Акт визуального осмотра здания образец. Образец акта обследования здания, объекта

Прочитав роман Ж. Верна “Дети капитана Гранта”, я был покорен мужеством, отвагой, доблестью, целеустремленностью и благородством главных героев. И мне совершенно несложно было сделать выбор и назвать имя любимого героя. Конечно, Роберт Грант – вот кто может служить примером для любого мальчишки. Этот парень почти мой ровесник. И мне будет проще сравнить себя с ним. Найти общие черты характера и сделать вывод, почему же все-таки он так привлек к себе мое внимание.

При первом знакомстве с ним в романе, он производит впечатление воспитанного и решительного мальчика. После того, как его сестра Мери рассказала леди Гленарван историю о том, как они остались одни и какие трудности им пришлось пережить, проникаешься еще и огромным уважением к этим героям. Слушая рассказ сестры, Роберт впервые отдавал себе отчет в том, сколько она для него сделала, сколько выстрадала, и наконец, не в силах больше сдерживаться, он бросился к сестре и крепко обнял ее. ” – Мамочка, дорогая моя мамочка! – воскликнул он, глубоко растроганный”.

Его поведение дало понять мне, какой он добрый и ранимый. И какой большой любовью к сестре наполнено его сердце. Роберт был сыном отважного шотландца и моряка. И он был достойным сыном. Интересные приключения и странствия, в которых участвовал Роберт, закаляли его характер.

Он знал, что пройдя через все трудности и испытания, он со своими друзьями обязательно достигнет цели – непременно найдут отца Роберта – капитана Гранта. Он хорошо усвоил, что смелость содействует в реализации их цели. Товарищ всегда спасет товарища. Воры получат по заслуге.

Справедливость победит, а мечта осуществится. Пройдя океаны и материки, ему вместе с другими героями романа, участвовавшими в поисках его отца, удалось пережить массу приключений и одолеть все трудности, веря в успех своего дела. О безграничной смелости этого мальчика свидетельствуют множество эпизодов в романе, например, во время землетрясения в Чили. Он пропадает, и несколько дней ребенка нигде не могут найти. Когда друзья, утратив всякую надежду его отыскать, уже собираются двинуться в путь, вдруг видят кондора, который в своих мощных лапах несет Роберта, взмывая в поднебесье.

В пампасах путникам грозит гибель от жажды. Роберт вместе с Талькавом, Гленарваном отправляются на поиски воды и опережают остальных. У реки ночью на них нападает стая красных волков. Им грозит неминуемая гибель. Тогда, Роберт, вскакивает на быстроногую Тауку, лошадь Талькава, и, рискуя быть растерзанным волками, увлекает стаю от Гленарвана и Талькава.

Ему удается избежать гибели. Он присоединяется к группе Паганеля, и утром вновь встречается со спасенными Гленарваном и Талькавом. Как вам? Вот и я был поражен его смелостью и отвагой! Такие приключения добавляют в нем мужества. А мне стремления становится смелее, сильнее, бесстрашнее, выносливее.

Он имеет все эти качества, потому и смог это сделать! И не удивительно, что Роберт, как и его отец, становится бравым моряком. Он получил много жизненных уроков. Люди, окружавшие его на всем путешествии, передали ему свой опыт и знания, которые наверняка ему пригодятся в жизни. А мне и таким как я мальчишкам остается только завидовать и учится на его примере!

(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)

Сочинения по темам:

1. 26 июня 1864 г. экипаж яхты «Дункан», принадлежащей лорду Эдуарду Гленарвану, виднейшему члену Королевского яхт-клуба Темзы и богатому шотландскому землевладельцу,...
2. Однажды в городе Энске, на берегу реки, был найден мертвый почтальон и сумка с письмами. Тетя Даша каждый день читала...

Утром, когда ещё не свистело так по-сумасшедшему, а дул нормальный ветер в три балла, "Капитан Грант" шёл курсом крутой бакштаг вдоль южного берега. Здорово шёл. Были поставлены все паруса, даже летучий кливер. Бурлила за кормой струя, трепетал под гафелем оранжевый флаг, а Митька-Маус сидел на носу и пел страшным голосом пиратскую песню: "Дрожите, лиссабонские купцы…"

Июльское солнце было ясное, вода синяя, почти как на море, а леса стояли спокойные и не чуяли беды.

Хорошо начинался первый долгий поход "Капитана Гранта". И только одно было плохо: несколько дней назад поссорились неразлучные Юрки. Что у них случилось, никто не знал. Ссорились они сдержанно: говорили друг другу "спасибо" и "пожалуйста", если делали что-то вместе, но друг на друга не смотрели. И если не было общего дела, тут же расходились.

Когда люди ругаются, обвиняют друг друга, можно во всём разобраться и помирить их. А если вот так, молча и спокойно?

Накануне похода Дед не выдержал:

Да что у вас стряслось?! - заорал он. - Лучше бы уж разодрались! Всю душу измотали!

Юрка Сергиенко надул губы, ссутулился и отошёл в сторону. Юрка Кнопов угрюмо глянул на Деда и шёпотом спросил:

Как это мы будем драться?

Не возьму в поход, - в сердцах сказал Дед.

Разве мы что-нибудь не так делаем? - по-прежнему шёпотом спросил Юрка Кнопов. Он и тут по привычке сказал не "я", а "мы".

Дед плюнул. А чуть позже сказал Кириллу:

Чёрт с ними. Может, в походе у них всё наладится.

Кирилл кивнул…

Сейчас, когда шли вдоль берега, Юрки работали на подветренных шкотах стакселя и кливера. Хорошо работали - паруса, налитые ветром, стояли не шевелясь и не вздрагивая, хотя ветер был не очень ровный. Сидели Юрки рядом, но, как и прежде, было между ними молчание.

Кирилл стоял у штурвала, смотрел на них и думал, что так ссорятся, видимо, очень крепкие друзья. Продолжают любить друг друга, мучаются, а чего-то простить друг другу не могут… Но всё равно они счастливые. Все люди счастливые, у кого есть такая дружба. Ведь не навсегда же Юрки поссорились! Не может быть, чтобы навсегда…

Справа была открытая вода, слева - близкий берег. С берега долетел звонкий крик:

Папа, смотри, старинный корабль!

Кирилл глянул налево и увидел среди сосен жёлтую палатку. Она не была ещё натянута как надо. У палатки стояли пятеро и смотрели на парусник. Молодые мужчина и женщина и трое ребятишек: мальчик ростом с Митьку, девочка чуть поменьше и карапуз примерно полутора лет.

Крикнул, кажется, мальчишка - забавный такой пацанёнок в длинной, как платьице, тельняшке, подпоясанной флотским ремнём. Видимо, он был моряк душой и телом и при появлении белопарусного чуда загорелся радостью и восхищением.

Все пятеро замахали "Капитану Гранту", а экипаж помахал им в ответ. Мужчина схватил с валуна кинокамеру и, не подворачивая брюк, прыгнул в воду, пошёл навстречу паруснику, чтобы снять поближе.

Митька гордо встал на носу и скрестил руки. На поясе у него красовался надутый круг из красной резины, а от круга, словно длинный хвост, тянулся к мачте страховочный трос. Митьку, однако, это не смущало.

Адмирал Нельсон, - сказал Дед Митьке, а у туристов громко спросил:

Мужчина, не отрываясь от камеры, кивнул, а мальчишка крикнул:

Ага! За нами завтра дядя Юра приедет!

С костром поосторожнее, - предупредил Дед. У него было удостоверение общественного инспектора лесной охраны.

Всё будет в порядке, кэп! - откликнулся мужчина. - Огонёк мы у самой воды разведём ненадолго!

