе здесь значительно выше, чем в других регионах. Средняя – 140-150 километров в час, поскольку трассы не на всех участках оборудованы камерами. Если в центральном регионе страны расстояние в 350 километров с учетом затруднений на дороге и камер в среднем преодолевается за 4 часа, то здесь за пару. Это норма жизни среднестатистического жителя региона. При такой скорости движения крайне затруднительно планировать остановки и заправки наперед, поэтому частота присутствия АЗС на трассах значительно выше.

Значительный отрыв продаж сопутствующих товаров и кофе на АЗС, расположенных на трассах, по сравнению с городскими, говорит о том, что это – «островки цивилизации», а не просто заправки для местного населения. Такая ситуация на всех АЗС во всех регионах. Общий менталитет, который очень тяжело переломить. Поэтому в городах матрица продуктов и сопутствующих товаров должна быть принципиально иная.


Учитывая, что программа оснащения трасс камерами будет развиваться, в скором времени (2–3 года) скорость передвижения по трассам начнет падать, что скажется на потреблении топлива, а также увеличит время пребывания на трассах. В среднесрочной перспективе это отразится на продажах бензина, но увеличит спрос на сопутствующие товары и точки питания рядом с АЗС. Рассчитывать же на рост питания на самих АЗС не приходится, поскольку в менталитете людей офис заправки – только для расплаты с кассиром и покупки самого необходимого. Есть люди продолжат в придорожных кафе, как и раньше.

В долгосрочной перспективе, если не создать комфортные условия на трассе для автомобилистов, можно ожидать падение перемещений на автомобиле и увеличение передвижения на железной дороге и самолетах. В любом случае такого интенсивного движения, как сейчас, ожидать после повсеместного внедрения камер не приходится. Поэтому основным драйвером развития могут стать только социальные сервисы на трассах, мотели и пункты питания.

Очень важно заранее знать, что с уменьшением населения городов за Уралом вследствие высокой миграции молодого населения в большие города резко снизится поток большегрузных автомобилей, поэтому развивать сервисы для них на местных трассах в среднесрочной и долгосрочной перспективах не является стратегически верным.

Итак, потребление нефтепродуктов продолжит падать, а значит, срочно нужно предпринимать действия, направленные на увеличение маржинальности АЗС за счет других товаров и продуктов. Если вычленить маржу АЗС из общей экоцепочки, окажется, что ее среднегодовая прибыль – не более 3-5% от оборота, что неплохо для опта большой сети, но явно недостаточно по сравнению с другими видами бизнеса. Инвестиции в одну АЗС составляют 50 миллионов рублей, и одним только бензином они окупаются очень долго. Именно поэтому большинство АЗС склонны менять существующую систему потребления, вводя сопутствующие товары. Беда только в том, что отношение к ним – именно как к сопутствующим, то есть, как придется.

Я уже говорил, что отношение к АЗС на трассах и в городе у потребителей разное, но вот сами АЗС почти все на одно лицо. Из общего ряда выбивается только одна сеть, но она погоды не делает. Там владельцы хорошо понимают, чего хотят люди, и активно идут им на встречу. Все остальные живут в прошлом. В том самом, когда в булочных продавался хлеб и выпечка, в овощных – овощи и фрукты, в молочных – молоко и продукты из него, и т.д.

Вроде бы все это кануло в Лету, да вот только на российских АЗС ничего не меняется. В лучшем случае они выглядят как коммерческие палатки 1990-х.

Совершенно непонятно, чем руководствуются бизнесмены, ставящие кассовый модуль АЗС прямо напротив входа. Человек, вошедший в дверь АЗС и видящий кассу напротив, понимает только одно – он должен расплатиться и быстро покинуть помещение. Глазеть по сторонам не принято, да и что там покупать, сладкой водичкой да кондитерскими изделиями сыт не будешь во всех смыслах. Создается впечатление, что основная масса покупателей – дети, ничего другого ассортимент не предлагает.

Основным драйвером развития АЗС почему-то делают кофе. По моим данным, его покупают не более 6% клиентов АЗС, продажи кофе крайне низки, и основная причина кроется в менталитете граждан, особенно когда на АЗС очередь, и лишняя минута, проведенная внутри, грозит скандалом снаружи. Вынесенный кофейный модуль на остров внутри прикассовой зоны АЗС совсем не повышает продажи, а лишь снижает их вследствие суеверного страха перед непонятным агрегатом.


И если в крупных городах зерновой кофе – норма жизни, то на периферии – не более чем недоступная роскошь. Большинство берет в дорогу свой кофе еще и потому, что на АЗС он зачастую низкого качества. Один кофейный суперавтомат стоит примерно 200 000 рублей, у большинства сетей АЗС таких денег нет, следовательно, они берут кофе у поставщиков, которые им ставят кофемашины бесплатно в счет наценки на кофе, а затем их обслуживают. Цена за килограмм вырастает многократно, учитывая, что плечо сервиса достигает 1000 и более километров. Так экономя на качестве, уничтожают продажи.

Время играет против продаж на АЗС. Мне нужно заскочить быстро заправиться, затем в магазин за продуктами, потом домой. В черте города современная АЗС – супермаркет со стандартной матрицей продуктов. Если этот факт понять и воплотить в жизнь, можно спокойно составить конкуренцию продуктовым сетям. Впрочем, так уже кое-где и происходит.

В Подмосковье одна сеть АЗС разрабатывает подобный концепт с известным продуктовым ритейлером, предполагаю, что после этого начнется бум реконцептов АЗС. Но тут главное – соединить опыт маркетинга АЗС и ритейла, иначе ничего не получится. Нужно сделать так, чтобы одна транзакция занимала не более 5 минут. А вот кофе на городской заправке будет конкурировать с кофейнями и неизменно проиграет. Мотив потребления совершенно разный, так что не стоит терять на этом силы и деньги.

На трассе АЗС должна стать островком цивилизации с услугами банка, аптеки, с Wi-Fi, несколькими туалетами и общепитом – эдаким многофункциональным центром, чтобы закрыть все без исключения потребности, связанные с дальней дорогой. Общепит же должен именно закрывать потребности потребителей, а не навязывать им то, что уже давно в прошлом – выпечку, сэндвичи в упаковке и прочий неликвид.

Еда – функция, где скорость на первом месте. Совершенно не нужно открывать в прикассовой зоне кафе или ресторан, которыми потом почти никто не воспользуется. Вполне достаточно иметь полуфабрикаты с фабрик-кухонь, которые можно быстро довести до нужного состояния. Главное, чтобы их можно было есть, держа в руках. Повторюсь, когда сзади сигналят, а на парковке нет свободных мест, кому придет в голову садиться обедать или пить кофе?

В принципе, продуктовому ритейлу нет ничего проще создать новый формат супермаркетов с несколькими бензоколонками. Потребители от этого только выиграют!

концепт-бюро, стратегический консалтинг

Золотой теленок

Глава III. Бензин Ваш — идеи наши

За год до того как Паниковский нарушил конвенцию, проникнув в чужой эксплуатационный участок, в городе Арбатове появился первый автомобиль. Основоположником автомобильного дела был шофер по фамилии Козлевич.

К рулевому колесу его привело решение начать новую жизнь. Старая жизнь Адама Козлевича была греховна. Он беспрестанно нарушал Уголовный кодекс РСФСР, а именно статью 162-ю, трактующую вопросы тайного похищения чужого имущества (кража).

Статья эта имеет много пунктов, но грешному Адаму был чужд пункт «а» (кража, совершенная без применения каких-либо технических средств). Это было для него слишком примитивно. Пункт «д», карающий лишением свободы на срок до пяти лет, ему тоже не подходил. Он не любил долго сидеть в тюрьме. И так как с детства его влекло к технике, то он всею душою отдался пункту «в» (тайное похищение чужого имущества, совершенное с применением технических средств или неоднократно, или по предварительному сговору с другими лицами, на вокзалах, пристанях, пароходах, вагонах и в гостиницах).

