Полковник кгб о бандеровцах. Приказа не было

13.06.2007, Птенцы гнезда Петрова

Илья Барабанов

Корпорацию «Двадцатый трест» можно назвать самым успешным российским бизнеспроектом XX века. Вряд ли какая-либо еще компания мира может похвастаться столь впечатляющим карьерным ростом своих отцов-основателей и их помощников. В их числе: президент страны, первый вице-премьер правительства, министр финансов, директор крупнейшего оборонного института, бывший глава федерального агентства и т.д. Пятнадцатилетие корпорации «Двадцатый трест» The New Times отмечает вместе с ее создателями, занимающими ныне высокие кремлевские и министерские кабинеты.

Из послания Владимира Путина Федеральному собранию от 10 мая 2006 года: «И бизнесмен с миллиардным состоянием, и чиновник любого ранга должны знать, что государство не будет беспечно взирать на их деятельность, если они извлекают незаконную выгоду из особых отношений друг с другом. Говорю сейчас об этом потому, что, несмотря на предпринимаемые усилия, нам до сих пор не удалось устранить одно из самых серьезных препятствий на пути нашего развития — коррупцию. Считаю, что социальная ответственность должна быть основой деятельности и чиновников, и представителей бизнеса. И они обязаны помнить, что источником благополучия и процветания России является народ». (Аплодисменты.)

15 лет назад в Санкт-Петербурге была создана корпорация «Двадцатый трест». 20 октября 1992 года председатель комитета по внешним связям (КВС) мэрии города Владимир Путин подписал свидетельство о регистрации корпорации. Возглавил компанию Сергей Никешин, ныне заседающий в законодательном собрании Санкт-Петербурга и представляющий «Единую Россию». В 1999 году в связи с деятельностью корпорации было заведено уголовное дело № 144128, которое 30 августа 2000 года (после прихода Владимира Путина в Кремль) было закрыто. Вскоре один из следователей, работавших по делу корпорации, Олег Калиниченко, ушел в монастырь. Другой, Андрей Зыков, был отправлен на пенсию. Как удалось тогда выяснить следствию, только за 1993 год из городского бюджета, а также из специального внебюджетного фонда, созданного Министерством финансов и Центробанком, на счета корпорации ушло около $4,5 млн. По данным, которые следователям доказать так и не удалось, отмываемые суммы составляли десятки миллионов долларов. О деле «Двадцатого треста» и причастности к финансовым махинациям компании представителей нынешнего российского руководства в начале 2000-х годов писала «Новая газета». Она сообщила, что корпорации, официально занимавшейся строительством, реконструкцией и ремонтом объектов в России и за рубежом, безосновательно выделялись крупные кредиты мэрией Санкт-Петербурга, которые потом исчезали на счетах почти 30 дочерних фирм «Двадцатого треста». Ответом на публикацию была тишина.

Дача, квартира, исчезнувшие бюджеты

Материалы расследований деятельности руководителя КВС Владимира Путина в 1990-х годах касались не только работы корпорации «Двадцатый трест». В разное время вокруг имени будущего президента возникали скандалы, связанные с незаконным приобретением дачи под Санкт-Петербургом, махинациями в сфере жилья, хищением бюджетных денег, выделенных на закупку продовольствия. Наибольший резонанс вызвало дело с исчезновением как раз правительственных квот на закупку городской администрацией продовольствия за рубежом. В отчете, подготовленном в 1992 году депутатской группой во главе с Мариной Салье и Юрием Гладковым, были сделаны вполне однозначные выводы: «КВС мэрии Санкт-Петербурга, игнорируя постановление правительства России, превысил свои полномочия... приведенных... фактов вполне достаточно для вполне обоснованного заключения о некомпетентности руководства КВС мэрии Санкт-Петербурга в решении вверенных им вопросов». Заканчивается документ рекомендациями другим депутатам заксобрания передать собранные материалы в прокуратуру и отстранить Владимира Путина от занимаемой должности. Но в 1992 году отстранить Путина депутатам не удалось. Мэр города Анатолий Собчак ему открыто покровительствовал и не дал в обиду своего помощника.

Из материалов уголовного дела, переданных The New Times Андреем Зыковым, бывшим старшим следователем Следственного управления ГУВД Санкт-Петербурга, руководителем одной из групп в расследовании уголовного дела корпорации «Двадцатый трест», отправленным на пенсию после того, как дело № 144128 было закрыто:

«О Путине источники рассказали, что он в настоящее время работает в мэрии СанктПетербурга, является руководителем комитета по внешнеэкономическим связям. Обычно на работе он бывает занят в течение всего дня, уходит из дома примерно в 8.00 и возвращается в различные вечерние часы. Где и как он проводит свое свободное время, неизвестно. Для поездок к месту работы и обратно он пользуется служебной автомашиной иностранного производства с шофером. За время проживания в адресе проверки Путин зарекомендовал себя спокойным, скрытным человеком. С жильцами дома он общается только по мере необходимости, при встречах с ними ограничивается приветствиями, в разговоры вступает неохотно, на вопросы отвечает односложно, о себе не рассказывает. Дружеских, доверительных отношений у него ни с кем из окружающих не сложилось. Посторонние лица адрес проверки посещают крайне редко. В квартире они находятся от 1 до 4 часов. Источники предполагают, что эти люди либо коллеги Путина по работе, либо связанные с ним по роду деятельности. Их установочные данные неизвестны. Материально семья проверяемого обеспечена на хорошем уровне. Перед заселением в квартиру в ней был произведен дорогостоящий ремонт, завезена импортная мебель...»