"Капитан Грант", кренясь и оставляя бурунный след, прошёл мимо жёлтой палатки и её обитателей. И скоро про неё забыли.

Маршрут путешественников был извилистый и длинный: с заходом в Камышиную бухту, со стоянкой у Плоского острова, где водились великолепные раки. Раков наловили, но варить не стали: Митька их пожалел и выпустил. Тогда хотели сварить на обед Митьку, но передумали и приготовили кашу с консервами…

В середине дня ветер зашёл к югу и разгулялся так, что Митьку на носовой палубе стало захлёстывать пеной. Убрали топсель и летучий кливер. А ещё через полчаса засвистело совсем по-штормовому. Пришлось убрать грот и бизань и полным курсом уходить под стакселем и кливером за Берёзовый мыс (где не росло ни одной берёзы, а стояли редкие сосны и неровной щёткой поднимался хвойный молодняк).

За высоким горбатым мысом было спокойно, хотя наверху шумел и раскачивал сосны ветер. "Капитан Грант" чиркнул килем по дну, и Дед скомандовал убрать последние паруса. Потом ребята забросили на берег два якоря и выбрались на сушу сами.

Земля была твёрдой и надёжной. Пахло тёплой хвоей. На лужайках блестели искорками слюды гранитные валуны. Трава между ними была маленькая, словно прижатая к земле, густо пересыпанная сухими сосновыми иголками. На ней темнели угольные проплешины - следы старых костров.

На сегодня всё. Отходились, - сообщил Дед.

Ну что ж, всё так всё. Можно искупаться в прогретой бухточке с песчаным дном, поваляться на солнышке, потом покидать мячик, а ближе к вечеру заняться устройством ночлега. Они неторопливо натянут старенькую Дедову палатку, разожгут у воды осторожный маленький костёр, сварят ужин. Дед возьмёт обшарпанную гитару и споёт несколько туристских песенок. Это такие песни, что животы болят от смеха. Дед поёт их меланхолическим голосом, с очень серьёзным лицом, и потому они кажутся ещё смешнее.

Потом Алик расскажет продолжение своего фантастического романа…

И только сейчас все заметили, что ветер с едким дымком. И увидели над южным берегом тяжёлые клубы…

Скотство какое, - с бессильной досадой сказал Дед. - Опять сколько погорит…

Сделать они, конечно, ничего не могли, если бы даже оказались на том берегу. Что такое крошечный экипаж "Капитана Гранта" перед километровым фронтом огня? Тут нужен был пожарный десант или сапёры. Но леса горели часто, и десантники успевали не везде.

Выжжет всё до самой воды, - тихо сказал Алик. - Хорошо, если там людей нет.

Запрет же объявлен, - напомнил Дед. - В лес никому нельзя.

И вот тогда кто-то (уже и не вспомнить кто) растерянно сказал:

А палатка?

А палатка?!

Завтра! А если сегодня, если очень скоро огонь захватит лес, который подходит к самой воде?

Их, наверно, осводовские спасатели снимут, - нерешительно сказал Алик.

Дед молчал.

А Кирилл подумал, как хорошо на солнечном, твёрдом бугре. И ещё подумал, что "Капитан Грант" почему-то рыскает вправо, когда всходит на крупную волну…

В крайнем случае в воде отсидятся, - проговорил Юрка Сергиенко, а Юрка Кнопов бросил на него короткий удивлённый взгляд. И Кириллу показалось, что в этом взгляде был упрёк одного Юрки другому: "Неужели ты ещё и трус?"

"Он не трус, - мысленно заступился Кирилл за Сергиенко. - Он же хотел нас успокоить. Он просто не подумал, как отсиживаться в воде, когда волна, когда огонь с берега отжимает на глубину и когда один из пяти не то что плавать, а ходить-то не умеет толком, а двое других тоже ещё малыши…"

А может, огонь ещё остановится, - сказал Алик.

Может быть, - непонятно откликнулся Дед, ни на кого не глядя.

Всё могло быть. Мог подоспеть десант и остановить огонь. Но мог не подоспеть и не остановить. Мог подойти спасательный катер, но мог и не подойти. Могла пробиться на берег машина… Всё это было неточно. А точно было одно: на том берегу огонь и люди, а на этом - парусник "Капитан Грант". "Папа, смотри, старинный корабль!"

Тогда-то Саня и сказал:

Боимся, братцы?

Им приходилось плавать почти при таком же ветре, но не долго и в надёжной близости от ольховского берега. А сейчас путь лежал через озеро, да ещё не напрямик, а зигзагами. Дед молчал, тиская пальцами худой щетинистый подбородок.

"Он тоже боится, - подумал Кирилл. - Он не за себя боится… А я? Я… неужели только за себя?"

Нет, не только. За Антошку: если что случится, тот останется без брата. За маму, за отца. За Митьку, за Юрок, за всех… Он медленно посмотрел на Деда, а Дед на него. Они молча спрашивали друг друга, что делать.

26 июня 1864 г. экипаж яхты «Дункан», принадлежащей лорду Эдуарду Гленарвану, виднейшему члену Королевского яхт-клуба Темзы и богатому шотландскому землевладельцу, вылавливает в Ирландском море акулу, в животе которой находит бутылку с запиской на трех языках: английском, немецком и французском. В записке кратко сообщается, что во время крушения «Британии» спаслось трое - капитан Грант и два матроса, что они попали на какую-то землю; указывается и широта и долгота, но невозможно разобрать, какая это долгота - цифру размыло.

В записке говорится, что спасенные находятся на тридцать седьмом градусе одиннадцатой минуте южной широты. Долгота неизвестна. Поэтому разыскивать капитана Гранта и его спутников надо где-то на тридцать седьмой параллели. Английское адмиралтейство отказывается снарядить спасательную экспедицию, но лорд Гленарван и его жена решают сделать все возможное, чтобы отыскать капитана Гранта. Они знакомятся с детьми Гарри Гранта - шестнадцатилетней Мэри и двенадцатилетним Робертом. Яхту снаряжают в дальнее плавание, в котором желают принять участие жена лорда - Элен Гленарван, очень добрая и мужественная молодая женщина, и дети капитана Гранта.

В экспедиции также участвуют майор Мак-Наббс, человек лет пятидесяти, скромный, молчаливый и добродушный, близкий родственник Гленарвана; тридцатилетний капитан «Дункана» Джон Манглс, двоюродный брат Гленарвана, человек мужественный, добрый и энергичный; помощник капитана Том Остин, старый моряк, заслуживающий полного доверия, и двадцать три человека судовой команды, все шотландцы, как и их хозяин.

25 августа «Дункан» выходит в море из Глазго. На следующий день выясняется, что на борту находится еще один пассажир. Им оказывается секретарь Парижского географического общества француз Жак Паганель. По свойственной ему рассеянности он за день до отплытия «Дункана», перепутав корабли (ибо хотел плыть в Индию на пароходе «Шотландия»), забрался в каюту и проспал там ровно тридцать шесть часов, чтобы лучше перенести качку, и не выходил на палубу до второго дня путешествия. Когда Паганель узнает, что он плывет в Южную Америку вместо Индии, сначала его охватывает отчаяние, но затем, узнав о цели экспедиции, он решает внести изменения в свои планы и плыть вместе со всеми.

Переплыв Атлантический океан и пройдя через Магелланов пролив, «Дункан» оказывается в Тихом океане и направляется к берегам Патагонии, где, по некоторым предположениям - сначала именно так истолковали записку, - капитан Грант томится в плену у индейцев.

