Достоевский преступление и наказание эпилог читать. Преступление и наказание

Он был болен уже давно; но не ужасы каторжной жизни, не работы, не пища, не бритая голова, не лоскутное платье сломили его: о! что ему было до всех этих мук и истязаний! Напротив, он даже рад был работе: измучившись на работе физически, он по крайней мере добывал себе несколько часов спокойного сна. И что значила для него пища - эти пустые щи с тараканами? Студентом, во время прежней жизни, он часто и того не имел. Платье его было тепло и приспособлено к его образу жизни. Кандалов он даже на себе не чувствовал. Стыдиться ли ему было своей бритой головы и половинчатой куртки? Но пред кем? Пред Соней? Соня боялась его, и пред нею ли было ему стыдиться?

А что же? Он стыдился даже и пред Соней, которую мучил за это своим презрительным и грубым обращением. Но не бритой головы и кандалов он стыдился: его гордость сильно была уязвлена; он и заболел от уязвленной гордости. О, как бы счастлив он был, если бы мог сам обвинить себя! Он бы снес тогда все, даже стыд и позор. Но он строго судил себя, и ожесточенная совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху, который со всяким мог случиться. Он стыдился именно того, что он, Раскольников, погиб так слепо, безнадежно, глухо и глупо, по какому-то приговору слепой судьбы, и должен смириться и покориться пред "бессмыслицей" какого-то приговора, если хочет сколько-нибудь успокоить себя.

Тревога беспредметная и бесцельная в настоящем, а в будущем одна беспрерывная жертва, которою ничего не приобреталось, - вот что предстояло ему на свете. И что в том, что чрез восемь лет ему будет только тридцать два года и можно снова начать еще жить! Зачем ему жить? Что иметь в виду? К чему стремиться? Жить, чтобы существовать? Но он тысячу раз и прежде готов был отдать свое существование за идею, за надежду, даже за фантазию. Одного существования всегда было мало ему; он всегда хотел большего. Может быть, по одной только силе своих желаний он и счел себя тогда человеком, которому более разрешено, чем другому.

И хотя бы судьба послала ему раскаяние - жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы - ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.

По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь обсудил и обдумал все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему в то роковое время, прежде.

"Чем, чем, - думал он, - моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так... странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!

Ну чем мой поступок кажется им так безобразен? - говорил он себе. - Тем, что он - злодеяние? Что значит слово "злодеяние"? Совесть моя спокойна. Конечно, сделано уголовное преступление; конечно, нарушена буква закона и пролита кровь, ну и возьмите за букву закона мою голову... и довольно! Конечно, в таком случае даже многие благодетели человечества, не наследовавшие власти, а сами ее захватившие, должны бы были быть казнены при самых первых своих шагах. Но те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг".

Вот в чем одном признавал он свое преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинною.

Он страдал тоже от мысли: зачем он тогда себя не убил? Зачем он стоял тогда над рекой и предпочел явку с повинною? Неужели такая сила в этом желании жить и так трудно одолеть его? Одолел же Свидригайлов, боявшийся смерти?

Он с мучением задавал себе этот вопрос и не мог понять, что уж и тогда когда стоял над рекой, может быть, предчувствовал в себе и в убеждениях своих глубокую ложь. Он не понимал, что это предчувствие могло быть предвестником будущего перелома в жизни его, будущего воскресения его, будущего нового взгляда на жизнь.

Он скорее допускал тут одну только тупую тягость инстинкта, которую не ему было порвать и через которую он опять-таки был не в силах перешагнуть (за слабостию и ничтожностию). Он смотрел на каторжных товарищей своих и удивлялся: как тоже все они любили жизнь, как они дорожили ею! Именно ему показалось, что в остроге ее еще более любят и ценят, и более дорожат ею, чем на свободе. Каких страшных мук и истязаний не перенесли иные из них, например бродяги! Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще с третьего года и о свидании с которым бродяга мечтает, как о свидании с любовницей, видит его во сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте? Всматриваясь дальше, он видел примеры, еще более необъяснимые.

В остроге, в окружающей его среде, он, конечно, многого не замечал, да и не хотел совсем замечать. Он жил, как-то опустив глаза: ему омерзительно и невыносимо было смотреть. Но под конец многое стало удивлять его, и он, как-то поневоле, стал замечать то, чего прежде и не подозревал. Вообще же и наиболее стала удивлять его та страшная, та непроходимая пропасть, которая лежала между ним и всем этим людом. Казалось, он и они были разных наций. Он и они смотрели друг на друга недоверчиво и неприязненно. Он знал и понимал общие причины такого разъединения; но никогда не допускал он прежде, чтоб эти причины были на самом деле так глубоки и сильны. В остроге были тоже ссыльные поляки, политические преступники. Те просто считали весь этот люд за невежд и холопов и презирали их свысока; но Раскольников не мог так смотреть: он ясно видел, что эти невежды во многом гораздо умнее этих самых поляков. Были тут и русские, тоже слишком презиравшие этот народ, - один бывший офицер и два семинариста; Раскольников ясно замечал и их ошибку.