Но Козлевичу не везло. Его ловили и тогда, когда он применял излюбленные им технические средства, и тогда, когда он обходился без них. Его ловили на вокзалах, пристанях, на пароходах и в гостиницах. В вагонах его тоже ловили. Его ловили даже тогда, когда он в полном отчаянии начинал хватать чужую собственность по предварительному сговору с другими лицами.

Просидев в общей сложности года три, Адам Козлевич пришел к той мысли, что гораздо удобнее заниматься открытым накоплением своей собственности, чем тайным похищением чужой. Эта мысль внесла успокоение в его мятежную душу. Он стал примерным заключенным, писал разоблачительные стихи в тюремной газете «Солнце всходит и заходит» и усердно работал в механической мастерской исправдома. Пенитенциарная система оказала на него благотворное влияние. Козлевич, Адам Казимирович, сорока шести лет, происходящий из крестьян б. Ченстоховского уезда, холостой, неоднократно судившийся, вышел из тюрьмы честным человеком.

После двух лет работы в одном из московских гаражей он купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке можно было объяснить только ликвидацией автомобильного музея. Редкий экспонат был продан Козлевичу за сто девяносто рублей. Автомобиль почему-то продавался вместе с искусственной пальмой в зеленой кадке. Пришлось купить и пальму. Пальма была еще туда-сюда, но с машиной пришлось долго возиться: выискивать на базарах недостающие части, латать сиденья, заново ставить электрохозяйство. Ремонт был увенчан окраской машины в ящеричный зеленый цвет. Порода машины была неизвестна, но Адам Казимирович утверждал, что это « лорен-дитрих ». В виде доказательства он приколотил к радиатору автомобиля медную бляшку с лорен-дитриховской фабричной маркой. Оставалось приступить к частному прокату, о котором Козлевич давно мечтал.

В тот день, когда Адам Казимирович собрался впервые вывезти свое детище в свет, на автомобильную биржу, произошло печальное для всех частных шоферов событие. В Москву прибыли сто двадцать маленьких черных, похожих на браунинги таксомоторов «рено». Козлевич даже и не пытался с ними конкурировать. Пальму он сдал на хранение в извозчичью чайную «Версаль» и выехал на работу в провинцию.

Арбатов, лишенный автомобильного транспорта, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.

Адаму Казимировичу представилось, как трудолюбиво, весело и, главное, честно он будет работать на ниве автопроката. Представлялось ему, как ранним арктическим утром дежурит он у вокзала в ожидании московского поезда. Завернувшись в рыжую коровью доху и подняв на лоб авиаторские консервы, он дружелюбно угощает носильщиков папиросами. Где-то сзади жмутся обмерзшие извозчики. Они плачут от холода и трясут толстыми синими юбками. Но вот слышится тревожный звон станционного колокола. Это — повестка. Пришел поезд. Пассажиры выходят на вокзальную площадь и с довольными гримасами останавливаются перед машиной. Они не ждали, что в арбатовское захолустье уже проникла идея автопроката. Трубя в рожок, Козлевич мчит пассажиров в Дом крестьянина.

Работа есть на весь день, все рады воспользоваться услугами механического экипажа. Козлевич и его верный « лорен-дитрих » — непременные участники всех городских свадеб, экскурсий и торжеств. Но больше всего работы — летом. По воскресеньям на машине Козлевича выезжают за город целые семьи. Раздается бессмысленный смех детей, ветер дергает шарфы и ленты, женщины весело лопочут, отцы семействе уважением смотрят на кожаную спину шофера и расспрашивают его о том, как обстоит автомобильное дело в Североамериканских соединенных штатах (верно ли, в частности, то, что Форд ежедневно покупает себе новый автомобиль?).

Так рисовалась Козлевичу его новая чудная жизнь в Арбатове. Но действительность в кратчайший срок развалила построенный воображением Адама Казимировича воздушный замок со всеми его башенками, подъемными мостами, флюгерами и штандартом.

Сначала подвел железнодорожный график. Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и сбрасывая спешную почту. Смешанные поезда приходили только дважды в неделю. Они привозили народ все больше мелкий: ходоков и башмачников с котомками, колодками и прошениями. Как правило, смешанные пассажиры машиной не пользовались. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Козлевича не приглашали. В Арбатове под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков, которые в таких случаях вплетали в лошадиные гривы бумажные розы и хризантемы, что очень нравилось посаженым отцам.

Однако загородных прогулок было множество. По они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни трепещущих шарфов, ни веселого лепета.

В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин. Долго и молчаливо они вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:

— Всем можно кататься?

— Всем, — ответил Козлевич, удивляясь робости арбатовских граждан. — Пять рублей в час.

Мужчины зашептались. До шофера донеслись странные вздохи и слова: «Прокатимся, товарищи, после заседания? А удобно ли? По рублю двадцати пяти на человека не дорого. Чего ж неудобного?..»

И впервые поместительная машина приняла в свое коленкоровое лоно арбатовцев. Несколько минут пассажиры молчали, подавленные быстротой передвижения, горячим запахом бензина и свистками ветра. Потом, томимые неясным предчувствием, они тихонько затянули: «Быстры, как волны, дни нашей жизни». Козлевич взял третью скорость. Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле, на лунный тракт.

«Что день, то короче к могиле наш путь», — томно выводили пассажиры. Им стало жалко самих себя, стало обидно, что они никогда не были студентами. Припев они исполнили громкими голосами:

«По рюмочке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом ».

— Стой! — закричал вдруг горбун. — Давай назад! Душа горит.

В городе седоки захватили много белых бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали с водкой, а потом без музыки танцевали польку-кокетку.

Истомленный ночным приключением, Козлевич весь день продремал у руля на своей стоянке. А к вечеру явилась вчерашняя компания, уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось то же самое. Ночные пиры веселой компании, под предводительством горбуна, продолжались две недели кряду. Радости автомобилизации оказали на клиентов Адама Казимировича странное влияние: лица у них опухли и белели в темноте, как подушки. Горбун с куском колбасы, свисавшим изо рта, походил на вурдалака.

Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. Один раз бедовый горбун подвез на извозчике к автомобилю мешок рису. На рассвете рис повезли в деревню, обменяли там на самогон-первач и в этот день в город уже не возвращались. Пили с мужиками на брудершафт, сидя на скирдах. А ночью зажгли костры и плакали особенно жалобно.

В последовавшее затем серенькое утро железнодорожный кооператив «Линеец», в котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи — членами правления и лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. Каково же было горькое удивление ревизоров, когда они не обнаружили в магазине ни муки, ни перца, ни мыла хозяйственного, ни корыт крестьянских, ни текстиля, ни рису. Полки, прилавки, ящики и кадушки — все было оголено. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся к потолку гигантские охотничьи сапоги сорок девятый номер, на желтой картонной подошве, и смутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса «Националь», никелированный дамский бюст которой был усеян разноцветными кнопками. А к Козлевичу на квартиру прислали повестку от народного следователя: шофер вызывался свидетелем по делу кооператива «Линеец».

Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела. Новые пассажиры, подобно первым, являлись под покровом темноты. Они тоже начинали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникала у них, едва только машина делала первые полкилометра. По-видимому, арбатовцы не представляли себе, как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали автотелегу Козлевича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать непотребные крики и вообще прожигать жизнь. Только тут Козлевич понял, почему мужчины, проходившие днем мимо его стоянки, подмигивали друг другу и нехорошо улыбались.

Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свои жизни почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации. И Козлевич против своей воли снова погрузился в пучину Уголовного кодекса, в мир главы третьей, назидательно говорящей о должностных преступлениях.

Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения выступал Адам Казимирович. Его правдивые рассказы сбивали подсудимых с ног, и они, задыхаясь в слезах и соплях, признавались во всем. Он погубил множество учреждений. Последней его жертвой пало филиальное отделение областной киноорганизации, снимавшее в Арбатове исторический фильм «Стенька Разин и княжна». Весь филиал упрятали на шесть лет, а фильм, представлявший узкосудебный интерес, был передан в музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из кооператива «Линеец».