«Посторонние лица» в министерских кабинетах

Многие чиновники, имевшие отношение к корпорации «Двадцатый трест», сделали стремительные карьеры. The New Times уже писал об одной из них (см. № 15 от 21 мая), связанной с первым вице-премьером Дмитрием Медведевым, который имел отношение к серьезным финансовым потокам, контролировавшимся комитетом по внешним связям. Пожелавший остаться анонимным источник рассказал The New Times, что именно Медведев выполнял поручения Владимира Путина о переводе денежных средств на разного рода строительные проекты. В те времена, как утверждают, глава корпорации Сергей Никешин мог запросто позвонить будущему президенту России и сообщить о необходимости перевести сумму в несколько миллионов долларов на восстановление православного храма в Греции. Медведев этот перевод контролировал. О дальнейшей судьбе этих денег ничего не известно. Уходили деньги через знаменитый банк «Россия» братьев Ковальчук. Офис банка находился на первом этаже Смольного, и, как рассказывают источники The New Times, обращавшиеся к Владимиру Путину инвесторы могли получить добро на свой проект только при одном условии: все должно было быть проведено через банк «Россия».

На этом список VIP-лиц, причастных к делам корпорации, не заканчивается. Под документами о выделении «Двадцатому тресту» кредитов мэрии стоит подпись нынешнего министра финансов Алексея Кудрина, возглавлявшего тогда комитет финансов администрации Санкт-Петербурга. Как следует из материалов уголовного дела, корпорация получала кредиты на льготных условиях, а полученные средства переводила на счета различных иностранных фирм. Вместе с Кудриным в Москву на повышение перебрался и его заместитель Дмитрий Панкин, в те далекие годы ставивший свою подпись на платежных поручениях, по которым выделялись деньги. В настоящий момент Панкин по-прежнему работает в связке с Кудриным, занимая пост директора департамента международных финансовых отношений, госдолга и госфинактивов Минфина РФ.

Стремительную карьеру сделали не только подчиненные Кудрина, но и сотрудники путинского комитета по внешним связям. На уставных документах «Строительно-финансовой корпорации «Двадцатый трест», находящихся в распоряжении The New Times, стоят печати КВС. Регистрировал устав корпорации начальник регистрационного отдела КВС Альберт Степанов. Перебравшись в Кремль, Владимир Путин не забыл и про этого коллегу. В настоящий момент Степанов руководит департаментом финансов и является членом постоянного Комитета Союзного государства России и Белоруссии. Директор Регистрационной палаты мэрии Санкт-Петербурга Сергей Мовчан, который в 1996 году перерегистрировал учредительные документы корпорации, до последнего времени руководил Федеральной регистрационной службой. В апреле 2007 года, впрочем, Владимир Путин отправил Мовчана в отставку. По информации, проходившей в ряде СМИ, Мовчан должен стать первым (то есть главным) аудитором Счетной палаты, но пока нового назначения чиновник не получил.

Меньше повезло руководителям корпорации. Не считая Никешина, заседающего в петербургском заксобрании, следы большинства членов руководства теряются. Евгений Юркевич, который в 1993 году входил в руководство «Двадцатого треста», из бизнеса предпочел уйти, сконцентрировавшись на научной карьере. Теперь Юркевич член-корреспондент Российской академии естественных наук, кандидат технических наук, член Международной академии информатизации и прогнозирования. Владимир Гайдей, входивший в правление треста, после прихода на президентский пост Владимира Путина в июне 2000 года стал заместителем председателя комитета финансов администрации Санкт-Петербурга, а в настоящее время является первым заместителем председателя жилищного комитета. Непосредственно в строительной сфере остался только один из руководителей «Двадцатого треста». В свое время корпорация прославилась обещанием возвести на Васильевском острове Башню Петра Великого, которая должна была стать первым небоскребом Петербурга, более чем на десятилетие опередив разгорающийся сегодня скандал вокруг строительства в городе башни «Газпром-сити». От того проекта сейчас ничего не осталось, кроме забора вокруг пустой строительной площадки да воспоминаний о пропавших двух с половиной миллиардах рублей, выделенных из городского бюджета. Но считать то строительство остановленным нельзя. Один из руководителей «Двадцатого треста» Равиль Камалетдинов теперь возводит «элитные жилые комплексы», являясь директором по экономике и бизнес-процессам холдинга RBI. На официальном сайте компании в разделе «Золотые мысли» посетитель может ознакомиться с цитатой Фридриха В.-И. Шеллинга: «Архитектура — это застывшая музыка». Но если о застывшей музыке известно немного, то о том, как и на чьих счетах застывают выделяемые бюджетные средства, все участники операции «Двадцатый трест» знают отлично.