Его же самого не любили и избегали все. Его даже стали под конец ненавидеть - почему? Он не знал того. Презирали его, смеялись над ним, смеялись над его преступлением те, которые были гораздо его преступнее.

Ты барин! - говорили ему. - Тебе ли было с топором ходить; не барское вовсе дело.

На второй неделе великого поста пришла ему очередь говеть вместе с своей казармой. Он ходил в церковь молиться вместе с другими. Из-за чего, он и сам не знал того, - произошла однажды ссора; все разом напали на него с остервенением.

Ты безбожник! Ты в бога не веруешь! - кричали ему. - Убить тебя надо.

Он никогда не говорил с ними о боге и о вере, но они хотели убить его, как безбожника; он молчал и не возражал им. Один каторжный бросился было на него в решительном исступлении; Раскольников ожидал его спокойно и молча: бровь его не шевельнулась, ни одна черта его лица не дрогнула. Конвойный успел вовремя стать между ним и убийцей - не то пролилась бы кровь.

Неразрешим был для него еще один вопрос: почему все они так полюбили Соню? Она у них не заискивала; встречали они ее редко, иногда только на работах, когда она приходила на одну минутку, чтобы повидать его. А между тем все уже знали ее, знали и то, что она за ним последовала, знали, как она живет, где живет. Денег она им не давала, особенных услуг не оказывала. Раз только, на рождестве, принесла она на весь острог подаяние: пирогов и калачей. Но мало-помалу между ними и Соней завязались некоторые более близкие отношения: она писала им письма к их родным и отправляла их на почту. Их родственники и родственницы, приезжавшие в город, оставляли, по указанию их, в руках Сони вещи для них и даже деньги. Жены их и любовницы знали ее и ходили к ней. И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов, идущих на работы, - все снимали шапки, все кланялись: "Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!" - говорили эти грубые, клейменые каторжные этому маленькому и худенькому созданию. Она улыбалась и откланивалась, и все они любили, когда она им улыбалась. Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, как она идет, и хвалили ее; хвалили ее даже за то, что она такая маленькая, даже уж не знали, за что похвалить. К ней даже ходили лечиться.

Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и в бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, - но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и все погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса.

Раскольникова мучило то, что этот бессмысленный бред так грустно и так мучительно отзывается в его воспоминаниях, что так долго не проходит впечатление этих горячешных грез. Шла уже вторая неделя после Святой; стояли теплые, ясные, весенние дни; в арестантской палате отворили окна (решетчатые, под которыми ходил часовой). Соня, во все время болезни его, могла только два раза его навестить в палате; каждый раз надо было испрашивать разрешения, а это было трудно. Но она часто приходила на госпитальный двор, под окна, особенно под вечер, а иногда так только, чтобы постоять на дворе минутку и хоть издали посмотреть на окна палаты. Однажды, под вечер, уже совсем почти выздоровевший Раскольников заснул; проснувшись, он нечаянно подошел к окну и вдруг увидел вдали, у госпитальных ворот, Соню. Она стояла и как бы чего-то ждала. Что-то как бы пронзило в ту минуту его сердце; он вздрогнул и поскорее отошел от окна. В следующий день Соня не приходила, на третий день тоже; он заметил, что ждет ее с беспокойством. Наконец его выписали. Придя в острог, он узнал от арестантов, что Софья Семеновна заболела, лежит дома и никуда не выходит.

Он был очень беспокоен, посылал о ней справляться. Скоро узнал он, что болезнь ее не опасна. Узнав в свою очередь, что он об ней так тоскует и заботится, Соня прислала ему записку, написанную карандашом, и уведомляла его, что ей гораздо легче, что у ней пустая, легкая простуда и что она скоро, очень скоро, придет повидаться с ним на работу. Когда он читал эту записку, сердце его сильно и больно билось.

День опять был ясный и теплый. Ранним утром, часов в шесть, он отправился на работу, на берег реки, где в сарае устроена была обжигательная печь для алебастра и где толкли его. Отправилось туда всего три работника. Один из арестантов взял конвойного и пошел с ним в крепость за каким-то инструментом; другой стал изготовлять дрова и накладывать в печь. Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем не похожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь; мысль его переходила в грезы, в созерцание; он ни о чем не думал, но какая-то тоска волновала его и мучила.

Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и зеленый платок. Лицо ее еще носило признаки болезни, похудело, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку.

Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.

Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее и что настала же, наконец, эта минута...

Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого.

Они положили ждать и терпеть. Им оставалось еще семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько бесконечного счастия! Но он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим, а она - она ведь и жила только одною его жизнью!

Вечером того же дня, когда уже заперли казармы, Раскольников лежал на нарах и думал о ней. В этот день ему даже показалось, что как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?

Он думал об ней. Он вспомнил, как он постоянно ее мучил и терзал ее сердце; вспомнил ее бедное, худенькое личико, но его почти и не мучили теперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания.

Да и что такое эти все, все муки прошлого! Все, даже преступление его, даже приговор и ссылка, казались ему теперь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.

Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.

Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: "Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере..."

Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия. Семь лет, только семь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом...

Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, - но теперешний рассказ наш окончен.

Достоевский «Преступление и наказание», эпилог, глава 1 – краткое содержание

На суде Раскольников во всех подробностях рассказал о своём преступлении. Настаивал, что пошёл на него по корыстным мотивам и по малодушию характера. Однако судьи были поражены, что деньгами он совсем не воспользовался, и даже не знал, что именно украл у процентщицы.

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 2 серия

Порфирий сдержал слово и нигде не показал, что давно имел на Раскольникова подозрения. Разумихин представил в суд сведения, что Раскольников прежде из последних средств помогал одному бедному и чахоточному университетскому товарищу и отцу этого последнего. Узналось и то, что раз во время пожара Родион вытащил из горевшей квартиры двух маленьких детей и сам был при этом обожжен. Вследствие всего этого приговор ему оказался довольно милостивым: восемь лет каторги.

Пульхерии Александровне Дуня и Разумихин сказали, что Родя уехал далеко по важному деловому поручению. Она избегала расспрашивать подробности, делая вид, что всему верит. Вскоре бедная мать тяжело заболела и умерла. Из предсмертного бреда её выяснилось, что она почти всё поняла в ужасной судьбе сына.

Соня с помощью денег, оставленных ей Свидригайловым , последовала за Раскольниковым по этапу. Дуня вышла за Разумихина, и они готовились лет через 3-5, когда Разумихин кончит университет, тоже поехать в Сибирь. Соня писала им письма, сообщая, что Родион на каторге угрюм, отъединён от прочих заключённых, равнодушен к плохим условиям острога, а с нею часто груб.

См. полный текст этой главы.

Достоевский «Преступление и наказание», эпилог, глава 2 – краткое содержание

Равнодушный к тяжёлому быту, Раскольников, однако, страдал на каторге от уязвлённой гордости – и заболел от этого. На преступление своё и последующий провал он продолжал смотреть как на простой промах . Стыдился лишь того, что погиб глупо, что не вынес «решительного шага» и, стало быть, не имел права пойти на него. А потом побоялся убить себя, как Свидригайлов.

Он удивлялся, что его товарищи по каторге любили жизнь больше, чем те, что живут на воле. Его отделяла от них непроходимая пропасть. Раскольников ненавидели все, даже те, кто был гораздо преступнее. На второй неделе великого поста все разом напали на него, крича: «Ты безбожник! Ты в бога не веруешь! Убить тебя надо!» Он не погиб лишь чудом.

Но все каторжные очень полюбили Соню, хотя знали, что она последовала именно за ним. Эти грубые люди называли её «болезной нашей матушкой Софьей Семёновной», а Соня писала для них письма к их родным.

В болезни Раскольников увидел страшный сон , как микроскопические трихины вызвали на земле страшную болезнь. Они вселяли в людей сумасшествие: каждый считал одного себя во всём правым и начинал в бессмысленной злобе убивать других. По всему миру дрались и резались. Всё погибало. Спастись и начать новый род человечества на очищенной земле было предназначено лишь нескольким праведникам.

Соне редко разрешали навещать его в больнице, но она приходила посмотреть издали на окна. Раз Раскольников внезапно увидел её стоящей так, и что-то как бы пронзило в ту минуту его сердце.

Потом заболела Соня. Раскольников очень тосковал и заботился о ней. Но болезнь её оказалась не опасна.