После этого наступил крах. Зеленого автомобиля стали бояться, как чумы. Граждане далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Козлевич водрузил полосатый столб с табличкой: «Биржа автомобилей». В течение нескольких месяцев Адам не заработал ни копейки и жил на сбережения, сделанные им за время ночных поездок.

Тогда он пошел на жертвы. На дверце автомобиля он вывел белую и на его взгляд весьма заманчивую надпись: «Эх, прокачу!» — и снизил цену с пяти рублей в час до трех. Но граждане и тут не переменили тактики. Шофер медленно колесил по городу, подъезжал к учреждениям и кричал в окна:

— Воздух-то какой! Прокатимся, что ли? Должностные лица высовывались на улицу и под грохот ундервудов отвечали:

— Сам катайся. Душегуб!

— Почему же душегуб? — чуть не плача, спрашивал Козлевич.

— Душегуб и есть, — отвечали служащие, — под выездную сессию подведешь.

— А вы бы на свои катались! — запальчиво кричал шофер. — На собственные деньги.

При этих словах должностные лица юмористически переглядывались и запирали окна. Катанье в машине на свои деньги казалось им просто глупым.

Владелец «Эх, прокачу!» рассорился со всем городом. Он уже ни с кем не раскланивался, стал нервным и злым. Завидя какого-нибудь совслужа в длинной кавказской рубашке с баллонными рукавами, он подъезжал к нему сзади и с горьким смехом кричал:

— Мошенники! А вот я вас сейчас под показательный подведу! Под сто девятую статью.

Совслуж вздрагивал, индифферентно оправлял на себе поясок с серебряным набором, каким обычно украшают сбрую ломовых лошадей, и, делая вид, что крики относятся не к нему, ускорял шаг. Но мстительный Козлевич продолжал ехать рядом и дразнить врага монотонным чтением карманного уголовного требника:

— «Присвоение должностным лицом денег, ценностей или иного имущества, находящегося в его ведении в силу его служебного положения, карается…»

Совслуж трусливо убегал, высоко подкидывал зад, сплющенный от долгого сидения на конторском табурете.

— «… лишением свободы, — кричал Козлевич вдогонку, — на срок до трех лет».

Но все это приносило шоферу только моральное удовлетворение. Материальные дела его были нехороши. Сбережения подходили к концу. Надо было принять какое-то решение. Дальше так продолжаться не могло. В таком воспаленном состоянии Адам Казимирович сидел однажды в своей машине, с отвращением глядя на глупый полосатый столбик «Биржа автомобилей». Он смутно понимал, что честная жизнь не удалась, что автомобильный мессия прибыл раньше срока и граждане не поверили в него. Козлевич был так погружен в свои печальные размышления, что даже не заметил двух молодых людей, уже довольно долго любовавшихся его машиной.

— Оригинальная конструкция, — сказал, наконец, один из них, — заря автомобилизма. Видите, Балаганов, что можно сделать из простой швейной машины Зингера? Небольшое приспособление — и получилась прелестная колхозная сноповязалка.

— Отойди, — угрюмо сказал Козлевич.

— То есть как это «отойди»? Зачем же вы поставили на своей молотилке рекламное клеймо «Эх, прокачу!»? Может быть, мы с приятелем желаем совершить деловую поездку? Может быть, мы желаем именно эх — прокатиться?

В первый раз за арбатовский период жизни на лице мученика автомобильного дела появилась улыбка. Он выскочил из машины и проворно завел тяжело застучавший мотор.

— Пожалуйте, — сказал он, — куда везти?

— На этот раз — никуда, — заметил Балаганов, — денег нету. Ничего не поделаешь, товарищ механик, бедность.

— Все равно садись! — закричал Козлевич отчаянно. — Подвезу даром. Пить не будете? Голые танцевать не будете при луне? Эх! Прокачу!

— Ну что ж, воспользуемся гостеприимством, — сказал Остап, усевшись рядом с шофером. — У вас, я вижу, хороший характер. Но почему вы думаете, что мы способны танцевать в голом виде?

— Тут есть такие, — ответил шофер, выводя машину на главную улицу, — государственные преступники.

— Куда теперь ехать? — с тоской закончил Козлевич. — Куда податься?

Остап помедлил, значительно посмотрел на своего рыжего компаньона и сказал:

— Все ваши беды происходят оттого, что вы правдоискатель. Вы просто ягненок, неудавшийся баптист. Печально наблюдать в среде шоферов такие упадочнические настроения. У вас есть автомобиль — и вы не знаете, куда ехать. У нас дела похуже — у нас автомобиля нет. Но мы знаем, куда ехать. Хотите, поедем вместе?

— Куда? — спросил шофер.

— В Черноморск, — сказал Остап. — У нас там небольшое интимное дело. И вам работа найдется. В Черноморске ценят предметы старины и охотно на них катаются. Поедем.

Сперва Адам Казимирович только улыбался, словно вдова, которой ничего уже в жизни не мило. Но Бендер не жалел красок. Он развернул перед смущенным шофером удивительные дали и тут же раскрасил их в голубой и розовый цвета.

— А в Арбатове вам терять нечего, кроме запасных цепей. По дороге голодать не будете. Это я беру на себя. Бензин ваш — идеи наши.

Козлевич остановил машину и, все еще упираясь, хмуро сказал:

— Бензину мало.

— На пятьдесят километров хватит?

— Хватит на восемьдесят.

— В таком случае все в порядке. Я вам уже сообщил, что в идеях и мыслях у меня недостатка нет. Ровно через шестьдесят километров вас прямо на дороге будет поджидать большая железная бочка с авиационным бензином. Вам нравится авиационный бензин?

— Нравится, — застенчиво ответил Козлевич. Жизнь вдруг показалась ему легкой и веселой. Ему захотелось ехать в Черноморск немедленно.

— И эту бочку, — закончил Остап, — вы получите совершенно бесплатно. Скажу более. Вас будут просить, чтобы вы приняли этот бензин.

— Какой бензин? — шепнул Балаганов. — Что вы плетете?

Остап важно посмотрел на оранжевые веснушки, рассеянные по лицу молочного брата, и так же тихо ответил:

— Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте. Вам я оставляю жизнь только потому, что надеюсь вас перевоспитать.

Остап не разъяснил, какая связь существует между чтением газет и большой бочкой с бензином, которая якобы лежит на дороге.

— Объявляю большой скоростной пробег Арбатов — Черноморск открытым, — торжественно сказал Остап. — Командором пробега назначаю себя. Водителем машины зачисляется… как ваша фамилия? Адам Козлевич. Гражданин Балаганов утверждается бортмехаником с возложением на такового обязанностей прислуги за все. Только вот что, Козлевич: надпись «Эх, прокачу!» надо немедленно закрасить. Нам не нужны особые приметы.

Через два часа машина со свежим темно-зеленым пятном на боку медленно вывалилась из гаража и в последний раз покатила по улицам города Арбатова. Надежда светилась в глазах Козлевича. Рядом с ним сидел Балаганов. Он хлопотливо перетирал тряпочкой медные части, ревностно выполняя новые для него обязанности бортмеханика. Командор пробега развалился на рыжем сиденье, с удовлетворением поглядывая на своих новых подчиненных.

— Адам! — закричал он, покрывая скрежет мотора. — Как зовут вашу тележку?

— « Лорен-дитрих » — ответил Козлевич.

— Ну, что это за название? Машина, как военный корабль, должна иметь собственное имя. Ваш « лорен-дитрих » отличается замечательной скоростью и благородной красотой линий. Посему предлагаю присвоить машине название — «Антилопа-Гну». Кто против? Единогласно.

Зеленая «Антилопа», скрипя всеми своими частями, промчалась по внешнему проезду Бульвара Молодых Дарований и вылетела на рыночную площадь.

Там взору экипажа «Антилопы» представилась странная картина. С площади, по направлению к шоссе, согнувшись, бежал человек с белым гусем под мышкой. Левой рукой он придерживал на голове твердую соломенную шляпу. За ним с криком бежала большая толпа. Убегавший часто оглядывался назад, и на его благообразном актерском лице можно было разглядеть выражение ужаса.