Почему выходцам из чекистской среды не удается стать олигархами: их опыт и связи больше применимы в системе госкапитализма, а в бизнесе им недостает стратегической гибкости

В 1999 г. во время праздничного мероприятия в ФСБ по случаю годовщины основания ЧК премьер-министр Владимир Путин выступил перед экс-коллегами со словами: «Я хочу доложить, что группа сотрудников ФСБ, направленная в командировку для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется». На втором этапе тогдашний премьер стал президентом, а большинство ключевых постов в кабинете министров и крупных госкомпаниях получили коллеги главы государства по прежней секретной работе. Иные были делегированы в крупные частные коммерческие структуры в качестве «присматривающих» за их владельцами. Теплых мест, естественно, всем не хватило. Но бывшие сотрудники спецслужб и органов госбезопасности раскинули в бизнесе и свои собственные сети.Там, где важны связи, чекисты чувствуют себя как рыба в воде. Это алкогольный и фармацевтический рынки, банковский и охранный бизнес, откуда в начале 1990-х им удалось вытеснить откровенный криминал. Они не стратеги, а тактики (этому в основном их учили в спецшколах), их не интересуют долгосрочные инвестиции. «Главное — вовремя, умело и по полной программе воспользоваться административным ресурсом», — констатирует директор департамента стратегического анализа компании «ФБК» Игорь Николаев. Многие из них начинали с того, в чем лучше всего разбирались. Например, полковник КГБ Геннадий Гудков сразу после ухода из силового ведомства в 1992 г. основал охранное предприятие «Оскордъ», ставшее через несколько лет крупнейшим в России. В марте 2001 г. бизнесмен стал депутатом Госдумы, членом комитета по безопасности, а затем возглавил подкомитет по законодательству в сфере охранной и сыскной деятельности, что позволило ему использовать лоббистский ресурс в интересах собственного бизнеса. Той же дорогой пошел и сослуживец Александра Коржакова (главы Службы безопасности Бориса Ельцина) по 9-му управлению КГБ Владимир Виноградов. В 1992 г. вместе с женой он учредил ЧОП «Влата», а год спустя занялся алкогольным бизнесом.

Геннадий Гудков

Те, кто был ближе к «питерским чекистам», оказались в системе госкапитализма: руководят госкомпаниями (Сергей Чемезов возглавляет госкорпорацию «Ростехнологии», Николай Токарев — «Транснефть», Владимир Дмитриев — ВЭБ, а Андрей Костин — ВТБ) или «присматривают» за частным бизнесом (гендиректор «Норильского никеля» Владимир Стржалковский и шеф «Мегафона» Сергей Солдатенков). «Это волевые, организованные и дисциплинированные люди, жесткие переговорщики с обширными связями, использующие их для собственного продвижения, — говорит о выходцах из спецслужб ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры России Дмитрий Абзалов. — Они владеют несколькими языками, четко выстраивают систему администрирования и управления, легко встраиваются в политическую и экономическую систему. У них высокий уровень адаптивности, они могут работать в условиях любой бизнес-среды, начиная с монополизированного рынка и заканчивая большими конкурентными площадками, какой, в частности, является ритейл».

В этом отношении классическим примером человека, сумевшего адаптироваться и в бизнесе, и в политике, можно считать губернатора Тульской области Владимира Груздева. «Благодаря жесткости характера он очень агрессивно вел себя и в бизнесе», — подчеркивает член генсовета «Деловой России» Анатолий Лейрих. В 1993 г., после увольнения из Службы внешней разведки, Груздева пригласили на работу в «ОЛБИ — Дипломат», где он занял пост заместителя генерального директора. Уже год спустя Груздев решил создать собственный бизнес в продуктовом ритейле — компанию «Седьмой континент». Помогло в этом партнерство с Владимиром Карнауховым, отвечавшим тогда в столичной мэрии за потребительский рынок. На протяжении последующих нескольких лет Владимир Груздев пытался преобразовать свои связи в политический ресурс для поддержки собственного бизнеса: в 1995 г. он впервые баллотировался в Госдуму в качестве кандидата от Черемушкинского одномандатного избирательного округа, но выборы проиграл. В 2001 г. ему удалось стать депутатом Московской городской думы, а мандат депутата Государственной думы он получил в декабре 2003 г. как кандидат, выдвинутый «Единой Россией». Поэтому вряд ли случайно «Седьмой континент» вошел в список компаний, получивших господдержку во время кризиса. Благодаря этому ритейлер пережил проблемный год, а затем Владимир Груздев довольно удачно продал компанию.

Владимир Груздев

Владельцу НРБ Александру Лебедеву в этом отношении повезло несколько меньше. Счастливый билет он вытянул в середине 1990-х, когда принадлежащий ему Национальный резервный банк стал главным агентом «Газпрома» по работе с украинскими долгами. «Но в 2000-х ему не удалось встроиться в создававшуюся тогда систему госкапитализма, — отмечает Дмитрий Абзалов. — В последние годы он потерял много денег и на своих авиационных проектах, а также управляя другими активами». Так что можно считать, что Евгений Касперский со своими антивирусными программами оказался едва ли не единственным из бывших кэгэбэшников, кто «сделал» компанию по рыночным правилам.