Вскоре он ранним утром пошёл на работу в сарай на берегу реки. Перед работой он сел у берега и стал глядеть на реку и широкую степь за ней. Вдруг подле него очутилась осунувшаяся после болезни Соня в своём зелёном платке и, приветливо улыбаясь, протянула ему руку…

Что-то как бы подхватило его и бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В глазах Сони засветилось бесконечное счастье. Она поняла, что он бесконечно любит ее и что настала наконец эта минута… Их воскресила любовь.

Они положили ждать и терпеть семь оставшихся лет. Раскольников чувствовал, что воскрес, что обновилось всё его существо. Даже бывшие враги его среди каторжных, кажется, глядели на него иначе. Он ни о чём не размышлял. Вместо диалектики наступила жизнь.

Он пока не знал, что эта новая жизнь достанется ему не даром, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…

Сибирь. На берегу широкой, пустынной реки стоит город, один из административных центров России; в городе крепость, в крепости острог. В остроге уже девять месяцев заключен ссыльно-каторжный второго разряда, Родион Раскольников. Со дня преступления его прошло почти полтора года.

На суде Раскольников ничего не скрывал. Следователя и судей поразило то обстоятельство, что он спрятал кошелек и вещи под камень, не воспользовавшись ими и даже не зная, что и сколько похитил, сколько денег в кошельке. Это позволило сделать им заключение, что преступление было совершено «при некотором временном умопомешательстве» – «преступник не только не хотел оправдываться, но даже как бы изъявлял желание сам еще более обвинить себя». Все это, а также чистосердечное признание, способствовало смягчению приговора.

Во внимание были приняты и другие обстоятельства, благоприятные для подсудимого: во время учебы в университете он содержал из последних своих средств чахоточного товарища, а после его смерти ухаживал за его больным отцом, устроил его в больницу, а когда он умер, похоронил. Квартирная хозяйка Раскольникова сообщила на суде, что он однажды спас от пожара двух маленьких детей, получив при этом ожоги. Судьи учли все обстоятельства, и преступник был приговорен всего к восьми годам каторги.

Пульхерия Александровна, которую все уверяли, что сын ее уехал куда-то за границу, тем не менее душой чув- ствовала, что с ним произошло что-то зловещее, и жила лишь ожиданием письма от Родиона. С каждым днем ее состояние становилось все серьезнее и вскоре она умерла. Дуня вышла замуж за Разумихина. Среди приглашенных на скромную свадьбу были Порфирий Петрович и Зосимов. Разумихин возобновил занятия в университете и собирался через несколько лет переселиться в Сибирь, поближе к Родиону. Дуня поддерживала его в этом.

Соня, используя деньги Свидригайлова, которые он оставил ей перед смертью, отправилась в Сибирь, и в письмах регулярно сообщала обо всем Дуне и Разумихину. Она довольно часто виделась с Раскольниковым, который по ее словам, ничем не интересовался и находился в мрачном настроении, был угрюм и несловоохотлив. Он ясно понимал свое положение, не ожидал от будущего ничего хорошего, не питал никаких надежд и ничему не удивлялся из того, что видел вокруг. От работы он не уклонялся, но и не напрашивался, к пище был почти равнодушен, жил в общей камере. Соня писала, что в первое время Раскольников «не особо интересовался ее посещениями», но спустя некоторое время ощутил потребность в них, и даже иногда, когда Соня не могла прийти к нему, тосковал. Про себя Соня сообщала, что она за это время познакомилась с некоторыми влиятельными людьми, зарабатывала себе на жизнь шитьем и достигла в этом деле больших успехов, так как в городе не было модистки. Но в письмах Соня не упоминала, что благодаря ее знакомым, начальство стало лучше относится к Раскольникову, в частности облегчило его работы. В последнем письме Соня сообщала, что Родион серьезно заболел и был помещен в госпиталь.

Он был болен уже давно; но не ужасы каторжной жизни, не работы, не пища, не бритая голова, не лоскутное платье сломили его: о! что ему было до всех этих мук и истязаний! Напротив, он даже рад был работе: измучившись на работе физически, он по крайней мере добывал себе несколько часов спокойного сна. И что значила для него пища – эти пустые щи с тараканами? Студентом, во время прежней жизни, он часто и того не имел. Платье его было тепло и приспособлено к его образу жизни. Кандалов он даже на себе не чувствовал. Стыдиться ли ему было своей бритой головы и половинчатой куртки? Но пред кем? Пред Соней? Соня боялась его, и пред нею ли было ему стыдиться?