Пассажиры «Дункана» - лорд Гленарван, майор Мак-Наббс, Паганель, Роберт и трое матросов - высаживаются на западном побережье Патагонии, а Элен Гленарван и Мэри под опекой Джона Манглса остаются на паруснике, который должен обогнуть континент и ждать путешественников на восточном побережье, у мыса Корриентес.

Гленарван и его спутники проходят через всю Патагонию, следуя по тридцать седьмой параллели. В этом путешествии с ними происходят невероятные приключения. Во время землетрясения в Чили пропадает Роберт. Несколько дней поисков оканчиваются плачевно - ребенка нигде не могут найти. Когда маленький отряд, утратив всякую надежду его отыскать, уже собирается двинуться в путь, путники вдруг видят кондора, который в своих мощных лапах несет Роберта и начинает взмывать вместе с ним в поднебесье.

Мак-Наббс уже хочет выстрелить в птицу, когда внезапно его опережает чей-то другой меткий выстрел. Раненая птица, словно парашют, на своих могучих крыльях спускает Роберта на землю. Выясняется, что этот выстрел произвел туземец по имени Талькав. Он становится их проводником по равнинам Аргентины, а в дальнейшем и настоящим другом.

В пампасах путникам грозит гибель от жажды. Талькав, Гленарван и Роберт, чьи лошади еще не очень утомлены, отправляются на поиски воды и опережают остальных. У реки ночью на них нападает стая красных волков. Троим путешественникам грозит неминуемая гибель. Тогда Роберт вскакивает на быстроногую Тауку, лошадь Талькава, и, рискуя быть растерзанным волками, увлекает стаю от Гленарвана и Талькава. Ему удается избежать гибели. Он присоединяется к группе Паганеля и утром вновь встречается со спасенными им Гленарваном и Талькавом.

Вскоре после этого в низине отряду предстоит пережить наводнение из-за разлива рек. Путникам удается взобраться на раскидистое ореховое дерево, которое бурый поток не смог вырвать из земли. На нем они устраивают привал, даже разводят костер. Ночью ураган все же вырывает дерево, и на нем людям удается выплыть на сушу.

Паганелю приходит в голову мысль, что первоначально записка капитана Гранта была истолкована неверно и что речь в ней идет не о Патагонии, а об Австралии. Он весьма доказательно убеждает остальных в правильности своего вывода, и путешественники принимают решение вернуться на корабль, чтобы продолжить плавание до берегов Австралии. Так они и поступают.

Они обследуют, но тщетно, два острова, лежащих по пути, - Тристан-да-Кунья и Амстердам. Затем «Дункан» приближается к мысу Бернулли, расположенному на австралийском побережье. Гленарван высаживается на сушу. В нескольких милях от берега стоит ферма некоего ирландца, который радушно принимает путешественников. Лорд Гленарван рассказывает ирландцу о том, что привело его в эти края, и спрашивает, нет ли у него сведений об английском трехмачтовом судне «Британия», потерпевшем крушение около двух лет назад где-то у западных берегов Австралии.

Ирландцу никогда не приходилось слышать о потонувшем корабле, но, к великому удивлению всех присутствующих, в разговор вмешивается один из его работников, по фамилии Айртон. Он заявляет, что если капитан Грант еще жив, то находится на австралийской земле. Его документы и рассказ удостоверяют, что он служил боцманом на «Британии».

Айртон говорит, что потерял капитана из виду в тот момент, когда корабль разбился о прибрежные рифы. До сих пор он был убежден, что из всей команды «Британии» уцелел лишь он один. Правда, Айртон уверяет, что корабль разбился не у западных, а у восточных берегов Австралии, и если капитан Грант еще жив, о чем свидетельствует записка, то находится в плену у туземцев где-нибудь на восточном побережье.

Айртон говорит с подкупающей искренностью. В его словах трудно сомневаться. К тому же за него ручается ирландец, у которого он служил. Лорд Гленарван верит Айртону и по его совету принимает решение пересечь Австралию по тридцать седьмой параллели. Гленарван, его жена, дети капитана Гранта, майор, географ, капитан Мангле и несколько матросов, собравшись в небольшой отряд, отправляются в путь во главе с Айртоном. «Дункан» же, получивший некоторые повреждения в корпусе, берет курс на Мельбурн, где планируется проведение его ремонта. Команда яхты во главе с помощником капитана Томом Остином там должна ожидать распоряжений Гленарвана.

Женщины выезжают в повозке, запряженной шестью быками, а мужчины - верхом на лошадях. Во время поездки путешественники проезжают мимо золотоносных приисков, любуются австралийскими флорой и фауной, Поначалу путешествие проходит в довольно комфортабельных условиях, по населенной местности. Однако у одной из лошадей ломается подкова. Айртон идет за кузнецом, и тот ставит новые подковы с трилистником - знаком скотоводческой стоянки Блэк-Пойнт.

Вскоре небольшой отряд уже продолжает свой путь. Путешественники становятся свидетелями результатов преступления, совершенного на Кемденском мосту. Все вагоны, кроме последнего, рухнули в реку из-за того, что не были сведены рельсы. Последний вагон ограблен, повсюду валяются обгоревшие изуродованные трупы. Полиция склонна полагать, что это преступление - дело рук банды беглых каторжников под предводительством Бена Джойса.

Вскоре Айртон заводит отряд в лес. Путешественники вынуждены на неопределенное время остановиться, поскольку перед ними - бурная разлившаяся река, которую можно будет перейти вброд только тогда, когда она вернется в нормальное русло. Тем временем из-за непонятной болезни гибнут все быки и лошади, за исключением той, что была подкована трилистником. Однажды вечером майор Мак-Наббс видит в тени деревьев каких-то людей. Не говоря никому ни слова, он отправляется на разведку.

Оказывается, что это каторжники; он подкрадывается к ним и подслушивает их разговор, из которого становится очевидным, что Бен Джойс и Айртон - это одно лицо, а его банда во время всего путешествия отряда Гленарвана по материку держалась от него поблизости, ориентируясь на след лошади с подковой Блэк-Пойнта. Вернувшись к своим друзьям, майор до поры до времени не говорит им о своем открытии. Айртон уговаривает лорда Гленарвана приказать «Дункану» из Мельбурна отправиться на восточное побережье - там бандиты легко завладели бы яхтой.

Предателю уже почти вручают приказ на имя помощника капитана, но тут майор его разоблачает и Айртону приходится бежать. Перед тем как скрыться, он ранит Гленарвана в руку. Через некоторое время путники принимают решение послать в Мельбурн другого гонца. Вместо раненого Гленарвана приказ пишет Паганель. Один из матросов отправляется в путь. Однако Бен Джойс тяжело ранит матроса, отнимает у него письмо и сам едет в Мельбурн. Его банда переходит реку по мосту, оказавшемуся неподалеку, а затем сжигает его, чтобы Гленарван не смог им воспользоваться.

Отряд ждет, когда понизится уровень реки, затем сооружает плот и на плоту переправляется через успокоившуюся реку. Добравшись до побережья, Гленарван понимает, что банда Бена Джойса уже завладела «Дунканом» и, перебив команду, отправилась на нем в неизвестном направлении. Все приходят к выводу, что необходимо поиски прекратить, ибо совершать их уже не на чем, и вернуться в Европу. Однако выясняется, что корабля, отправляющегося в Европу, возможно, придется ждать очень долго. Тогда путешественники решают доплыть до Окленда, что в Новой Зеландии: оттуда рейсы в Европу регулярны. На утлом суденышке с вечно пьяными капитаном и матросами, пережив бурю, во время которой судно садится на мель, Гленарван с друзьями все же достигает берегов Новой Зеландии.