Андрей Красавин

Борьба с бандеровским подпольем, которая шла на Западной Украине, многократно описана в исторической и художественной литературе, о ней сняты фильмы – достаточно вспомнить одну из серий «Государственной границы». Однако живых свидетелей кровавой войны, которая шла уже после Великой Отечественной, сегодня практически не осталось. Почти 70 лет прошло, кто-то умер, да и Новокузнецк находится достаточно далеко от западных границ бывшего СССР. Тем не менее, нам удалось пообщаться с Василием Андреевичем Симкиным, полковником КГБ в отставке. Ему 92 года, он в здравом уме и в прекрасной физической форме. В квартире турник, на котором он регулярно подтягивается, велотренажёр. Когда мы пришли к нему в гости, он надел китель с орденами Красной звезды и Великой Отечественной войны.

– Василий Андреевич, прекрасно выглядите для 92 лет, спортом занимаетесь...

– Стараюсь, в январе мне 93 исполнится.

– Сегодня много говорится о событиях на Украине, о том, что было после войны и что происходит сейчас. Вы один из немногих людей в Кузбассе, кто реально боролся с бандеровским подпольем. Расскажите, как Вы оказались на Украине.

– Начну со своей биографии. Перед войной учился я в горном техникуме в Прокопьевске. 23 июня нас собрали и сказали, что началась война. Программу обучения сильно изменили. Во-первых, много начали отдавать времени военной подготовке, во-вторых, мы, студенты, начали работать на шахте. Время было тяжёлое. Продуктов не хватало, кого-то из моих одногруппников подкармливали родные, вот они картошкой с нами делились. Учились, работали, снова учились, выходных практически не было. В 1943 году, когда пришло время призыва в армию, собрали нас в военкомате. Все хотели на фронт, но военком нас построил и сказал, что работников угольной отрасли на фронт больше призывать не будут – «бронь». Мы: «Какая «бронь»? На фронт хотим». Но призывать нас даже добровольцами не стали. Хотел я тогда поступить в Сибирский металлургический институт, сдал вступительные экзамены, но условие было жёсткое – либо учиться, либо работать. Совмещать не разрешали. Пришлось выбрать работу, так я и стал профессиональным шахтёром.

Работал на шахтах в Прокопьевске, в Осинниках. Потом пришёл ко мне человек из Госбезопасности, побеседовал. Я особого внимания разговору не придал. А потом комсорг наш мне сказал: «Хотят тебя в «органы» пригласить работать». Я и согласился.

Это сегодня, прежде чем ты становишься профессиональным чекистом, тебя обучают азам профессии. А тогда присвоили мне младшего лейтенанта как человеку, окончившему техникум, и отправили вскоре на Западную Украину.

– Знали, что там происходит?

– Приблизительно. Нас, конечно, проинструктировали, что действует бандеровское подполье. В Москве даже переодели. Мне дали фуражку лётчика для конспирации (по официальной версии я не к госбезопасности отношение имел, а к военно-воздушным силам) и отправили в Городок, это населённый пункт в Львовской области.

– Стрелять-то научили хотя бы?

– Стрелять – да, на стрельбище бывали. Вообще туда со всего СССР людей отправляли, разных возрастов, и пожилые чекисты были. А ситуация там сложная была. Границы как таковой между Советским Союзом и Польшей не было. Бандеровцы шастали по лесам. Воевали на Западной Украине, отлеживаться уходили в приграничные районы Польши. Сложно было понять, кто враг, кто друг. С помощниками приходилось по ночам в каких-то оврагах встречаться. Отношение к русским было просто страшное – пришлось спасать двух девчонок-учительниц, которых из средней полосы России отправили русский язык преподавать. Им сначала угрожали, потом дверь пытались выбить, дом поджечь...

– Орден Красной Звезды, я так понимаю, за работу на Западной Украине получили?

– Да, поступила к нам информация, что бандеровская боёвка (подразделение боевиков Украинской повстанческой армии – прим. автора) заночевала на хуторе. Мне придали группу армейцев, и пошли мы этот хутор проверять. Я с ППШ, два магазина ещё в голенища сапог засунул. Вроде нет их. Остался один дом. Окна тёмные. Я солдатам говорю: «Окружайте дом». И, к сожалению, не проконтролировал исполнение команды. Они дом обошли и встали у входа. Открывает дверь хозяин. «Есть кто?» – спрашиваю. «Нема», – хозяин отвечает. И тут у него из-за спины очередь автоматная. Одна пуля – мне в грудь, одна по лбу скользнула, третья пробила лицо и выбила глаз. Самое главное, что я не сразу понял, что ранен. Моментально открываю огонь в ответ, в дверную щель. Хозяина ранил первыми выстрелами, стволом повёл чуть, ещё очередь дал, по крикам понял, что ещё в кого-то попал. Удалось бы открыть дверь, наверное, всех бы положил. Но чувствую, один глаз не видит, кровь льется. Откатился за какую-то кучу. Сержант-армеец мне говорит: «Товарищ младший лейтенант, вы ранены серьёзно». А я ему: «Что стоишь, окна, окна перекрывайте!» А бандеровцы через эти окна драпанули: вытащили раненного боевика, в которого я попал, и начали в лес уходить. Оказывается, окна у них завешаны плотно были, и они у этого хозяина, который их регулярно принимал, были на постое. Если бы армейцы мой приказ выполнили и окна перекрыли, мы бы их здесь на месте взяли. А так пришлось преследовать.