— Паниковский бежит! — закричал Балаганов.

— Вторая стадия кражи гуся, — холодно заметил Остап. — Третья стадия начнется после поимки виновного. Она сопровождается чувствительными побоями.

О приближении третьей стадии Паниковский, вероятно, догадывался, потому что бежал во всю прыть. От страха он не выпускал гуся, и это вызывало в преследователях сильное раздражение.

— Сто шестнадцатая статья, — наизусть сказал Козлевич. — Тайное, а равно открытое похищение крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения.

Балаганов захохотал. Его тешила мысль, что нарушитель конвенции получит законное возмездие.

Машина выбралась на шоссе, прорезав галдящую толпу.

— Спасите! — закричал Паниковский, когда «Антилопа» с ним поравнялась.

— Бог подаст, — ответил Балаганов, свешиваясь за борт.

Машина обдала Паниковского клубами малиновой пыли..

— Возьмите меня! — вопил Паниковский из последних сил, держась рядом с машиной. — Я хороший.

— Может, возьмем гада? — спросил Остап.

— Не надо, — жестоко ответил Балаганов, — пусть в другой раз знает, как нарушать конвенции.

Но Остап уже принял решение.

Паниковский немедленно повиновался. Гусь недовольно поднялся с земли, почесался и как ни в чем не бывало пошел обратно в город.

— Влезайте, — предложил Остап, — черт с вами! Но больше не грешите, а то вырву руки с корнем.

Паниковский, перебирая ногами, ухватился за кузов, потом налег на борт животом, перевалился в машину, как купающийся в лодку, и, стуча манжетами, упал на дно.

— Полный ход, — скомандовал Остап. — Заседание продолжается.

Балаганов надавил грушу, и из медного рожка вырвались старомодные, веселые, внезапно обрывающиеся звуки:

Матчиш прелестный танец. Та-ра-та … Матчиш прелестный танец. Та-ра-та …

И «Антилопа-Гну» вырвалась в дикое поле, навстречу бочке с авиационным бензином.

Роман

1 часть

Начата - 2 августа 1929 г.
Окончена - 23 августа 1929 г.

Глава 3. Бензин ваш - идеи наши

За год до того, как Паниковский нарушил конвенцию, проникнув в чужой эксплуатационный участок, в городе Арбатове появился первый автомобиль. Робинзоном автомобильного дела был шофер по фамилии Цесаревич.

К рулевому колесу его привело решение начать новую жизнь. Старая жизнь Адама Цесаревича была греховна. Он беспрестанно нарушал уголовный кодекс РСФСР, а именно статью 162, трактующую вопросы тайного похищения чужого имущества (кража). Статья эта имеет много пунктов, но грешному Адаму был чужд пункт «а» (кража, совершенная без применения каких-либо технических средств). Это было для него слишком примитивно. Пункт «д», карающий лишением свободы на срок до пяти лет, ему также не подходил. Он не любил долго сидеть в тюрьме. И так как с детства его влекло к технике, то он всею душою отдался пункту «в» (тайное похищение чужого имущества, совершенное с применением технических средств или неоднократно, или по предварительному сговору с другими лицами, а равно, хотя и без указанных условий, совершенное на вокзалах, пристанях, пароходах, вагонах и в гостиницах).

Но Цесаревичу не везло. Его ловили и тогда, когда он применял излюбленные им технические средства, и тогда, когда он обходился без них: его ловили на вокзалах, пристанях, пароходах и в гостиницах. В вагонах его тоже ловили. Его ловили даже тогда, когда он в полном отчаянии начинал хватать чужую собственность по предварительному сговору с другими лицами.

Просидев в общей сложности года три, Адам Цесаревич пришел к той мысли, что гораздо удобнее заниматься честным накоплением своей собственности, чем тайным похищением чужой. Эта мысль внесла успокоение в его мятежную душу. Он стал примерным заключенным, писал разоблачительные стихи в тюремной газете «За решеткой» и усердно работал в механической мастерской исправдома. Пенитенциарная система оказала на него благотворное влияние. Цесаревич Адам Казимирович, 46 лет, происходящий из крестьян б.Ченстоховского уезда, холостой, неоднократно судившийся, вышел из тюрьмы честным человеком.

После двух лет работы в одном из московских гаражей, он приобрел в полную собственность авто-рыдван, некогда носивший марку «Лорен-Дитрих», выкрасил его в зеленый цвет и, не желая вступить на гибельный путь конкуренции с государственными таксомоторами, покинул шумную столицу. Арбатов, лишенный автомобильного хозяйства, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.

Адаму Казимировичу представлялось, как плодотворно и благостно он будет работать на ниве частного проката. В будние дни, по утрам он дежурил у вокзала, поджидая московского поезда. Завернувшись в оленью доху и подняв на лоб консервы, он дружелюбно угощает носильщиков папиросами. Где-то сзади сконфуженно жмутся извозчики. Наконец приходит гремучий поезд. Деловые люди спускаются по вокзальным ступенькам и с приятным удивлением останавливаются перед машиной. Они не ждали, что в таком захолустье уже восторжествовала идея автопроката. Трубя в рожок, Цесаревич мчит пассажиров в гостиницу «Адриатика». Работа есть на весь день. Все рады воспользоваться услугами механического транспорта. Цесаревич и его «Лорен-Дитрих» - непременные участники всех городских свадеб, экскурсий и торжеств. Летом работы еще больше. По воскресеньям на машине Цесаревича выезжают за город целые семьи. Раздается счастливый смех детей, ветер треплет шарфы и ленты, женщины весело лепечут, отцы семейств с уважением смот рят на шофера и расспрашивают его о том, как обстоит автомобильное дело в Америке.

Но суровая действительность в короткий срок развалила построенный воображением Адама Казимировича воздушный замок со всеми его башенками, службами и флюгерами.

Сначала подвел железнодорожный график. Курьерские и скорые поезда проходили станцию Арбатов полным ходом, не останавливаясь. Смешанные поезда приходили только два раза в неделю. Население этих поездов, с котомками и запасными лаптями за спиной, не пользовались машиной из экономических соображений. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Цесаревича не нанимали. В Арбатове под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков и вплетать в лошадиные гривы бумажные цветы.

Однако загородных прогулок было множество. Но они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни пестрых шаферов, ни веселых возгласов.

В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин и долго вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:

Всем можно кататься?

Всем, - ответил Цесаревич, удивляясь робости арбатовских граждан. - Пять рублей в час.

Мужчины зашептались. До шофера донеслись страстные вздохи и слова: «Прокатимся, товарищи, после заседания? А удобно ли? По рублю двадцати пяти на человека недорого. Чего ж неудобного?..»

И впервые поместительная машина приняла в свое кожаное лоно арбатовцев. Несколько минут пассажиры молчали, подавленные быстротой передвижения, горячим запахом бензина и свистками ветра. Потом, томимые неясным предчувствием, тихонько затянули: «Быстры, как волны, дни нашей жизни». Цесаревич взял вторую скорость. Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле на лунный тракт. «Что день, то короче к могиле наш путь», - томно выводили пассажиры. Им стало жалко самих себя, стало обидно, что они никогда не были студентами. Припев они исполнили громкими голосами: «По рюмочке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом».

Стой! - закричал вдруг горбун. - Поедем обратно. В чем дело? Надо выпить.

В городе захватили много белых кегельных бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали, а потом без музыки танцевали польку-кокетку.

Истомленный ночным бдением, Цесаревич весь день продремал у руля на своей стоянке. А к вечеру явилась вчерашняя компания уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось то же самое. Ночные пиры веселой компании под предводительством горбуна продолжались две недели кряду. Радости автомобилизации оказали на клиентов Адама Казимировича странное влияние: лица у них опухли и белели в темноте, как подушки. Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. Один раз горбун подвез на извозчике к автомобилю мешок рису. На рассвете рис повезли в деревню, обменяли там на самогон-первач и в этот день в город уже не возвращались. Пили с мужиками на брудершафт, сидя на скирдах. А ночью зажгли костры и плакали особенно сильно.