Там они попадают в плен к туземцам-людоедам, которые собираются их убить. Однако, благодаря находчивости Роберта, им удается бежать из плена. Через несколько дней пути они доходят до восточного побережья Новой Зеландии и у берега видят пирогу, а чуть дальше - группу туземцев. Путники садятся в пирогу, однако туземцы в нескольких лодках их преследуют. Путешественники в отчаянии. После того, что им пришлось пережить в плену, они предпочитают умереть, но не сдаться.

Вдруг вдали Гленарван видит «Дункан» с собственной командой на борту, которая помогает ему оторваться от преследователей. Путешественники недоумевают, почему «Дункан» стоит у восточных берегов Новой Зеландии. Том Остин показывает приказ, написанный рукой рассеянного Паганеля, который вместо того, чтобы написать «Австралия», написал «Новая Зеландия». Из-за ошибки Паганеля планы Айртона рухнули. Он вздумал бунтовать. Его заперли. Теперь Айртон помимо своей воли плывет на «Дункане» вместе с теми, кого хотел обмануть.

Гленарван пытается убедить Айртона дать истинные сведения о гибели «Британии». Многократные просьбы и упорство леди Гленарван делают свое дело. Айртон согласен рассказать все, что знает, а в обмен на это просит, чтобы его высадили на каком-нибудь необитаемом острове в Тихом океане. Гленарван принимает его предложение. Выясняется, что Айртон покинул «Британию» еще до крушения. Он был высажен Гарри Грантом в Австралии за попытку организации мятежа.

История Айртона не проливает света на местонахождение капитана Гранта. Однако Гленарван держит свое слово. «Дункан» плывет все дальше, и вот вдали показывается остров Табор. На нем и решено оставить Айртона. Однако на этом клочке суши, лежащем на тридцать седьмой параллели, происходит чудо: оказывается, что именно здесь нашли приют капитан Грант и двое его матросов. Вместо них на острове остается Айртон, чтобы иметь возможность раскаяться и искупить свои преступления. Гленарван обещает, что когда-нибудь за ним вернется.

А «Дункан» благополучно возвращается в Шотландию. Мэри Грант вскоре обручается с Джоном Манглсом, с которым за время их совместного путешествия её связало нежное чувство. Паганель женится на двоюродной сестре майора. Роберт же, как и его отец, становится бравым моряком.

– Боимся, братцы? – спросил Саня Матюхин. Тихо спросил, без обычной взрословатой нотки.

– Будто ты не боишься, – заметил Валерка.

– Есть маленько, – согласился Саня.

– Я тоже… маленько, – со вздохом сказал Митька-Маус.

Остальные промолчали.

…Когда в тросах стоячего такелажа начинает ровно и тонко свистеть ветер, это значит – сила его достигла шести баллов. На мачтах спортивных гаваней поднимают черные шары: сигнал, что парусным шлюпкам и яхтам не следует соваться на открытую воду. Конечно, случается парусникам ходить и при таком ветре, и покрепче, но дело это связано с риском. Все тут зависит от умения экипажа и надежности судна.

Сейчас ветер не свистел, а выл, троса гудели, а по озеру шли рядами пенные валы.

Когда твое судно укрыто за надежным мысом и прочно стоит на двух якорях, а сам ты смотришь на взбесившееся озеро с гранитного валуна, который неподвижно пролежал на берегу миллион лет и пролежит еще столько же, волны и ветер кажутся нестрашными. Даже интересно смотреть. Интересно, если знаешь, что тебе не надо выходить под парусов вон туда, на середину, где нет ничего, кроме свиста и дыбом встающей воды…

Впрочем, можно было и не выходить. Но ветер, плотный и душный, приносил с другого берега запах гари, а над зубчатой кромкой леса вставал желтоватым длинным облаком дым. Лес горел, и огонь, видимо, шел к озеру широкой полосой. Он мог перерезать дороги. А на той стороне, на крошечном выступе берега, среди сосен и валунов, стояла желтая палатка.

Палатку не было видно отсюда, но ребята знали, что она там. Куда ей деться?

Утром, когда еще не свистело так по-сумасшедшему, а дул нормальный ветер в три балла, "Капитан Грант" шел курсом крутой бакштаг вдоль южного берега. Здорово шел. Были поставлены все паруса, даже летучий кливер. Бурлила за кормой струя, трепетал под гафелем оранжевый флаг, а Митька-Маус сидел на носу и пел страшным голосом пиратскую песню: "Дрожите, лиссабонские купцы…"

Июльское солнце было ясное, вода синяя, почти как на море, а леса стояли спокойные и не чуяли беды.

Хорошо начинался первый долгий поход "Капитана Гранта". И только одно было плохо: несколько дней назад поссорились неразлучные Юрки. Что у них случилось, никто не знал. Ссорились они сдержанно: говорили друг другу "спасибо" и "пожалуйста", если делали что-то вместе, но друг на друга не смотрели. И если не было общего дела, тут же расходились.

Когда люди ругаются, обвиняют друг друга, можно во всем разобраться и помирить их. А если вот так, молча и спокойно?

Накануне похода Дед не выдержал:

– Да что у вас стряслось?! – заорал он. – Лучше бы уж разодрались! Всю душу измотали!

Юрка Сергиенко надул губы, ссутулился и отошел в сторону. Юрка Кнопов угрюмо глянул на Деда и шепотом спросил:

– Как это мы будем драться?

– Не возьму в поход, – в сердцах сказал Дед.

– Разве мы что-нибудь не так делаем? – по-прежнему шепотом спросил Юрка Кнопов. Он и тут по привычке сказал не "я", а "мы". Дед плюнул. А чуть позже сказал Кириллу:

– Черт с ними. Может, в походе у них все наладится.

Кирилл кивнул…

Сейчас, когда шли вдоль берега, Юрки работали на подветренных шкотах стакселя и кливера. Хорошо работали – паруса, налитые ветром, стояли не шевелясь и не вздрагивая, хотя ветер был не очень ровный. Сидели Юрки рядом, но, как и прежде, было между ними молчание.

Кирилл стоял у штурвала, смотрел на них и думал, что так ссорятся, видимо, очень крепкие друзья. Продолжают любить друг друга, мучаются, а чего-то простить друг другу не могут… Но все равно они счастливые. Все люди счастливые, у кого есть такая дружба. Ведь не навсегда же Юрки поссорились! Не может быть, чтобы навсегда…

Справа была открытая вода, слева – близкий берег. С берега долетел звонкий крик:

– Папа, смотри, старинный корабль!

Кирилл глянул налево и увидел среди сосен желтую палатку. Она не была еще натянута как надо. У палатки стояли пятеро и смотрели на парусник. Молодые мужчина и женщина и трое ребятишек: мальчик ростом с Митьку, девочка чуть поменьше и карапуз примерно полутора лет.

Крикнул, кажется, мальчишка – забавный такой пацаненок в длинной, как платьице, тельняшке, подпоясанной флотским ремнем. Видимо, он был моряк душой и телом и при появлении белопарусного чуда загорелся радостью и восхищением.

Все пятеро замахали "Капитану Гранту", а экипаж помахал им в ответ. Мужчина схватил с валуна кинокамеру и, не подворачивая брюк, прыгнул в воду, пошел навстречу паруснику, чтобы снять поближе.

Митька гордо встал на носу и скрестил руки. На поясе у него красовался надутый круг из красной резины, а от круга, словно длинный хвост, тянулся к мачте страховочный трос. Митьку, однако, это не смущало.

– Адмирал Нельсон, – сказал Дед Митьке, а у туристов громко спросил:

– Собираетесь ночевать здесь?