А что же? Он стыдился даже и пред Соней, которую мучил за это своим презрительным и грубым обращением. Но не бритой головы и кандалов он стыдился: его гордость сильно была уязвлена; он и заболел от уязвленной гордости. О, как бы счастлив он был, если бы мог сам обвинить себя! Он бы снес тогда все, даже стыд и позор. Но он строго судил себя, и ожесточенная совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху, который со всяким мог случиться. Он стыдился именно того, что он, Раскольников, погиб так слепо, безнадежно, глухо и глупо, по какому-то приговору слепой судьбы, и должен смириться и покориться пред «бессмыслицей» какого-то приговора, если хочет сколько-нибудь успокоить себя...

И хотя бы судьба послала ему раскаяние – жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы – ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.

По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь обсудил и обдумал все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему в то роковое время, прежде.

«Чем, чем, – думал он, – моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так... странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!..

Вот в чем одном признавал он свое преступление: только в том, что не вынес его и сделал явку с повинною.

В остроге Раскольников жил, многого не замечая. Но со временем он стал многому удивляться, в частности той пропасти, которая лежала между ним и всеми находившимися здесь людьми. Ссыльные не любили его и старались избегать. Спустя некоторое время они стали его ненавидеть.

Неразрешим был для него еще один вопрос: почему все они так полюбили Соню? Она у них не заискивала; встречали они ее редко, иногда только на работах, когда она приходила на одну минутку, чтобы повидать его. А между тем все уже знали ее, знали и то, что она за ним последовала, знали, как она живет, где живет. Денег она им не давала, особенных услуг не оказывала. Раз только, на рождестве, принесла она на весь острог подаяние: пирогов и калачей. Но мало-помалу между ними и Соней завязались некоторые более близкие отношения: она писала им письма к их родным и отправляла их на почту. Их родственники и родственницы, приезжавшие в город, оставляли, по указанию их, в руках Сони вещи для них и даже деньги. Жены их и любовницы знали ее и ходили к ней. И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов, идущих на работы, – все снимали шапки, все кланялись: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!» – говорили эти грубые, клейменые каторжные этому маленькому и худенькому созданию. Она улыбалась и откланивалась, и все они любили, когда она им улыбалась. Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, как она идет, и хвалили ее; хвалили ее даже за то, что она такая маленькая, даже уж не знали, за что похвалить. К ней даже ходили лечиться.

Во время болезни Раскольников долгое время находился в бреду. Ему мерещилось, что мир должен погибнуть из-за какой-то невиданной болезни; уцелеть должны были лишь немногие, избранные; пораженные микробом люди сходили с ума, считая конечной истиной любую свою мысль, любое убеждение; каждый был убежден, что истина заключена в нем одном и никто не знал, что добро, а что зло; все погибало.

Все время болезни Раскольникова Соня дежурила под его окнами, и однажды он случайно увидел ее в окно. Два дня Соня не приходила. Вернувшись в острог, Родион узнал, что она больна и лежит дома. Узнав, что Раскольников о ней беспокоится, Соня отправила ему записку, в которой сообщила, что она уже выздоравливает, что болезнь ее не опасна и что скоро она придет повидаться с ним.

На следующий день, когда Раскольников работал на обжиге печи у реки, к нему подошла Соня и робко протянула ему руку.

Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.

Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее и что настала же, наконец, эта минута...

Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого.

Они решили ждать и терпеть.

Им оставалось еще семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько бесконечного счастия! Но он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим, а она – она ведь и жила только одною его жизнью!

Вечером того же дня, когда уже заперли казармы, Раскольников лежал на нарах и думал о ней. В этот день ему даже показалось, что как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он припомнил теперь это, но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?

Он думал об ней. Он вспомнил, как он постоянно ее мучил и терзал ее сердце; вспомнил ее бедное, худенькое личико, но его почти и не мучили теперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания...

Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: «Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере...»

Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия. Семь лет, только семь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом...

"Преступление и наказание" - произведение, написанное Достоевским в 1866 году. В этой статье мы опишем краткое содержание эпилога. "Преступление и наказание" - роман, в котором затрагиваются важнейшие вопросы веры. В полной мере они раскрываются в двух небольших заключительных главах произведения. Именно они составляют эпилог романа это было написано Достоевским во многом ради него. В этом вы убедитесь, ознакомившись с анализом эпилога, представленным в этой статье.

Время и место действия эпилога

Действие эпилога происходит в Сибири. Один из административных центров нашей страны находится на берегу пустынной, широкой реки. В городе этом расположена крепость, а в ней находится острог, в котором уже 9 месяцев заключен Родион Раскольников, ссыльно-каторжный. Прошло почти 1,5 года со дня преступления этого героя.