– Вы с ранениями преследовали?

– Нет, конечно. Из города подошла подмога, меня – в госпиталь на грузовике. Вскоре узнал, что раненного мной боевика взяли в ближайшей деревне, а позже и всю боёвку ликвидировали. Вот за эту операцию мне дали орден Красной Звезды, а затем как участнику ликвидации банд подполья – орден Великой Отечественной. Приравняли к фронтовикам. Получил инвалидность в 22 года, глаз-то мне бандеровец пулей выбил. В итоге, оставили меня в органах.

– Вернули в Сталинск?

– Не сразу, какое-то время я оставался на Украине, участвовал в операциях против бандеровцев, но уже без стрельбы. А потом – да, приехал в родной город и до самой пенсии прослужил в отделе Управления КГБ СССР по Новокузнецку.

– Не жалеете, что в «органы» пошли?

– Нет, конечно. Если бы я на шахте остался, угольным генералом вряд ли стал, а в «органах» я стал полковником (смеётся)

– Что пожелаете молодым сотрудникам?

– Честными быть, самое главное.

Почему Горбачев не отправил в Вискули спецназ? – вот, похоже, главный вопрос, который терзает в дни 25-летия гибели СССР. А КГБ СССР разрушился в те же дни, что и сама страна?

Действительно — почему?

Так как сам Михаил Сергеевич от ответа на эти вопросы уходит, мы решили задать его полковнику КГБ в отставке Михаилу Головатову , который в декабре 1991-го возглавлял группу «Альфа».

Не просто безвластие

— Все интервью с вами, Михаил Васильевич, заканчиваются сюжетом о том, как после штурма Вильнюсской телебашни вы возвращаетесь в Москву с гробом своего убитого в Литве товарища – лейтенанта Виктора Шатских, и Горбачев говорит свое знаменитое: «Я «Альфу» в Вильнюс не посылал»… А что было дальше-то ?

— Мы понимали, что Прибалтику уже не вернуть, а в августе 1991-го почувствовали, что в Москве назревает то же самое. Перешли на круглосуточное боевое дежурство. На столе у меня лежало список из 86 фамилий тех людей, которые должны были быть арестованы по команде ГКЧП , но такой команды не поступило. 23-го августа я был вызван в Кремль кГорбачеву . Меня назначили командиром «Альфы», Гончарова Сергея Васильевича — моим первым замом. Сначала указ подписал Горбачев, а потом иЕльцин . То есть, я подчинялся сразу двум президентам — СССР и Российской Федерации.

— 8 декабря 1991-го страна ни сном, ни духом не подозревала, что Ельцин, Шушкевич и Кравчук поехали на охоту. Вы, вероятно, были более информированы?

— Нет. Дело в том, что тот период было не просто безвластие — никто не мог четко отдать приказ. Минскую группу «Альфа» возглавлял полковник Лопанов Александр Михайлович, он был туда командирован из Москвы. Он докладывал, что председатель КГБ Белоруссии генерал Ширковский поставил перед ним задачу выехать в Вискули и обеспечить встречу высокопоставленных лиц. Мы находились тогда в штате Главного управления охраны, начальником Главного управления которого был Редкобородый Владимир Степанович, в задачу которого входило обеспечение безопасности первых лиц — Президента СССР Горбачева и президента России Ельцина. Я доложил Редкобородому, и тот сказал: ты знаешь, что именно надо выполнять, вот и выполняй! Вот уровень внимания в Москве к этому событию... Никакого! Лопанов докладывал мне о том, что все съезжаются в Вискули автомобильным транспортом, никаких вертолетов нет, назвал первых лиц. О российской делегации я могу рассказать только с его слов, поскольку сам там не был. Основную роль в окружении Бориса Николаевича играл Геннадий Бурбулис . Он был как бы главный распорядитель. Коржаков отвечал за безопасность. Еще там присутствовал Сергей Шахрай – человек, который большей частью готовил документы для подписания. Называлась также фамилия Людмилы Пихоя – она в дальнейшем была спичрайтером Ельцина. Минская группа «Альфа» обеспечивала их безопасность, но как такового движения охраняемых лиц не было, все происходило внутри помещения. Со слов Лопанова гости Шушкевича подписать бумаги — подписали, и обмыли хорошо… А ещё был один инцидент, связанный с тем, что очень долго искали один из документов, который предназначался для российской делегации.

— А куда он делся?

— Видите ли: Борис Николаевич чуть-чуть раньше других ушел отдыхать и один из договоров, который существовал в трех или четырех экземплярах, ему подсунули под дверь. И этот документ попал между полом и ковром. Его нашли только после того, когда горничная начала уборку помещения.

Приказа не было

— Это правда, что московская «Альфа» якобы сидела на вещмешках, готовясь вылететь в Белоруссию?

— Дело в том, что мы начиная с августа 1991-го постоянно держали два отделения в боевой готовности, потому что с переводом нас в систему Главного управления охраны, мы обеспечивали охрану и Ельцина, и Горбачева. Поэтому одно отделение постоянно находилось в Кремле, чтобы в случае необходимости быть под рукой у обоих президентов. Это было введено после 24 августа, по настоятельной просьбе Михаила Сергеевича Горбачева, которую он высказал, когда я ему докладывал о штатной расстановке и табеле положенности личного состава группы «А» бывшего седьмого управления КГБ, а теперь уже Главного управления охраны.