В последовавшее затем серенькое утро железнодорожный кооператив «Линеец», в котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи членами правления и лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. Каково же было горькое удивление ревизоров, когда они не обнаружили в магазине ни муки, ни перца, ни мыла хозяйственного, ни корыт крестьянских, ни текстиля, ни риса. Полки, прилавки, ящики и кадушки - все было оголено. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся гигантские охотничьи сапоги, сорок девятый номер, на желтой картонной подошве, и мутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса «Националь» с никелированным дамским бюстом, усеянным разноцветными кнопками. А к Цесаревичу на квартиру прислали повестку от народного следователя. Шофер вызывался свидетелем по делу кооператива «Линеец».

Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела.

Новые пассажиры, подобно первым, явились под покровом темноты. Они тоже начали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникла у них, едва только машина сделала первые полкилометра. Как видно, арбатовцы не представляли себе, как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали авто-телегу Цесаревича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать непотребные крики и вообще прожигать жизнь.

Только тут Цесаревич понял, почему мужчины, проходившие днем мимо его машины, подмигивали друг другу и нехорошо улыбались.

Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фонарями мимо окрестных рощ, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свою жизнь почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации. И Цесаревич против своей воли снова погрузился в пучины уголовного кодекса, в мир главы третьей, говорящей о должностных преступлениях.

Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения выступал Адам Казимирович. Его правдивые рассказы сбивали подсудимых с ног, и они жалобно признавались во всем. Он погубил множество учреждений. Последней его жертвой пало филиальное отделение областной киноорганизации, снимавшее в Арбатове исторический фильм «Стенька Разин и княжна». Весь филиал упрятали на шесть лет, а фильм, представлявший узко-судебный интерес, был передан в музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из кооператива «Линеец».

После этого наступил крах. Зеленого автомобиля боялись, как чумы. Граждане далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Цесаревич водрузил полосатый столб с табличкой «Биржа автомобилей». В течение нескольких месяцев Цесаревич не заработал ни копейки и жил на сбережения, сделанные им во время ночных поездок.

Тогда он пошел на жертвы. На дверце автомобиля он вывел белую и на его взгляд весьма заманчивую надпись «Эх, прокачу!» и снизил цену с пяти рублей в час до трех. Но граждане и тут не переменили тактики. Шофер медленно колесил по городу, подъезжал к учреждениям и кричал в окна:

Воздух-то какой! Прокатаемся, что ли? Должностные лица выглядывали из окон и под грохот ундервудов отвечали:

Сам катайся! Душегуб!

Почему же душегуб? - чуть не плача спрашивал Цесаревич.

Душегуб и есть, - отвечали служащие, - под выездную сессию подведешь!

А вы бы на свои катались! - запальчиво кричал шофер. - На собственные деньги!

При этих словах должностные лица юмористически переглядывались и запирали окна. Катанье в машине за свои деньги казалось им просто глупым.

Владелец «Эх, прокачу!» рассорился со всем городом. Он уже ни с кем не раскланивался, стал нервным и злым. Завидя какого-нибудь совслужа в длинной кавказской рубашке с баллонными рукавами, он подъезжал к нему сзади и с сатанинским смехом кричал:

Мошенники! А вот я вас сейчас под показательный подведу! Под сто девятую статью!

Совслуж вздрагивал, индифферентно оправлял на себе поясок с серебряным набором, которым обычно украшали сбрую ломовых лошадей, и, делая вид, что крики относятся не к нему, ускорял шаг. Но мстительный Цесаревич продолжал ехать рядом и дразнил чиновника монотонным чтением карманного уголовного требника:

Присвоение должностным лицом денег, ценностей или иного имущества, находящегося в его ведении в силу его служебного положения, карается...

Совслуж трусливо убегал.

Лишением свободы, - кричал Цесаревич вдогонку, - на срок до трех лет! Но все это если и приносило удовлетворение шоферу, то только моральное.

Материальные дела его были отвратительны. Сбережения подходили к концу. Надо было принять какое-то решение. Дальше так продолжаться не могло.

В таком жалком состоянии застали шофера молочные братья Остап и Балаганов. Они проходили через площадь и, заинтересовавшись забавной машиной, остановились, чтобы получше ее рассмотреть.

Оригинальная конструкция, - сказал Остап, - заря автомобилизма. Видите, Балаганов, что можно сделать из простой швейной машины Зингера? Небольшое приспособление - и получилась сноповязалка системы «Мак-Кармик».

Отойди! - угрюмо сказал Цесаревич.

То есть как это «отойди»! Зачем же вы поставили на своей молотилке рекламное клеймо «Эх, прокачу»? Может быть, мы с приятелем желаем совершить деловую поездку? Может быть, мы желаем эх-прокатиться?

И первый раз за арбатовский период жизни на лице Адама Казимировича появилась улыбка. Он выскочил из машины и проворно завел тяжело застучавший мотор.

Пожалуйте, - сказал он, - куда везти?

На этот раз - никуда, - заметил Балаганов, - денег нету! Ничего не поделаешь, папаша, бедность.

Все равно, садись! - закричал Цесаревич отчаянно. - Повезу даром! Пить не будете? Голые танцевать не будете при луне? Эх! Прокачу!

Ну что ж, воспользуемся гостеприимством, - сказал Остап, влезая в машину. - Кстати, о гостеприимстве. Из чего вы заключили, что мы способны танцевать в голом виде?

Тут все такие, - ответил шофер, выводя машину на главную улицу, - государственные преступники!

Да, - сказал Остап, - трудно теперь честному человеку. Можете считать, что ваша жизнь в Арбатове кончилась.

Куда ехать? - с тоской спросил Цесаревич. - Куда податься? Остап подумал, переглянулся с Балагановым и ответил:

Мир стонет под игом социального неравенства. Наше положение резко отличается от вашего. Вы не знаете, куда ехать, но имеете средства передвижения. У нас этих средств нет, но мы знаем, куда ехать. Хотите, поедем вместе?

Куда? - спросил шофер.

В Одессу, - сказал Остап. - У нас там небольшое интимное дело. А вам работа найдется. В Одессе ценят предметы старины и охотно на них катаются. Поедем?

Стоит ли? - колебался Адам Казимирович.

В Арбатове вам нечего терять, кроме запасных цепей, - убеждал Бендер. - По дороге голодать не будете. Бензин ваш - идеи наши!

Цесаревич остановил машину и, обернувшись назад, озлобленно воскликнул:

Вот бензину-то мало!

На пятьдесят километров хватит?

Хватит на восемьдесят.

В таком случае все в порядке. Как я вам уже говорил, в идеях и мыслях у нас недостатка нет. Ровно через шестьдесят километров вас будет прямо на дороге поджидать большая железная бочка с авиационным бензином. Вам нравится авиационный бензин?

Нравится, - застенчиво ответил Цесаревич.

И эту бочку - сказал Остап, - вы получите совершенно бесплатно. Скажу более. Вас будут просить, чтобы вы приняли этот бензин.

Какой бензин? - шепнул Балаганов. - Что вы плетете? Остап важно посмотрел на оранжевые веснушки, рассеянные по лицу молочного брата, и так же тихо ответил:

Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте. Они никому не нужны. Вам я оставляю жизнь только потому, что надеюсь вас перевоспитать.

Остап не разъяснил, какая связь существует между чтением газет и большой бочкой с бензином, которая, якобы, стоит в поле. На это не хватило времени. Адам Казимирович, почуявший, что с молодыми людьми он не пропадет, захотел ехать немедленно. Он осведомился о фамилиях своих компаньонов и представился сам.

Объявляю большой скоростной пробег Арбатов-Одесса открытым! - торжественно сказал Остап. - Командиром пробега назначаю себя. Водителем машины зачисляется Адам Цесаревич. Гражданин Балаганов утверждается бортмехаником с возложением на такового обязанностей прислуги за все. Только вот что, Казимирович, надпись «Эх, прокачу!» надо немедленно изменить.