Приговор, вынесенный главному герою

Продолжаем описывать краткое содержание эпилога "Преступление и наказание". В нем рассказывается вкратце о событиях, предшествующих каторге Родиона. Раскольников ничего не скрывал на суде. Судей и следователя поразило обстоятельство, что он не воспользовался вещами и кошельком, спрятав их под камень, и не знал даже, сколько денег имеется там. Это позволило заключить, что преступление Родионом было совершено при "временном умопомешательстве". Это обстоятельство, а также несколько смягчило приговор.

Были приняты во внимание и другие моменты, для подсудимого благоприятные. Он содержал во время обучения в университете из последних средств товарища, страдавшего от чахотки, а после того, как тот умер, ухаживал за больным его отцом. Раскольников устроил этого человека в больницу и похоронил его, когда тот скончался. На суде квартирная хозяйка Родиона сообщила, что он спас однажды двух маленьких детей от пожара, при этом получив ожоги. Были учтены судьями все обстоятельства, на их основании преступник приговорен был лишь к 8 годам каторги.

Что произошло с Пульхерией Александровной, Разумихиным и Дуней?

Все уверяли Пульхерию Александровну, что ее сын уехал за границу. Однако она чувствовала душой, что с ним случилось что-то ужасное, и жила только ожиданием письма от Раскольникова. Ее состояние с каждым днем становилось все хуже, и вскоре эта женщина умерла. Разумихин женился на Дуне. Зосимов и Порфирий Петрович были в числе гостей, приглашенных на их скромную свадьбу. Разумихин свои занятия в университете возобновил, через несколько дней собирался переселиться поближе к Родиону, в Сибирь. В этом его поддерживала Дуня.

Поступок Сони

Во многом строится на образе этой девушки эпилог романа "Преступление и наказание". Сочинение Достоевского без этой героини представить сложно.

Соня на деньги Свидригайлова, оставленные ей перед смертью, поехала в Сибирь, и регулярно в письмах сообщала обо всем Разумихину и Дуне. Довольно часто она навещала Раскольникова, который ничем не интересовался, по ее словам, и находился все время в мрачном настроении, был несловоохотлив и угрюм. Он понимал ясно свое положение, ничего хорошего от будущего не ожидал, никаких надежд не питал и не удивлялся ничему из того, что наблюдал вокруг. Он не уклонялся от работы, однако и не напрашивался, был равнодушен к пище, жил в общей камере.

Как писала Соня, Раскольников в первое время ее посещениями особо не интересовался, однако через некоторое время вдруг ощутил в них потребность и даже тосковал иногда, когда та прийти к нему не могла. Эта девушка сообщала про себя, что она познакомилась за это время с влиятельными людьми, зарабатывала шитьем себе на жизнь и даже достигла больших успехов в этом деле, поскольку не было модистки в городе. Однако Соня не упоминала в письмах, что с помощью ее знакомых начальство лучше стало относиться к Родиону, облегчило его работы. Девушка сообщала в последнем письме, что Раскольников тяжело заболел и его поместили в госпиталь.

Жизнь Раскольникова в остроге

Этот герой жил в остроге, не замечая многого. Со временем он стал удивляться некоторым вещам, например, пропасти, лежавшей между ним и остальными людьми, находившимися здесь. Ссыльные старались избегать Родиона, они не любили его, а через некоторое время начали ненавидеть, о чем упоминает Достоевский в финале произведения. В этом можно убедиться, если открыть эпилог ("Преступление и наказание").

Видео: Преступление и наказание 2007

Сон Раскольникова

Раскольников во время болезни находился долгое время в бреду. Этому герою все время мерещилось, что из-за невиданного недуга мир должен погибнуть, а уцелеть смогут лишь избранные. Люди, пораженные микробом, конечной истиной считая любую мысль свою, любое убеждение. Никто не знал, что хорошо, а что плохо, каждый был убежден, что правда заключена только в нем.

Продолжаем описывать произведение "Преступление и наказание" (краткое содержание эпилога). в структуре его имеет важное значение, поскольку символизирует трансформацию главного героя. Об этом мы еще расскажем подробнее в данной статье. Соня во время болезни Родиона дежурила под его окнами, и он случайно однажды увидел эту девушку. Соня после этого два дня не приходила. Родион, вернувшись в острог, узнал, что девушка больна, и поэтому лежит дома. Соня, узнав, что о ней беспокоится Раскольников, отправила ему записку, в которой писала, что уже выздоравливает и скоро придет с ним повидаться.