Мужчина, не отрываясь от камеры, кивнул, а мальчишка крикнул:

– Ага! За нами завтра дядя Юра приедет!

– С костром поосторожнее, – предупредил Дед. У него было удостоверение общественного инспектора лесной охраны.

– Все будет в порядке, кэп! – откликнулся мужчина. – Огонек мы у самой воды разведем ненадолго!

"Капитан Грант", кренясь и оставляя бурунный след, прошел мимо желтой палатки и ее обитателей. И скоро про нее забыли.

Маршрут путешественников был извилистый и длинный: с заходом в Камышиную бухту, со стоянкой у Плоского острова, где водились великолепные раки. Раков наловили, но варить не стали: Митька их пожалел и выпустил. Тогда хотели сварить на обед Митьку, но передумали и приготовили кашу с консервами…

В середине дня ветер зашел к югу и разгулялся так, что Митьку на носовой палубе стало захлестывать пеной. Убрали топсель и летучий кливер. А еще через полчаса засвистело совсем по-штормовому. Пришлось убрать грот и бизань и полным курсом уходить под стакселем и кливером за Березовый мыс (где не росло ни одной березы, а стояли редкие сосны и неровной щеткой поднимался хвойный молодняк).

За высоким горбатым мысом было спокойно, хотя наверху шумел и раскачивал сосны ветер. "Капитан Грант" чиркнул килем по дну, и Дед скомандовал убрать последние паруса. Потом ребята забросили на берег два якоря и выбрались на сушу сами.

Земля была твердой и надежной. Пахло теплой хвоей. На лужайках блестели искорками слюды гранитные валуны. Трава между ними была маленькая, словно прижатая к земле, густо пересыпанная сухими сосновыми иголками. На ней темнели угольные проплешины – следы старых костров.

– На сегодня все. Отходились, – сообщил Дед.

Ну что ж, все так все. Можно искупаться в прогретой бухточке с песчаным дном, поваляться на солнышке, потом покидать мячик, а ближе к вечеру заняться устройством ночлега. Они неторопливо натянут старенькую Дедову палатку, разожгут у воды осторожный маленький костер, сварят ужин. Дед возьмет обшарпанную гитару и споет несколько туристских песенок. Это такие песни, что животы болят от смеха. Дед поет их меланхолическим голосом, с очень серьезным лицом, и потому они кажутся еще смешнее.

Потом Алик расскажет продолжение своего фантастического романа…

Один за другим ребята поднялись на бугор. Здесь опять набросился на них ветер. У Кирилла рванул назад волосы, у Алика сбросил с головы старую мичманку, и она покатилась назад к воде…

И только сейчас все заметили, что ветер с едким дымком. И увидели над южным берегом тяжелые клубы…

– Скотство какое, – с бессильной досадой сказал Дед. – Опять сколько погорит…

Сделать они, конечно, ничего не могли, если бы даже оказались на том берегу. Что такое крошечный экипаж "Капитана Гранта" перед километровым фронтом огня? Тут нужен был пожарный десант или саперы. Но леса горели часто, и десантники успевали не везде.

– Выжжет все до самой воды, – тихо сказал Алик. – Хорошо, если там людей нет.

– Запрет же объявлен, – напомнил Дед. – В лес никому нельзя.

И вот тогда кто-то (уже и не вспомнить кто) растерянно сказал:

– А палатка?

А палатка?!

Ярко-желтая, как громадный подсолнух, палатка с пятью веселыми обитателями… "Собираетесь ночевать здесь?" – "За нами завтра дядя Юра приедет!"

Завтра! А если сегодня, если очень скоро огонь захватит лес, который подходит к самой воде?

– Их, наверно, осводовские спасатели снимут, – нерешительно сказал Алик.

– Сразу видно, что ты фантастику сочиняешь, – огрызнулся Валерка. – Какие здесь спасатели?

– Дед молчал.

А Кирилл подумал, как хорошо на солнечном, твердом бугре. И еще подумал, что "Капитан Грант" почему-то рыскает вправо, когда всходит на крупную волну…

– В крайнем случае в воде отсидятся, – проговорил Юрка Сергиенко, а Юрка Кнопов бросил на него короткий удивленный взгляд. И Кириллу показалось, что в этом взгляде был упрек одного Юрки другому: "Неужели ты еще и трус?"

"Он не трус, – мысленно заступился Кирилл за Сергиенко. – Он же хотел нас успокоить. Он просто не подумал, как отсиживаться в воде, когда волна, когда огонь с берега отжимает на глубину и когда один из пяти не то что плавать, а ходить-то не умеет толком, а двое других тоже еще малыши…"

– А может, огонь еще остановится, – сказал Алик.

– Может быть, – непонятно откликнулся Дед, ни на кого не глядя.

Все могло быть. Мог подоспеть десант и остановить огонь. Но мог не подоспеть и не остановить. Мог подойти спасательный катер, но мог и не подойти. Могла пробиться на берег машина… Все это было неточно. А точно было одно: на том берегу огонь и люди, а на этом – парусник "Капитан Грант". "Папа, смотри, старинный корабль!"

Тогда-то Саня и сказал:

– Боимся, братцы?

Им приходилось плавать почти при таком же ветре, но не долго и в надежной близости от ольховского берега. А сейчас путь лежал через озеро, да еще не напрямик, а зигзагами. Дед молчал, тиская пальцами худой щетинистый подбородок.

"Он тоже боится, – подумал Кирилл. – Он не за себя боится… А я? Я… неужели только за себя?"

Нет, не только. За Антошку: если что случится, тот останется без брата. За маму, за отца. За Митьку, за Юрок, за всех… Он медленно посмотрел на Деда, а Дед на него. Они молча спрашивали друг друга, что делать.

А что было делать? Кирилл глянул с бугра на парусник, там на кормовом флагштоке слабо колыхался оранжевый флаг "Капитана Гранта". На ходу флаг поднимают под гафель грот-мачты. Если сейчас отсидеться за мысом, потом как поднимать этот флаг? "Зря, что ли, его шили?" – чуть не сказал Кирилл. Но не сказал, только переглотнул. Какое он имеет право так говорить? Он что, храбрее всех? У него коленки дребезжат при мысли о выходе из-за мыса.

"Почему же он все-таки рыскает на волне? Хорошо хоть, что всегда в одну сторону".

– Какие мы дружные, – вдруг проговорил Валерка Карпов. – Даже боимся все вместе.

Он был маленький, похожий на вороненка. Не насмешливый, а сердитый.

И тогда Саня Матюхин заговорил снова:

– Давайте бояться на ходу. А то пока здесь сидим, те голубчики могут поджариться…

Кириллу показалось, что все вздохнули с облегчением. И он спросил:

– А как пойдем? Ветер в лоб.

– Сперва на Каменный остров, а потом будем вырезаться на Совиный мыс. Еще короткий галс – и на месте.

"Легко сказать", – подумал Кирилл, а Дед подал голос:

– Есть проход, – сказал Саня. – Вот здесь… – Он нагнулся, отыскал в траве плоский камень, подобрал несколько сухих шишек. Раскидал их цепочкой.

– Вот остров, а вот первый камень. Тут еще бетонный блок. Можно проскочить, если рассчитать.

– Поворот оверштаг прямо в проходе? – спросил Алик. – Если зависнем, левым бортом нас хряпнет о камни.

"Если не зависнем, тоже может хряпнуть, – подумал Кирилл. – Волной снесет…"

– Может, хряпнет, а может, и нет, – сказал Саня.

Юрки посмотрели на него и, не глядя друг на друга, стали спускаться к "Капитану Гранту".