Закрасим! - услужливо сказал Цесаревич. - Это можно. Сейчас поедем ко мне в гараж и закрасим. Я еще багаж возьму, и можно будет двинуться.

Через два часа зеленая машина со свежим пятном на боку медленно вывалилась из гаража и в последний раз покатила по улицам города Арбатова. Надежда светилась в глазах Цесаревича. Рядом с ним сидел Балаганов. Он хлопотливо перетирал тряпочкой медные части, ревностно выполняя новые для него обязанности борт-механика. Командир пробега развалился на рыжем сидении, с удовлетворением поглядывая на своих новых подчиненных.

Адам! - закричал он, покрывая скрежет мотора. - Как зовут вашу машинку?

- «Лорен-Дитрих», - ответил Цесаревич.

Ну, что это за название? Машина, как военный корабль, должна иметь собственное имя. Надо подыскать хорошее название, характеризующее главные ее особенности. Ваш «Лорен-Дитрих» отличается замечательной скоростью и благородной красотой линий. Посему предлагаю присвоить машине название - Антилопа. Антилопа-Гну. Возражения есть?

Но возражений не было.

Зеленая Антилопа, скрипя всеми своими частями, помчалась по внешнему проезду Бульвара Молодых Дарований и вылетела на рыночную площадь. Там взору экипажа Антилопы представилась жанровая картина. С площади, по направлению к шоссе, согнувшись, бежал человек с белым гусем по мышкой. Левой рукой он придерживал на голове твердую соломенную шляпу. За ним с криками бежала большая толпа. Убежавший часто оглядывался назад, и тогда на его благообразном актерском лице можно было разглядеть выражение ужаса.

Паниковский бежит! - закричал Балаганов.

Вторая стадия кражи гуся, - холодно заметил Остап. - Третья стадия начнется после поимки виновного. Эта стадия сопровождается чувствительными побоями.

О приближении третьей стадии Паниковский, вероятно, догадывался, потому что бежал во всю прыть. От страха он не выпускал гуся, и это вызывало в преследовавших сильное раздражение.

166 статья, - монотонно сказал Цесаревич. - Тайное, а равно открытое похищение крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения.

Балаганов захохотал. Его тешила мысль, что нарушитель конвенции получит законное возмездие.

Машина выбралась на шоссе, прорезав толпу.

Спасите! - закричал Паниковский, когда Антилопа с ним поравнялась.

Бог подаст! - ответил Балаганов, свешиваясь за борт. Машина обдала Паниковского клубами малиновой пыли.

Возьмите меня! - вопил Паниковский, держась рядом с машиной из последних сил.

Может, возьмем гада? - спросил Остап.

Не надо, - жестоко ответил Балаганов, - пусть в другой раз знает, как нарушать конвенции!

Но Остап уже принял решение.

Паниковский немедленно повиновался. Гусь недовольно поднялся с земли, почесался и, как ни в чем не бывало, пошел обратно в город.

Влезайте, - предложил Остап, - черт с вами! Но больше не грешите, а то вырву руки с корнем.

Паниковский, перебирая ногами, ухватился за кузов, потом налег на борт животом, перевалился в машину, как купающийся в лодку, и, стуча манжетами, упал на дно.

Полный ход! - скомандовал Остап. - Трубите в сирену!

Балаганов нажал на резиновую грушу, и из медного рожка вырвались старомодные веселые, внезапно обрывающиеся звуки:

Матчиш прелестный танец. Та-ра-та...

Матчиш прелестный танец. Та-ра-та... И Антилопа-Гну вырвалась в синее поле навстречу бочке с авиационным бензином.

Бензин ваш - идеи наши

За год до того как Паниковский нарушил конвенцию, проникнув в чужой эксплуатационный участок, в городе Арбатове появился первый автомобиль. Основоположником автомобильного дела был шофер по фамилии Козлевич.

К рулевому колесу его привело решение начать новую жизнь. Старая жизнь Адама Козлевича была греховна. Он беспрестанно нарушал Уголовный кодекс РСФСР, а именно статью 162-ю, трактующую вопросы тайного похищения чужого имущества (кража).

Статья эта имеет много пунктов, но грешному Адаму был чужд пункт «а» (кража, совершенная без применения каких-либо технических средств). Это было для него слишком примитивно. Пункт «д», карающий лишением свободы на срок до пяти лет, ему тоже не подходил. Он не любил долго сидеть в тюрьме. И так как с детства его влекло к технике, то он всею душою отдался пункту «в» (тайное похищение чужого имущества, совершенное с применением технических средств или неоднократно, или по предварительному сговору с другими лицами, на вокзалах, пристанях, пароходах, вагонах и в гостиницах).

Но Козлевичу не везло. Его ловили и тогда, когда он применял излюбленные им технические средства, и тогда, когда он обходился без них. Его ловили на вокзалах, пристанях, на пароходах и в гостиницах. В вагонах его тоже ловили. Его ловили даже тогда, когда он в полном отчаянии начинал хватать чужую собственность по предварительному сговору с другими лицами.

Просидев в общей сложности года три, Адам Козлевич пришел к той мысли, что гораздо удобнее заниматься открытым накоплением своей собственности, чем тайным похищением чужой. Эта мысль внесла успокоение в его мятежную душу. Он стал примерным заключенным, писал разоблачительные стихи в тюремной газете «Солнце всходит и заходит» и усердно работал в механической мастерской исправдома. Пенитенциарная система оказала на него благотворное влияние. Козлевич, Адам Казимирович, сорока шести лет, происходящий из крестьян б. Ченстоховского уезда, холостой, неоднократно судившийся, вышел из тюрьмы честным человеком.

После двух лет работы в одном из московских гаражей он купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке можно было объяснить только ликвидацией автомобильного музея. Редкий экспонат был продан Козлевичу за сто девяносто рублей. Автомобиль почему-то продавался вместе с искусственной пальмой в зеленой кадке. Пришлось купить и пальму. Пальма была еще туда-сюда, но с машиной пришлось долго возиться: выискивать на базарах недостающие части, латать сиденья, заново ставить электрохозяйство. Ремонт был увенчан окраской машины в ящеричный зеленый цвет. Порода машины была неизвестна, но Адам Казимирович утверждал, что это «лорен-дитрих». В виде доказательства он приколотил к радиатору автомобиля медную бляшку с лорен-дитриховской фабричной маркой. Оставалось приступить к частному прокату, о котором Козлевич давно мечтал.

В тот день, когда Адам Казимирович собрался впервые вывезти свое детище в свет, на автомобильную биржу, произошло печальное для всех частных шоферов событие. В Москву прибыли сто двадцать маленьких черных, похожих на браунинги таксомоторов «рено». Козлевич даже и не пытался с ними конкурировать. Пальму он сдал на хранение в извозчичью чайную «Версаль» и выехал на работу в провинцию.

Арбатов, лишенный автомобильного транспорта, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.

Адаму Казимировичу представилось, как трудолюбиво, весело и, главное, честно он будет работать на ниве автопроката. Представлялось ему, как ранним арктическим утром дежурит он у вокзала в ожидании московского поезда. Завернувшись в рыжую коровью доху и подняв на лоб авиаторские консервы, он дружелюбно угощает носильщиков папиросами. Где-то сзади жмутся обмерзшие извозчики. Они плачут от холода и трясут толстыми синими юбками. Но вот слышится тревожный звон станционного колокола. Это-повестка. Пришел поезд. Пассажиры выходят на вокзальную площадь и с довольными гримасами останавливаются перед машиной. Они не ждали, что в арбатовское захолустье уже проникла идея автопроката. Трубя в рожок, Козлевич мчит пассажиров в Дом крестьянина.

Работа есть на весь день, все рады воспользоваться услугами механического экипажа. Козлевич и его верный «лорен-дитрих» - непременные участники всех городских свадеб, экскурсий и торжеств. Но больше всего работы-летом. По воскресеньям на машине Козлевича выезжают за город целые семьи. Раздается бессмысленный смех детей, ветер дергает шарфы и ленты, женщины весело лопочут, отцы семействе уважением смотрят на кожаную спину шофера и расспрашивают его о том, как обстоит автомобильное дело в Североамериканских соединенных штатах (верно ли, в частности, то, что Форд ежедневно покупает себе новый автомобиль?).