— Так вы все-таки считали, что кому присягнули? Ельцину или Горбачеву?

— Обоим. И оба президента утверждали для группы «А» и табель, и нормы положенности.

— Но это же кошмар!

— Кошмар.

— То есть, если бы Горбачев отдал приказ арестовать заговорщиков – группа «Альфа» наткнулась бы в Вискулях на другое свое подразделение, которое лежало под елками, получив приказ охранять Ельцина… Так?

— Вот я сижу перед вами и говорю, как есть: никаких указаний ни от Редкобородого, ни от Коржакова, ни от руководителя службы безопасности Горбачева Медведева мы не получали.

— Но если бы Горбачев все-таки сделал то, чего от него все ждали – он бы этот приказ кому именно отдал?

— Ни-ко-му! Ему это не надо было. Он знал, что происходит в Вискулях. ИНазарбаев знал, которого туда тоже приглашали, но он не полетел. Горбачев плыл по течению и этот сценарий его устраивал.

В никуда из ниоткуда

— Это ведь ещё не конец истории?

— Не конец… Когда подписание уже произошло, нам сообщили, что подразделения группы «Альфа» передаются республикам в соответствии с тем соглашением, которое было подписано в Беловежской пуще.

Наши мытарства, которые начались после ГКЧП, продолжились — потому что, если подразделение выводится за штат, то делается новая штатная расстановка, все документы по личному составу переоформляются, и заработной платы не начисляется. Так было несколько раз. Первый раз в августе 1991-го, после путча, второй — в октябре и третий в декабре, когда Союз развалился. За это время из подразделения уволились 37 офицеров. В никуда. Потому что не на что было жить. Мне приходилось брать деньги под расписку из кассы взаимопомощи и раздавать людям.

— А почему вас постоянно выводили за штат?

— Переподчиняли. Сначала перевели из седьмого управления КГБ под коменданта Кремля. Потом — под главное управление охраны, под двух президентов. После Беловежских соглашений фельдъегерь привез конверт от Ельцина, где значилось «вскрыть немедленно»: там было написано, что Ельцин своим указом от 14 декабря 1991 года переподчинил «Альфу» себе.

— Быстро он, однако!

— Следующая штатная расстановка была уже в феврале. Минская группа «Альфы» отходила в Белоруссию, киевская на Украину , алма-атинская – в Казахстан . Надо было произвести передачу всего имущества, личных дел и вооружения. Соответственно, я дал команды кадрам готовить личные дела, сотрудники, которые должны были осуществить передачу вооружения, имущества, транспорта, стали выезжать в подразделения в Белоруссию, на Украину и в Казахстан. Ни карточек, ни банковских переводов не было. Я снаряжал офицера и коменданта, которые везли наличные деньги для того, чтобы выплатить зарплату нашим офицерам в тех республиках, которые стали независимыми. Состояние было непонятное – никто не знал, что будет дальше, потому что разговор шел о том, что периферийные подразделения Группы «А» вообще не нужны – ни в Краснодаре , ни в Екатеринбурге , ни в Хабаровске . Я настаивал на том, что эти подразделения, созданные в 1984—1985 году, давали возможность в случае угрозы терроризма перекрыть всю страну. И был прав! Когда начались захваты самолетов и заложников на юге России – события в Чечне , эти подразделения очень бы пригодились. Но к тому времени их уже расформировали. Потому в 1992 году ушел на пенсию по состоянию здоровья.

— Это был повод?

— Да, повод. Плюс то, что начиная в каждый приезд Витаутаса Ландсбергиса в Москву, перед Ельциным ставился вопрос — почему «Альфу» возглавляет Головатов? Что мне необходимо уволиться, потому что на этом настаиваетЛитва . Звучит, конечно, парадоксально, но это факт: в тот период времени условии России могли диктовать все. И диктовали…

Бывший подчиненный генерал-майора КГБ Олега Калугина, с 1995 года живущего в США, полковник Владимир Меднис передал на Радио Свобода свои воспоминания. Калугин согласился прокомментировать заявления Медниса, а также ответил на вопросы нашего корреспондента, связанные с деятельностью спецслужб и выходцев из них в СССР и России, а также поделился известной ему информацией о работе в специальных службах нынешнего президента России Владимира Путина

Бывшему резиденту в Канаде (он работал под прикрытием должности советского консула в Монреале) Владимиру Меднису – 84 года. Он живет в обычной квартире на юго-западе Москвы. На встречу со мной он пришел с советской авоськой, чем-то напоминая приговоренного к смерти агента КГБ Владимира Ветрова из основанного на реальных событиях боевика "Дело Farewell " (в российском прокате "Прощальное дело"), основанном на реальных событиях. Владимир Меднис был предшественником Ветрова на том же посту резидента в Монреале.