– А если сперва вдоль нашего берега идти, а потом вырезаться на Совиный? – предложил Валерка.

– До завтра проколупаемся, – ответил Саня.

А Дед наконец сказал:

– Не имею права, ребята… Не имею права выходить с вами в такой свистодуй…

– Не на прогулку же! – громко удивился Алик. – Там же люди! Как это не имеешь?

А Саня спокойно предложил:

– Мы тебя свяжем и скажем, что пошли без разрешения.

– Болтун, – грустно сказал Дед. Посмотрел на Кирилла и тихо спросил:

– Поведешь?

– Я? – испугался Кирилл.

– Мне при такой качке не устоять, нога разболелась. Да и рулевой из тебя лучше, чем из меня. Чего уж там…

Вот тогда Кириллу стало по-настоящему страшно. Холодно даже. Будто ветер повеял осенью. Кирилл нагнулся и начал зябко растирать ноги от щиколоток до колен. Он тер, тер и на Деда не смотрел. А Дед еще тише сказал:

– Надо, Кир…

Кирилл выпрямился. Страх не отпустил его, но стало спокойнее. Что делать, раз надо? Кирилл кивнул и, скользя кедами по сухим иголкам, стал спускаться к стоянке. Он даже не понял, что обманывает себя: не понял пока, что решение принял не кто-то другой, а он сам.

Дед громко крикнул с бугра:

– Проверьте спасательные жилеты! А на Митьку наденьте второй круг!

На карте страны нет Андреевского озера совсем, а на карте области оно кажется маленькой синей запятой. Но от этого не легче тому, кто идет по озеру в штормовой ветер.

В длину озеро около семнадцати километров, а в ширину очень разное – от километра до пяти. Оно разлито среди отрогов старых гор, здесь много островков, заливчиков. В заливчиках удобные стоянки. Но какой смысл думать о стоянках, если путь лежит через открытую воду, где пенистые гребни и нестихающий свист?

Как ни крути, а "Капитан Грант" – шлюпка. Хотя и перестроенная, укрытая с носа палубой, но все равно шлюпка. Случалось, что на шлюпках переплывали океаны. Но случалось и другое (гораздо чаще): шлюпки переворачивало ветром послабее, чем нынешний, и в заливах поменьше Андреевского озера…

Все это знал нахмуренный и молчаливый экипаж "Капитана Гранта", когда выводил свой корабль из-за мыса.

Верхние паруса поднимать не стали. Поставили кливер, стаксель, бизань. Уже на ходу Алик и Саня подняли тяжелый грот. Вздернули под гафель флаг.

Оконечность мыса с одинокой сосной ушла за корму, ветер навалился на парусину, в левый борт ударил гребень. Следующий вал приподнял парусник и почти положил направо.

– Экипаж – на открен, – негромко и быстро сказал Дед.

И началось…

Если бы верхушка грот-мачты оставляла в небе след, это была бы извилистая линия, которая в учебнике геометрии называется "синусоида". То выпрямляясь и чуть кренясь налево, то валясь на правый борт, "Капитан Грант" шел при боковом ветре к Каменному острову, и клотик мачты выписывал зубцы длиной в шесть или семь метров.

Кирилл стоял, цепляясь босыми ступнями за решетчатый настил. Когда парусник валился вправо и казалось, что это уже все, Кирилл машинально переносил тяжесть на левую ногу, словно так можно было выпрямить "Капитана Гранта". Помедлив, судно выпрямлялось. А потом опять…

Кирилл понимал, что, если во время большого крена резко усилится ветер, парусник может не встать. И он стискивал штурвал, ожидая шквала и готовясь немедленно привести судно бушпритом к ветру…

Но шквалов не было. Ветер – душный, плотный, горький от дыма – дул очень сильно, однако без порывов. И валы, бурля верхушками, катились ровно. И в конце концов (не известно только, скоро или не очень скоро) Кирилл понял, что корабль держится и экипаж тоже держится. Такая погода была по плечу "Капитану Гранту". Он резво бежал, оставляя на склонах волн кипящий след, и не пытался уйти с курса.

Кирилл ослабил мускулы, медленно разжал пальцы и переложил ладони на обод штурвала. С удивлением посмотрел на коричневые рукоятки. Там не было никаких следов, а Кириллу казалось, что останутся светлые пятнышки, будто на загорелой руке после того, как ее стискивали пальцами. Ведь он так отчаянно сжимал штурвал…

Кирилл тряхнул головой и быстро оглянулся. До этого он видел только то, что впереди: воду, далекий Каменный остров, два треугольных паруса и Митьку, который сидел на носу, вцепившись в кнехты и отплевываясь от брызг.

Сейчас Кирилл увидел всех. Валерка работал сзади, на бизань-шкоте. Лицо у Валерки было беззаботное и даже веселое. Саня и Алик сидели на левом планшире, удерживая вдвоем жесткий капроновый гика-шкот. Они что-то быстро говорили друг другу. Юрки, тоже у левого борта, держали, как всегда, шкоты передних парусов. Они были рядом, но даже сейчас, при такой качке, старались не коснуться друг друга плечами. Неужели не устали ссориться?

Ближе всех был Дед. Он стоял позади Кирилла, навалившись локтем на левый планшир. Почти рядом. Он улыбнулся Кириллу. Кирилл тоже улыбнулся и, проверяя управление, шевельнул туда-сюда штурвал. Кораблик мгновенно отозвался, чуть-чуть вильнув на курсе. Его штуртросы по-прежнему были как живые нервы. Он опять стал частью Кирилла.

Озеро уже не казалось грозным. Угадывая взлеты и размахи судна, Кирилл с удовольствием смотрел на волны. Неяркое, задымленное солнце сделало их удивительными: окрасило в зеленовато-желтый цвет. Даже пена стала желтоватой. Она срывалась с гребней и длинными полосами ложилась по ветру на склоны водяных валов. Брызги ударяли Кирилла в левую щеку.

– "Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет", – весело сказал Кирилл.

Дед ответил:

– Славно бежим. Теперь главное – поворот у камней.

Да… Ведь еще поворот! Радоваться рано.

Кирилл глянул влево. Там в полусотне метров уже тянулась гряда – неровная цепь камней. Над ней, отчаянно споря с потоками ветра, метались озерные чайки. Волны свободно переваливались через камни, но для парусника путь сквозь гряду был закрыт. Пройти между камней могла лишь легкая лодочка, да и то по тихой воде.

Оставался проход у самого острова. Кирилл один раз был там – в спокойную погоду. А при таком ветре попробуй чуть-чуть ошибиться… Помогут ли тогда самодельные спасательные жилеты из брезента и пенопласта?

Остров, который недавно казался далеким, теперь вырастал, будто его выталкивал из воды сказочный великан. Это был даже не остров, а торчащие из озера гранитные зубцы – голые и отвесные. Иногда здесь лазили отчаянные туристы, но надолго никто не задерживался: ни веточки для костра, ни ровной площадки для палатки.

Сейчас никого не было видно. Только белая надпись напоминала о людях. Ее вывел на отвесной стенке в пяти метрах над водой какой-то обалдевший от счастья влюбленный. Большущие, масляной краской написанные буквы: "Ура, Маша, я твой!"

Буквы были видны уже отчетливо и делались все крупнее.

Кириллу опять стало не по себе. Но это был уже не тот страх, что прежде. Сейчас Кирилл боялся за всех один. И потому во много раз сильнее. Но в то же время это был задавленный, скрученный страх. Страх с прикушенной до боли губой. Потому что бояться было нельзя. Попробуй дрогни на повороте!