Так рисовалась Козлевичу его новая чудная жизнь в Арбатове. Но действительность в кратчайший срок развалила построенный воображением Адама Казимировича воздушный замок со всеми его башенками, подъемными мостами, флюгерами и штандартом.

Сначала подвел железнодорожный график. Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и сбрасывая спешную почту. Смешанные поезда приходили только дважды в неделю. Они привозили народ все больше мелкий: ходоков и башмачников с котомками, колодками и прошениями. Как правило, смешанные пассажиры машиной не пользовались. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Козлевича не приглашали. В Арбатове под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков, которые в таких случаях вплетали в лошадиные гривы бумажные розы и хризантемы, что очень нравилось посаженым отцам.

Однако загородных прогулок было множество. По они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни трепещущих шарфов, ни веселого лепета.

В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин. Долго и молчаливо они вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:

Всем можно кататься?

Всем, - ответил Козлевич, удивляясь робости арбатовских граждан. - Пять рублей в час.

Мужчины зашептались. До шофера донеслись странные вздохи и слова: «Прокатимся, товарищи, после заседания? А удобно ли? По рублю двадцати пяти на человека не дорого. Чего ж неудобного?..»

И впервые поместительная машина приняла в свое коленкоровое лоно арбатовцев. Несколько минут пассажиры молчали, подавленные быстротой передвижения, горячим запахом бензина и свистками ветра. Потом, томимые неясным предчувствием, они тихонько затянули: «Быстры, как волны, дни нашей жизни». Козлевич взял третью скорость. Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле, на лунный тракт.

«Что день, то короче к могиле наш путь», - томно выводили пассажиры. Им стало жалко самих себя, стало обидно, что они никогда не были студентами. Припев они исполнили громкими голосами:

«По рюмочке, по маленькой,

тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом».

Стой! - закричал вдруг горбун. - Давай назад! Душа горит.

В городе седоки захватили много белых бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали с водкой, а потом без музыки танцевали польку-кокетку.

Истомленный ночным приключением, Козлевич весь день продремал у руля на своей стоянке. А к вечеру явилась вчерашняя компания, уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось то же самое. Ночные пиры веселой компании, под предводительством горбуна, продолжались две недели кряду. Радости автомобилизации оказали на клиентов Адама Казимировича странное влияние: лица у них опухли и белели в темноте, как подушки. Горбун с куском колбасы, свисавшим изо рта, походил на вурдалака.

Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. Один раз бедовый горбун подвез на извозчике к автомобилю мешок рису. На рассвете рис повезли в деревню, обменяли там на самогон-первач и в этот день в город уже не возвращались. Пили с мужиками на брудершафт, сидя на скирдах. А ночью зажгли костры и плакали особенно жалобно.

В последовавшее затем серенькое утро железнодорожный кооператив «Линеец», в котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи - членами правления и лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. Каково же было горькое удивление ревизоров, когда они не обнаружили в магазине ни муки, ни перца, ни мыла хозяйственного, ни корыт крестьянских, ни текстиля, ни рису. Полки, прилавки, ящики и кадушки - все было оголено. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся к потолку гигантские охотничьи сапоги сорок девятый номер, на желтой картонной подошве, и смутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса «Националь», никелированный дамский бюст которой был усеян разноцветными кнопками. А к Козлевичу на квартиру прислали повестку от народного следователя: шофер вызывался свидетелем по делу кооператива «Линеец».

Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела. Новые пассажиры, подобно первым, являлись под покровом темноты. Они тоже начинали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникала у них, едва только машина делала первые полкилометра. По-видимому, арбатовцы не представляли себе, как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали автотелегу Козлевича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать непотребные крики и вообще прожигать жизнь. Только тут Козлевич понял, почему мужчины, проходившие днем мимо его стоянки, подмигивали друг другу и нехорошо улыбались.

Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свои жизни почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации. И Козлевич против своей воли снова погрузился в пучину Уголовного кодекса, в мир главы третьей, назидательно говорящей о должностных преступлениях.

Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения выступал Адам Казимирович. Его правдивые рассказы сбивали подсудимых с ног, и они, задыхаясь в слезах и соплях, признавались во всем. Он погубил множество учреждений. Последней его жертвой пало филиальное отделение областной киноорганизации, снимавшее в Арбатове исторический фильм «Стенька Разин и княжна». Весь филиал упрятали на шесть лет, а фильм, представлявший узкосудебный интерес, был передан в музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из кооператива «Линеец».

После этого наступил крах. Зеленого автомобиля стали бояться, как чумы. Граждане далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Козлевич водрузил полосатый столб с табличкой: «Биржа автомобилей». В течение нескольких месяцев Адам не заработал ни копейки и жил на сбережения, сделанные им за время ночных поездок.

Тогда он пошел на жертвы. На дверце автомобиля он вывел белую и на его взгляд весьма заманчивую надпись: «Эх, прокачу!» - и снизил цену с пяти рублей в час до трех. Но граждане и тут не переменили тактики. Шофер медленно колесил по городу, подъезжал к учреждениям и кричал в окна:

Воздух-то какой! Прокатимся, что ли?

Должностные лица высовывались на улицу и под грохот ундервудов отвечали:

Сам катайся. Душегуб!

Почему же душегуб? - чуть не плача, спрашивал Козлевич.

Душегуб и есть, - отвечали служащие, - под выездную сессию подведешь.

А вы бы на свои катались! - запальчиво кричал шофер. - На собственные деньги.

При этих словах должностные лица юмористически переглядывались и запирали окна. Катанье в машине на свои деньги казалось им просто глупым.

Владелец «Эх, прокачу!» рассорился со всем городом. Он уже ни с кем не раскланивался, стал нервным и злым. Завидя какого-нибудь совслужа в длинной кавказской рубашке с баллонными рукавами, он подъезжал к нему сзади и с горьким смехом кричал:

Мошенники! А вот я вас сейчас под показательный подведу! Под сто девятую статью.

Совслуж вздрагивал, индифферентно оправлял на себе поясок с серебряным набором, каким обычно украшают сбрую ломовых лошадей, и, делая вид, что крики относятся не к нему, ускорял шаг. Но мстительный Козлевич продолжал ехать рядом и дразнить врага монотонным чтением карманного уголовного требника:

- «Присвоение должностным лицом денег, ценностей или иного имущества, находящегося в его ведении в силу его служебного положения, карается…»

Инвестор на семинаре в НИИ: «Правильно ли я Вас понял, я Вам должен заплатить за то, что бы Вы написали бизнес-план бизнеса, где Вы будете директором и акционером?»
Один из слушателей (зав.лаб): «Ну, конечно! Вы собираетесь со мной миллиарды заработать!!! Я что, эту возможность Вам бесплатно предоставлю?»
(Это нисколько не смешно и автор нижеследующего текста-предложения согласен с завлабом.)