Фальшивый консул

Меднис сокрушается по поводу того, что в 2010 году провалилась российский агент Анна Чапман : "Она даже не спросила пароля у того, кто пришел на встречу, – как же так можно". Меднис любит рассказывать о трудностях работы разведки в советские годы. В частности о том, что "работа по прикрытию, консулом, отнимала много времени", а тут еще и канадская конная полиция усердствовала и как-то раз, "в нарушение всех дипломатических конвенций", подстроила ему автомобильную аварию в Монреале с целью обыска машины. Критический момент в его карьере, рассказывает Меднис, наступил в 1972 году, когда он получил информацию о работе на разведку одной из западных стран высокопоставленного лица в СССР и доложил об этом своему прямому начальнику Олегу Калугину. К удивлению Медниса, реакции не последовало. Благодаря члену Политбюро Арвиду Пельше Меднису якобы удалось достучаться до самого Юрия Андропова, но и тогда реакции не было, более того – Медниса отстранили от оперативной работы и отправили заниматься архивами.

По словам моего собеседника, начальник североамериканского направления внешней контрразведки Олег Калугин, непосредственный начальник, показал Меднису свидетельство о его же собственной смерти:

– Что-то его взбесило (а я в тот период больше никому не жаловался, ничего не делал по поводу, условно говоря, "упыря"). Калугин вызывает меня и с такой яростью, злобой говорит: "Куда бы вы ни писали, все это попадет ко мне. Теперь садитесь и пишите, что вы больше ни к кому никогда не будете обращаться". Я говорю: "А если я не напишу?" – "Ну, тогда мы вас уберем". – "Как, говорю, уберете? Физически?" – "Да, физически". Открывает сейф, достает бумагу. Вижу – в то время были такие траурные рамки, свидетельства о смерти. Там моя фамилия, печать стояла, все было. Но многое еще не было заполнено – когда я умер и причина смерти... Насколько мне известно, свидетельство о смерти было использовано для похорон погибшего во время спецоперации КГБ от передозировки хлоформа нашего моряка Николая Артамонова – его похоронили на Донском кладбище под латышской фамилией.

Генерал-майор КГБ, уже два десятилетия живущий в США, Олег Калугин заявил в разговоре со мной, что "хорошо помнит Володю Медниса" и помог защитить его от неминуемой расправы – поскольку самого Медниса заподозрили в работе на врагов. Впрочем, в том же самом тогдашний председатель КГБ СССР Владимир Крючков заподозрил и самого Калугина.

– Итак, версия Владимира Медниса такова: он получил информацию о работе на западную разведку то ли члена Политбюро, то ли человека из окружения Андропова, но руководство КГБ не только к этому не прислушалось…

– Да, меня вызывали в качестве свидетеля, но я отказался. Я беседовал с Би-би-си и сказал, что уже был в Лондоне, но меня посадили там в тюрьму и по этой причине в Англию больше не собираюсь. Я принимал в Вашингтоне Марину Литвиненко, мы устраивали встречу с общественностью. Саша Литвиненко поступал вместе с Путиным на работу в КГБ и знал о нем много. Писал в интернете о нем. Я звонил ему, когда он был в Лондоне, говорил: "Ты зря такие вещи пишешь о личной жизни". Ну, а потом его не стало, мое предупреждение поздно пришло.

– Думаете, с ним расправились как с предателем?

– Как с человеком, который разгласил непристойные стороны личной жизни Путина. Когда мне задают такие вопросы о Путине, я отвечаю – спросите у его жены, он прожил с ней 30 лет.

– А сейчас лаборатория ядов в ФСБ существует?

– В КГБ была полониевая лаборатория №217, по-моему. Но я в России не был уже двадцать лет, точно не знаю. Я приехал в США в 1995 году и с тех пор не возвращался. Причем, я и не собирался здесь оставаться, это Путин меня назвал предателем, я его – военным преступником. Я сказал: "Как вы можете меня называть предателем без судебного разбирательства и процесса? Вы же юрист вроде. И какой вы юрист? Вы полный авантюрист и кроме того – военный преступник. И за то, что вы наделали в Чечне, вас когда-нибудь международный суд будет судить". Вот такой у нас был публичный обмен мнениями.

– Поскольку Путин – выходец из известного ведомства…

– Да-да, но он был майором всего лишь.

– Не подполковником?

– Нет, он был майором, и его максимальный потолок был – подполковник. То есть он мог бы получить подполковника приблизительно через год, но он им не стал.

– Почему же Путин говорит, что он подполковник?

– Потому что потенциально мог быть подполковником. Так же как я мог потенциально быть генерал-лейтенантом, но не стал.

– Есть версия, что Московское управление КГБ в 1990-е более или менее "приструнили", в отличие от Ленинградского, выходцы из которого в итоге пришли к руководству страной...

– Это правда. Был такой Виктор Алидин в московском управлении – наглый, самонадеянный, выход имел на Брежнева напрямую, и все думали, как его убрать. Я уж не помню, как и что произошло, но сумели от него избавиться. Он и по поводу Андропова рассуждал: "Мало ли что Андропов сказал". Ленинградское управление при этом, в общем, не трогали, потому что оно было довольно чистое. Вот, например, нынешний руководитель ФСБ Александр Бортников – ленинградский. Я его даже помню, он производил на меня впечатление серьезного порядочного человека. А Николай Патрушев, например, это был мой бывший помощник. Причем, он был помощником не в написании документов, а так – адъютант Его Превосходительства. Устраивал мне рыбалки, поездки, сопровождал везде. Был хорошим бюрократом-помощником. А сейчас вот секретарь Совета безопасности.