А дым над берегом стал плотнее, хотя пламени не было видно.

Кирилл опять перенес ладони с обода на рукояти.

– Все будет хорошо, – сказал Дед. – Спокойно, Кир.

Кирилл посмотрел на Митьку. Если "Капитан Грант" врежется носом в гранит, Митька может покалечиться. Но убрать его нельзя: никто не мог так виртуозно, как маленький Маус, вынести на ветер стаксель при повороте оверштаг.

– Ты не бойся, Мить, – сказал Кирилл. – Ты держись.

– Ага, – серьезно откликнулся Митька. – Если очень забоюсь, я зажмурюсь.

– Жмурься, – разрешил Дед. – Только не прозевай команду.

До гранитного отвеса оставалось полсотни метров. Каменные зубцы словно кричали навстречу Кириллу: "Ура, Маша, я твой!" Все громче и громче. Сейчас эти слова казались нелепо-насмешливыми. Остров словно издевался: "Ну-ну, подойди…"

Лишь теперь Кирилл почувствовал каждой жилкой, какой все-таки быстрый ход у "Капитана Гранта". Взлетая на упругой волне, кораблик при боковом ветре делал чуть ли не десять узлов. Обычно это может лишь хорошая яхта или большая парусная шхуна. Если полуторатонный деревянный парусник грохнется о каменный остров со скоростью бегущего человека, это будет уже не парусник, а дрова.

До поворота оставалось около десяти секунд, и Кирилл ощутил, что опасность чувствуют все.

– Бизань… – сказал он, и Валерка тут же подтянул шкот; слегка увеличилось давление на корму.

Клокотание кормовой струи было громче шума волн и ветра…

Восемь или семь секунд осталось до поворота. Слева у самого борта проносились назад камни. Кирилл прерывисто втянул в себя воздух. И в это время Дед негромко сказал:

– Юрки, помиритесь.

Нельзя уже было оглядываться, но Кирилл все же быстро посмотрел назад. Сергиенко и Кнопов, зажавши в левых ладонях шкоты, правые резко стиснули в рукопожатии. И еле заметно улыбнулись друг другу.

"Давно бы так", – мельком подумал Кирилл и тут же понял, что пора. Зубцы торчали почти прямо над ним.

– К повороту! – скомандовал он.

Ответное "Есть к повороту!" смешалось в скороговорку – это разом откликнулись шесть матросов.

Гранит надвигался, как летящий на всех парах бронированный крейсер.

Ну еще чуточку, еще сантиметр…

– Поворот!

Без рывка, мягко, но очень быстро закрутил он влево штурвал. До отказа… Все же на долю секунды Кирилл опоздал: бушприт чиркнул по граниту и сбил камешек. Однако нос уже катился влево, паруса ослабли, и "Капитан Грант", потеряв скорость, закачался на встречной волне. Справа – остров, слева, совсем недалеко, – ребристый камень, заливаемый шипучими волнами.

Бушприт двигался все медленней. Если нос не перевалит через ветер, парусник пойдет кормой на бетонный блок, торчащий из-под воды (раньше там стояла мачта высоковольтной линии). Или грохнется правым бортом о скалу.

Ну, скорей же, скорей поворачивай!

Наконец ветер прямо в лицо.

– Стаксель на ветер!

Митька и без команды знал, что делать. Тоненький, верткий, он, цепляясь ногами за кнехт, почти вывалился за борт, растянул навстречу потокам воздуха нижний угол стакселя. Треугольный парус хлопнул и надулся, толкая судно назад и влево. "Капитан Грант" помедлил и словно бы с неохотным вздохом перешел линию ветра.

– Под ветер…

Паруса натянулись, и судно легло на правый галс. Кирилл поставил руль прямо. Но скорости еще не было, нос продолжал катиться влево, и острый камень быстро приближался к скуле парусника. Все видели, что он врежется в обшивку раньше, чем "Капитан Грант" скользнет вперед.

– Вправо руль… – умоляющим шепотом сказал Дед.

Кирилл сердито дернул плечом. Ему и самому до боли в пальцах не терпелось крутнуть штурвал. Но он понимал, что, не имея хода, "Капитан Грант" совсем остановится, если кинется носом к ветру. И тогда уж точно окажется кормой на камнях.

Кирилл ждал волну. И она пришла, пришла вовремя – большая, в желтых полосах пены. Приподняла парусник, и он, верный своей привычке, сам рыскнул вправо. Чуть-чуть. Лишь настолько, чтобы увести выпуклый борт от проклятого камня. Камень прошел рядом, едва не чиркнув по обшивке похожим на пилу краем.

– В двух сантиметрах, – сказал Алик.

Скорость нарастала, и Кирилл взял круче к ветру, уходя от гряды.

Опасность осталась позади. Позади остался эпизод из жизни экипажа маленького парусника на озере, которого нет на больших картах и о котором ничего не знают моряки, ведущие свои корабли по морям и океанам…

На Совиный мыс вырезались долго. У штурвала стоял Дед, Кирилл сидел у планшира, беззаботно глядя на волны и шевеля уставшими пальцами.

Когда прошли мыс и сделали еще один поворот, увидели белый катер. Ныряя в волнах, он шел от того места, где недавно стояла палатка. Кирилл успел разглядеть на корме маленькую тельняшку.

– Ну и ладно, меньше забот, – сказал Дед. – Зато спать будем спокойно.

И все молча с ним согласились.

– Уваливаем под ветер, – скомандовал Дед.

И они прекрасным, самым лучшим для парусника курсом – в полный бакштаг – понеслись к своей прежней стоянке, в тихую бухточку за Березовым мысом.

На южном берегу начали бухать взрывы: люди спешили остановить огонь…

Когда подходили к берегу, ветер ослабел и скоро совсем утих. С другой стороны, с северо-запада, неожиданно надвинулась лиловая туча. Грохнуло.

Грозу пережидали в тесной рубке, прижимаясь друг к другу и вспоминая недавнее штормовое плавание.

– Кир, у тебя нервы или канаты? – спросил Дед. – Я думал, что уже крышка, когда нас на камень волокло.

– Это у меня-то канаты… – усмехнулся Кирилл. – До сих пор мурашки по спине…

– Подумаешь, мурашки, – сказал Саня. – Будь у нас ордена, Кир точно бы заслужил.

– Орден мурашки первой степени, – ввернул Валерка.

– Я, между прочим, серьезно, – сказал Саня.

– Если серьезно, тогда не мне орден надо, а Митьке, – заметил Кирилл. – Он больше всех рисковал… Митька, ты жмурился?

– Не-а… У меня от испуга глаза растопырились…

В это время грохнуло изо всех сил.

– А молния в мачту не стукнет? – спросил Митька.

– Зачем ей в мачту стукать? На мысу вон сколько сосен, – успокоил Дед.

Митька подумал и сказал, что в сосну тоже не надо. А то опять лес загорится.

– После такого дождя ничего не загорится, – возразил Алик.

Дождь лупил тугими струями по фанерной палубе, и в рубке гудело.

Потом туча ушла за озеро и уволокла за собой ливень – словно на помощь пожарному десанту.

Все выбрались из рубки. Юрки первые прыгнули с борта и, взявшись за руки, побрели по мелководью к берегу. Вечерний воздух был свежий, послегрозовой. Гарь исчезла. Над дальним лесом еще курились дымки, но были они уже слабые и нестрашные.