Объяснение с Соней

Когда на следующий день Родион работал у реки на обжиге печи, девушка подошла к нему и протянула робко руку. В этот раз Раскольников, который обычно брал ее как будто с отвращением, а саму Соню встречал с досадой, иногда молчал упорно во время посещения, взял руку девушки и не отпускал ее, а затем вдруг упал к ее ногам, обнимал ее колени и плакал. Влюбленные решили терпеть и ждать. Оставалось семь лет.

Начало новой жизни

Этой же ночью Родион взял Евангелие, лежавшее под подушкой, и открыл его. Книга эта принадлежала Соне, была той самой, из которой девушка читала Раскольникову о воскресении Лазаря. Родион думал в начале каторги, что она его замучит религией, будет навязывать книги и заговаривать о вере.

Однако она ни разу не сделала этого, даже не предложила Евангелия. Незадолго до болезни он сам попросил у ней его, но не раскрывал до сих пор. Однако теперь главный герой решил это сделать.

Девушка также была в волнении весь этот день, а ночью снова захворала. Но она была счастлива до того, что почти испугалась внезапного своего счастья. Всего лишь семь лет!

На этом Достоевский завершает свое произведение. Соответственно, заканчивается и краткое содержание эпилога "Преступление и наказание". О дальнейшей судьбе Сони и Родиона в нем не говорится, однако можно сделать вывод о том, что их ждет новая жизнь.

Структура романа, роль эпилога

Шестичастную структуру имеет роман Достоевского под названием "Преступление и наказание". Краткое содержание эпилога было представлено вам. Эпилог, как известно, - это заключительная глава произведения, которая знакомит читателей с дальнейшей судьбой героев. Эта часть романа является одной из сильнейших в произведении. Казалось бы, давно миновала кульминация, основные события уже произошли (преступление совершено, признание сделано, наказание приведено в исполнение), однако лишь в эпилоге на самом деле роман достигает истинного, духовного пика.

Структура эпилога

Данная часть (краткое содержание эпилога "Преступление и наказание" см. выше) освещает весьма значимый этап, которым ознаменовалось духовное развитие главного героя. Мы узнаем вначале, что тот, во всем признавшись на суде и много времени пробыв на каторге, в своем преступлении не раскаялся, своего отношения к нему не пересмотрел.

Единственное, на что сетовал Родион, что его расстраивало, было разочарование в себе за то, что он не смог вынести своего деяния и явился с повинной. О резком повороте во героя рассказывает нам автор только в конце произведения (эпилог романа "Преступление и наказание"). И его значение трудно переоценить.

Что чувствовал Раскольников после совершения преступления?

Как мы видим, свой поступок оценивает лишь с мирской точки зрения главный герой произведения "Преступление и наказание". Краткое содержание эпилога показывает, как изменился его внутренний мир. Вначале Раскольникова заботит только то, что подумают или скажут о нем люди.

Родион, рассуждая с таких позиций, недоумевает. Он не может понять, чем его преступление так страшно, если все остальные то же самое позволяют себе, а закон - только результат желания или прихоти отдельных людей. Из этого он делает вывод, что вина его состоит лишь в слабости, в том, что ему не удалось преодолеть нравственные муки.

О самой сути вопроса герой не задумывается, не считает, что убийство является страшным поступком, который противен человеческой природе. У него именно поэтому начались терзания. Но пока герой еще очень далек от этого открытия.

Духовный перелом на каторге

У Раскольникова на каторге происходит духовный перелом, который ознаменовал начало новой жизни. Его предвестником становится болезнь главного героя. Странные видения приходят ему в бреду. Душа Родиона в очередной раз делает ему подсказку, стремится направить на путь истинный.

Роль сна Раскольникова, который он увидел во время болезни

В сне, который видит Раскольников, через фантастический сюжет Достоевский передает собственную точку зрения по поводу распространения вокруг безбожных, нигилистических идей вроде той, которая была у Родиона. Этот сон не случайно описывается в произведении (эпилог романа "Преступление и наказание").

Видео: Преступление и наказание

Анализ его можно провести следующий. Теории, подобные той, что была у Раскольникова, делают людей бесноватыми, безумными, заражают их. Но, что самое страшное, этого не замечают зараженные, которые мнят себя миссиями, избранными. Повальное увлечение такими идеями вырождает род человеческий. Только несколько непрочных душ, которые сохранили нравственную чистоту, способны спасти людей от уничтожения.

Именно сон изменил что-то в сознании Раскольникова. Он помог ему понять то, что давно чувствовал Родион. Он уяснил наконец, что любит Соню, что она - его поддержка, опора и спасение. Проснувшись, главный герой не осознает еще, что в нем произошла перемена, однако он чувствует в душе то, что бессознательно не любили в нем остальные заключенные: то, что он болен этой самой заразой. Имя ей - презрение к людям, гордыня, нелюбовь, безверие!