Как только удастся ознакомится с реализованным проектом, где финансовые и временные показатели совпадают с излагавшимися на старте с точностью до порядка и до года соответственно, так тут же и появится бизнес-план для каждой идеи. А раньше – извините, но наполнять, чью-то проектную базу только потому, что эта база существует, это не ко мне. Сверхопытные венчурные гуру/бизнес-тренеры и прочие легенды рискованных инвестиций, непременно требующие формализации оснований для послушать как звенит их золото и для посмотреть как оно же блестит – идут лесом, то есть туда же, куда идут и посредники с вопросами типа: «А когда Вы рассчитываете достичь точки безубыточности? А какие риски? А дью дилижанс? А IPO? И вечный хит: «А если это так хорошо – почему никто до сих пор не сделал?» Понятно, что у всех обидевшихся, есть право отправить меня прогуливаться в том же напрвлении, но не стоит этого делать – все, скромно и по делу промолчавшие, покажут, что ой как выше этого невежы. И быть может, в этой тишине, на страх всем фондам и на зависть всяческим ассоциациям, появится частный инвестор, который мировозреет и целеполагает где-то недалеко от меня.
Итак, имеется в наличии около сотни изобретательских, паиентоспособных идей. Большей частью FMCG и, как говорят в 3М почти всё из «вечной» экономики. Чего нет, так это «закрывающих» технологий, напротив – до 90% из списка, это «улучшайзеры», придающие известным товарам способность удовлетворять большее кол-во потребностей, с большей эффективностью.
Вот несколько наугад:

  1. Способ визуализации изменения показаний приборов со стрелочной индикацией (например часов) и устройство для его осуществления.
    Результатом применения предлагаемого способа и устройства явится улучшение потребительских качеств часов (со стрелочным механизмом, как кварцевых, так и механических; настенных, наручных и т.д.). Предлагаемое возможно выполнить, несколько изменив часть внешней конструкции часов.
    Для массового производства не потребуется радикальных изменений существующих техпроцессов. Необходимо будет лишь на конечном этапе сборки часов (непосредственно перед установкой механизма в корпус) интегрировать устройство, состоящее из трех, как максимум из семи деталей, которое не изменит внешний вид часов в статике. При этом увеличение себестоимости часов не превысит 1%. Эффективность визуализации течения времени, при применении предлагаемого способа, сравнима и превосходит получаемую в песочных/водяных часах.
  2. Способ увеличения реалистичности телетрансляций спортивных игр (футбол, бейсбол, баскетбол и т.д.).
    Способ не требует никаких изменений (дополнений) принимающих устройств. Осуществим и эффективен только в спорте. Позволяет зрителю лучше ориентироваться в происходящем на экране. Технологические изменения (дополнения) минимальны, просты и финансово нечувствительны.
  3. Способ снижения вредоносного воздействия табачного дыма (сигарет) на организм курильщика и устройство для его осуществления.
    Результатом явится улучшение вкуса табачного дыма и уменьшение активности вредных веществ. Не потребует изменений техпроцессов. Массогабаритные характеристики сигарет не изменяются.
  4. Способ очистки лобового стекла автомобиля и устройство для его осуществления.
    Предлагаемое устройство представляет собой модификацию традиционных автомобильных «дворников», что позволяет производить их (частично меняя оснастку) на существующих мощностях без изменения технологических процессов.
    При работе предлагаемой модификации «дворников» отсутствуют оптические искажения создаваемые омывающей жидкостью и продуктами очистки и ускоряется процесс эффективной очистки лобового стекла автомобиля. Достигаемые результаты приводят к снижению риска несвоевременной реакции водителя на изменения дорожной обстановки и как следствие к снижению аварийности..
  5. Устройство для удаления волосяного покрова с частей тела – бритвенный станок.
    Предлагаемое устройство основано на принципах использующихся в существующих бритвенных системах. Предлагаемые изменения касаются конфигурации элементов системы. Внесенные изменения позволят увеличить срок эффективного использования системы, радикально улучшить комфорт при бритье. Предлагаемые изменения откроют новые маркетинговые возможности.

Раскроем № 1(для намеревающихся основать собственный часовой luxurybrand минус гандикап) поподробнее;
«Способ визуализации изменения показаний приборов со стрелочной индикацией (например, хода времени в часах) и устройство для его осуществления.
Способ, будучи осуществленным, придает новые свойства измерительным приборам со стрелочной индикацией, позволяя более явно и отчетливо (за меньший промежуток времени, в условиях недостаточной видимости) установить изменение показаний этих приборов.
Предлагаемый способ визуализации сравним с визуализацией хода времени получаемой в песочных/водяных часах, и применим в любых стрелочных часах (наручных, настенных, механических, кварцевых). Степень увеличения эстетичности изменения показаний часов со стрелочной индикацией, при применении предлагаемого способа, превосходит полученную при переходе с дискретного хода на непрерывный. Достигаемый эффект позволяет установить изменение показаний часов в большем числе случаев.
Экстерьер часов не меняется, качества элементов не изменяются, изменяются свойства части элементов экстерьера, каковые изменения проявляются при работе часов. Для осуществления настоящего способа достаточно изменить часть элементов экстерьера часов, при этом не меняя технологий изготовления и сборки часов. Себестоимость вносимых изменений, ни в каком случае не может составить значимую величину. Вносимые изменения являются механическими и в какой-то части конструкционными, тем самым, создавая новое устройство, каковое может быть разнообразным и открывающим перспективы для творчества в создании различных его типов и разновидностей.
Способ, будучи примененным, открывает новые маркетинговые возможности, поскольку часы и иные приборы со стрелочной индикацией оснащенные в соответствии с предлагаемым способом, не изменяются по сути, а лишь обретают новые свойства позволяющие более эффективно устанавливать изменение показаний. Действенность предлагаемого способа подтверждена стендовыми испытаниями лабораторного образца.»
Ну, и ответ про деньги: для достаточной патентной защиты и для необходимых мероприятий по продвижению и последующей продажи лицензий потребно $600 000. Годовой мировой выпуск часов 1 200 000 000 – 1 500 000 000. Считать можно по разному.
Вот где-то так. Так же и со всей остальной сотней. Хоть сколько-нибудь более полное описание приведет к раскрытию сути. Впрочем, и так всё понятно, разве нет? Тогда, с депонированием меня.
Ну, в качестве примера описание без раскрытия и полное описание;
«Способ ускорения расчетно-кассового обслуживания при операциях с наличными и устройство для его осуществления. Предлагаемый способ, при помощи особого устройства, позволяет ускорить полное обслуживание клиента, при разных условиях на 5–15 секунд, что, при наличии очереди существенно уменьшает время нахождения в ней. Принципиально, способ применим не только при операциях с наличными, но и при других видах обслуживания. Способ основан на психофизических особенностях человека и его применение является, очевидно-естественным действием, без какого либо инструктажа или обучения. Устройство для осуществления способа мало отличается от существующих кассовых лотков, как по массогабаритным характеристикам, так и по сложности изготовления. Способ и устройство будут особенно востребованы при обслуживании потоковых масс клиентов, вследствие существенного сокращения времени, затрачиваемого на обслуживание каждого клиента. Пояснение: сокращается не время регламентно затрачиваемое оператором на обслуживание одного клиента, а время клиентских нерегламентируемых действий.»

Вот раскрытие: Стандартный кассовый лоток в плане условно «I»-образен, где в нижней части кассир, верхняя для клиентов. В случае если лоток «Y»-образен, а расстояние между осями верхних ответвлениями порядка 50см. и очередь движется справа налево, то при подаче клиентом денег в правое ответвление, и выдаче кассиром сдачи и чека в левое ответвление, клиент вынужденно делает шаг в сторону, для того что бы забрать чек и сдачу, освобождая тем самым место следующему за ним в очереди. Теперь раскладывать все полученное по карманам он может, никого не задерживая.

В Новосибирске мне удалось добиться оборудования такими устройствами блока летних касс по обслуживанию пригородных электричек на станции «Речной вокзал», самой загруженной станции в летний период. Все отлично работает с 2002 года. Проект социальный – патентная заявка не подавалась. Используйте.

Предлагается собственно следующее:
Паритетное партнерство с частным инвестором (пулом инвесторов) для патентования имеющихся изобретательских идей, в РФ и за рубежом с последующей продажей лицензий.
Гарантии? – Да откуда же… Вероятность успеха? Как в ответе про динозавра! Не знаете? – «Какова вероятность, выйдя сейчас на улицу – встретить живого динозавра? 50/50, или встретишь или не встретишь.»
Надеюсь получить внятные вопросы-предложения… ладно, пусть будут неадекватные комментарии хотя бы.

P.S.
«Реальный Инвестор: Наконец-то вы предложили хороший проект - и продукт понятный и рынок известный. Вот когда второй завод начнете строить, позовите и меня. Я люблю рискованные проекты!»

P.P.S.
«Разработчик с полным seed-ом: Вы сначала скажите точно - денег дадите или нет, а то мы про проект рассказывать не будем.»



Просмотров