Звонко тенькала пичуга…

Потом был вечер, такой, как хотели, – спокойный и хороший. Растянули палатку, сварили картошку, Дед спел песни про беспутного папу-туриста и про бабушку, вступившую в секцию альпинистов. Алик рассказал о стычке марсиан с жителями Сиреневой галактики…

Когда заря спряталась за деревья северного берега, а за Совиным мысом заиграла огоньками деревня Павлово, все решили, что пора спать. Дед, Алик и Юрки ушли на судно, а Кирилл, Митька, Саня и Валерка улеглись в палатке. Завернулись в одеяла, а под голову положили спасательные жилеты. Пол у маленькой палатки качался, как палуба во время недавнего плавания – так показалось Кириллу, когда он засыпал. Ну и пусть качается…

Проснулся Кирилл среди ночи. Он подумал сначала, что мама будит его, чтобы успокоить Антошку. А оказалось – Митька. Он осторожно толкал Кирилла в спину, шептал в самое ухо:

– Кир… Кир…

– Ты что, Маус?

– Кир, давай выйдем, а?

– Куда? Зачем?

– Ну выйдем…

Кирилл понял наконец: Митьке очень надо выйти из палатки, но он боится один. Ох ты, горюшко…

– Ладно, пошли, – пробормотал Кирилл.

Они выбрались из сонного тепла, и свежий воздух показался Кириллу зябким. Митька тоже стал ежиться и поджимать то одну, то другую ногу. Кирилл взял его за теплое плечо. По влажной траве они пошли к ближним кустикам. У самых кустов Митька освободил плечо, нерешительно оглянулся на Кирилла, сделал еще два шага в чащу и торопливо зажурчал там. Кирилл снисходительно усмехнулся и, чтобы Митьке не было страшно, стал тихонько насвистывать: "Капитан, капитан, улыбнитесь…"

Через несколько секунд Митька подбежал.

– Никто тебя там не укусил? – сурово спросил Кирилл. – И когда твои глупые страхи кончатся?

Митька вздохнул, ухватил Кирилла обеими ладонями повыше локтя, подумал и сказал:

– Скоро, наверно…

Они пошли рядышком к палатке. Но шагов через пять Митька вдруг остановился и прошептал:

– Смотри, как в книжке…

– Что? – не понял Кирилл.

– Ну, все… вокруг. У меня книжка есть со сказками, и там такая картинка.

Небо было сиреневым, с еле заметными звездочками. Верхушки сосенок в этом небе казались черными, будто нарисованные пушистой кисточкой, которую макнули в тушь. Сильно опрокинутая половинка луны висела над верхушками: заберись на сосну – дотянешься… Вполне-вполне могло случиться, что в этой темной чаще, под таким хитровато-молчаливым месяцем вдруг проснется, шумно переступит громадными куриными ногами и заскрипит замшелая избушка с неярким перекрещенным окном…

Однако Митьке говорить про избушку не стоило. Кирилл сказал:

– Это же хорошая сказка. В ней всякие добрые чудеса. Ты не бойся.

– А я не боюсь… если с тобой, – заверил Митька-Маус и плечом прижался к руке Кирилла.

– Холодно?

– Не-а… Пойдем посмотрим на наш корабль.

Кирилл вдруг заметил, что в самом деле уже не холодно. И спать совсем не хотелось.

Они вышли на склон. За редкими соснами лежала бухта. Вода отражала небо – светлая, как запотевшее зеркало. "Капитан Грант" казался таким же черным, как деревья. На палубе рубки видны были два силуэта, и даже сюда, на склон, доносился громкий шепот. Это Юрки отводили душу после долгой молчаливой ссоры.

Кирилл с Митькой спустились на кромку берега и вошли по щиколотку в теплую, будто подогретую на плитке, воду.

– Эй вы, чего не спите? – окликнул Кирилл.

– Мы на вахте, – объяснил Юрка Кнопов.

– Не хочется спать! – громко объяснил Митька. – Мы гуляем. Давай еще посидим у костра! Иди к нам!

Дед сказал, что он сейчас придет, но сидеть после этого Митьке будет очень неудобно и спать придется на животе.

– Нет, правда! – настаивал Митька. – Давайте еще посидим!

– Будешь ты спать, обормот?

– А ты мне споешь колыбельную?

Дед выбрался из рубки и, плюхая по воде, побрел к берегу. На ходу он обещал Митьке такие ужасы, что вся средневековая инквизиция побледнела бы от восхищения и зависти.

Кончилось, однако, тем, что опять развели костер, вскипятили чайник, выпили по две кружки земляничного навара и уговорили Деда взять гитару.

– Колыбельную тебе? – спросил он у Митьки.

– Лучше про туристов, – сказал Валерка. – Смешную.

– Понятно, – отозвался Дед и стал смотреть в огонь. Он довольно долго так смотрел. Потом тронул струны, и они загудели в незнакомом сдержанном марше. Дед запел без всякой улыбки, глуховато и даже сумрачно:

Помиритесь, кто ссорился,

Позабудьте про мелочи,

Рюкзаки бросьте в сторону -

Нам они не нужны.

Доскажите про главное,

Кто сказать не успел еще.

Нам дорогой оставлено

Полчаса тишины…

Стало тихо, угли только потрескивали. Кирилл напряженно ждал: в песне было что-то знакомое и беспокойное. Будто это не только песня.

От грозы черно-синие,

Злыми ливнями полные,

Над утихшими травами

Поднялись облака.

Кровеносными жилами

Набухают в них молнии,

Но гроза не придвинулась

К нам вплотную пока…

Дали дымом завешены -

Их багровый пожар настиг,

Но раскаты и выстрелы

Здесь еще не слышны.

До грозы, до нашествия,

До атаки, до ярости

Нам дорогой оставлено

Пять минут тишины.

Потом Кириллу не раз придется петь эти слова, и всегда у него будут холодеть руки и щеки. Но в первый раз, у костра, нервный холод обжег его так, что остановилось дыхание.

…До атаки, до ярости,

До пронзительной ясности

И, быть может, до выстрела,

До удара в висок -

Пять минут на прощание,

Пять минут на отчаянье,

Пять минут на решение,

Пять секунд на бросок…

Лица были оранжевыми от огня, а огонь был как флаг "Капитана Гранта" на штормовом ветру.

Митька приткнулся к Кириллу и положил ему на колени кудлатую голову. Замер.

Дед резче ударил по струнам и закончил последний куплет:

И опять тихо сделалось. Даже неяркий желтый месяц опустился к самой земле и слушал тишину, похожую на эхо песни.

– Вот это колыбельная! – шепотом сказал Юрка Кнопов.

– Откуда она? – спросил Саня.

– Издалека, – сказал Дед. – Я слышал ее в комсомольском лагере под Петрозаводском, давно еще. Но и там не знали, кто ее сочинил.

"Это почти про нас, – подумал Кирилл. – Как мы сегодня… Не совсем про нас, но похоже…"

Дед сидел, задумавшись и поглаживая гитару, как добрую собаку. "Он больше всех боялся сегодня, – подумал Кирилл. – Во-первых, за весь экипаж, во-вторых, за своего Митьку, который был впереди… Митька заслужил такую колыбельную…"

– А почему… – начал Кирилл и замолчал. Он хотел спросить, почему Дед не пел эту песню раньше. Не спросил, понял. Надо было иметь право на такую песню.

Теперь они имели это право.

– Давай еще раз, – попросил Кирилл.

– Что ж, давай, – просто и охотно сказал Дед.

Кирилл сел с ним рядом. Он не чувствовал ни капельки смущенья, никакой нерешительности, он хотел петь. Он сейчас словно целиком состоял из этой песни. Два голоса – глуховатый и ясный – слились в первой фразе:

Помиритесь, кто ссорился…

Юрки, сидевшие рядом, еще плотнее придвинулись друг к другу.

| |