Истинная кульминация романа

Когда Родион видит Соню в очередной раз, наконец-то просыпается его душа, а глаза, открывшиеся заново, наполняются слезами. Сильная боль, но уже дарующая свет, а не беспросветная, бросает его к ногам Сони в рыданиях. Так очищается мятежное сердце главного героя.

Раскольников, открывшись любви к одному человеку, постепенно стал любить всех. Ведь недаром изменили отношение к нему другие каторжники, о чем упоминает Достоевский (эпилог романа "Преступление и наказание"). Анализ композиции позволяет судить о том, что именно в эпилоге - настоящая кульминация романа! Это торжество веры и любви. Раскольников наконец открыл впервые Евангелие, чем заканчивается эпилог.

"Преступление и наказание", краткое содержание которого мы рассмотрели, без этого финала потеряло бы значительную часть идей, которые хотел передать нам Достоевский. Именно в нем мы понимаем, что в жизни Раскольникова наступает новый момент - момент перерождения. И хотя писатель о дальнейшей судьбе Родиона нам не рассказывает, становится понятно, что жизнь эта будет уже совершенно другой. Между строчек в эпилоге звучат жизнеутверждающие, светлые аккорды, которые знаменуют духовное возрождение Раскольникова. В полной мере здесь раскрывается глубокая убежденность Достоевского в том, что каждый человек имеет Божественную искру в своем сердце.

Во многом произведение "Преступление и наказание" написано было именно ради данного эпилога. Достоевский утверждает в нем, что возрождение и прощение возможно для любого человека, даже если тот является ужасным преступником. Эпилог романа "Преступление и наказание", краткое содержание которого вы только что прочитали, дает каждому надежду на духовное возрождение. Необходимо для этого только раскаяние и "поворот" к людям, к любви, к миру, навстречу Богу. Именно для этого нужен был эпилог. "Преступление и наказание", краткое содержание которого, конечно, не передает всего величия этого произведения, - это роман о духовном возрождении, в которое не перестает верить писатель.

(360 слов) В своём знаменитом романе «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевский отразил глубокий социальный кризис своего времени. На примере обычного молодого человека, Родиона Раскольникова, писатель отобразил новые взгляды, господствовавшие среди молодёжи. Немалую роль в повествовании играет эпилог, в котором автор окончательно развенчивает идеалы своего героя, указывая людям другой, правильный, по его мнению, путь.

В эпилоге перед нами предстаёт Родион уже после того, как он добровольно признался в своём преступлении. Герой пошёл на это, чтобы облегчить свою совесть. Совершив убийство ради благой цели, он осознал, что не способен нести эту ношу в одиночку. Наказание должно было снять с него вину и помочь ему возродиться для новой жизни, но мы видим, что этого не произошло. Даже в сибирской ссылке Раскольников не отказывается от своей теории о превосходстве одних людей над другими. Разочаровавшись в себе, он продолжает отчаянно цепляться за свои заблуждения, продолжая делить людей на «тварей дрожащих» и «право имеющих», разница лишь в том, что теперь он относит себя к первой группе. В результате застывший в презрении к окружающим и самому себе он вызывает к себе ненависть со стороны других каторжных, но, главное, он отталкивает от себя Софью Мармеладову, которая отправилась в Сибирь в след за ним, надеясь спасти его и вернуть к Богу. Достоевский показывает нам, насколько губительной может быть человеческая гордыня, как, боясь признать свои ошибки, человек уничтожает сам себя. Однако автор не мог позволить своему герою заблуждаться на протяжении всей жизни. Раскольников заболевает и в лихорадке видит сон, который в полной мере демонстрирует ему всю ущербность его теории. Человечество поразили микроскопические трихины, каждый, кого они коснулись, уверовал с собственную гениальность и исключительность. Мир погрузился в хаос, когда люди, исполненные ненависти к окружающим, даже не пытаясь найти общий язык, начали убивать друг друга. По мнению Достоевского, человек, слепо считающий себя выше других, сеет вокруг себя только разрушения и смерть. Мы должны стремиться к равенству, а не личному возвышению, иначе цивилизация исчезнет. Оправившись после болезни, Раскольников наконец-то отрекается от своих прошлых взглядов. Он по-новому смотрит на окружающий мир и перерождается. Открывшись Соне и всему человечеству, герой делает первый шаг на своём пути искупления.

Именно в эпилоге Достоевский окончательно разрушает ницшеанские, индивидуалистские теории своего времени, приводя им на замену доброту, веру в людей и Бога.