– В 1998 году в одной петербургской газете вышла статья под заголовком "Путин возглавил ФСБ незаконно". Журналистов вызвали на профилактическую беседу – якобы недовольны были качеством фото. Правда ли, что, как написала газета, по штатному расписанию и традициям ФСБ это ведомство может возглавить только генерал, а не подполковник?

– В общем-то, да, в принципе по-иному не бывает. Вы знаете, Ельцина незадолго до кончины журналисты спросили, какие он совершил ошибки, о которых больше всего жалеет? Ельцин ответил: "Первая – война в Чечне, вторая – выбор преемника".

– Но известно же, что Путин обеспечил Ельцину защиту от уголовного преследования.

– Из-за семьи, да. Ельцин был благодарен Путину за то, что тот не дал хода распутыванию его семейной драмы. Генерального прокурора Юрия Скуратова, расследовавшего дело о коррупции вслед за швейцарской прокуратурой , вывели из игры, подставили его с девочками . Это была специальная операция спецслужб по дискредитации должностного лица с помощью пленки с "человеком, похожим на генпрокурора".

– КГБ специализировался на таких операциях с участием "девочек" или "мальчиков".

– Ну, не только КГБ, но КГБ традиционно этим занимался. Кстати, еще до Октябрьской революции российская разведка была одной из самых сильных в мире. Сейчас она в худшем положении, потому что в свое время идеологические сторонники типа Кима Филби или Джорджа Блэйка работали за идею, а не за деньги.

– Правда ли, что Ельцин какое-то время думал над тем, чтобы КГБ распустить совсем, но потом предпочел реформу?

– Это была моя идея и Вадима Бакатина, у которого я был главным консультантом по реорганизации КГБ. Вот тогда мы КГБ и развалили, потому что разбили ведомство по американскому образцу на пять частей – разведка, контрразведка, погранвойска, личная охрана, архивы и прочее. И это причина, по которой многие из "бывших" меня ненавидят. Тогда, в переходный период, сохраняясь в едином кулаке, КГБ был опасен для процесса демократизации страны, и его нужно было как-то расчленить, в этом был смысл. Попытки снова объединить были уже при Ельцине, а потом Путин стал руководителем страны – и уже дальше ехать некуда.

Из шпионов в политики

– Вы утверждаете, что в 1990-е симпатизировали демократическим идеям. Как получилось, что демократизация в России так быстро закончилась?

– Я даже был народным депутатом СССР от Краснодарского края. Люди обо мне даже не слышали – за полгода до того, как я вышел на публичную арену, и вдруг за меня 60 с чем-то процентов граждан проголосовало при наличии еще восемнадцати кандидатов! Как раз в 1989 году меня вызывали в Главную военную прокуратуру, где я должен был отвечать на обвинения в разглашении государственной тайны. И вот в день, когда я должен был появиться в прокуратуре, меня зарегистрировали в качестве кандидата в народные депутаты, и я получил иммунитет. С того момента началась моя публичная карьера. Это была идея Крючкова: выступая в прессе, я якобы разглашаю гостайну. Ну, я действительно выступал, рассказывал о КГБ. Особой тайны, может быть, и не было, но формально, как сотрудник КГБ, я подлежал изоляции за разглашения служебной и государственной тайны. Когда СССР развалился, я перестал быть депутатом, но тогда и Крючкова не стало, поскольку он был одним из организаторов путча и его посадили.

Крючков меня ненавидел. Почему? Потому что я был близок к Андропову, Андропов мне симпатизировал, и у нас с ним было что-то общее. Крючков был начальником разведки и ревновал – почему Андропов звонит мне лично, а не через него... Андропов снимал трубку, говорил: "Олег, зайди ко мне. Ты хочешь виски или чего? Давай поговорим за жизнь".

– Правда ли, что в 1990-1991 годах сотрудники КГБ сожгли многие документы своего ведомства? Геннадий Гудков вспоминал, как в Балашихинском лесу сжигали документы, утверждает, что сам входил в состав такой группы.

– Тогда можно было делать что угодно, в 1991 году был полный развал.

– Сотрудники КГБ участвовали в демократическом движении в начале 1990-х годов. С целью саботажа или по другим причинам?

Люди, которые хотят что-то поменять, улучшить, – ими-то КГБ и занимался, вместо того чтобы заниматься шпионами

– Ну, кто как. Я, например, принимал участие совершенно искренне. Я был в ту пору первым заместителем начальника Ленинградского управления – довольно высокая должность, но для меня это была фактически ссылка. Послал меня туда Крючков, считая, что я вместе с Яковлевым завербован ЦРУ. Яковлева послали послом в Канаду, потому что одним из главных источников советской разведки там был высокопоставленный сотрудник Канадской конной полиции. Крючков рассчитывал, что этот человек даст материалы на Яковлева, и тогда Яковлева отзовут, а потом посадят и расстреляют. Но ничего не получилось, а меня послали в Ленинград первым заместителем начальника управления. В Ленинграде я родился, но, тем не менее, это провинция. И вот работая в этой провинции впервые не по иностранцам, а по советским гражданам, я впервые осознал, что советскую систему надо менять, что вся она нацелена на выявление людей с реформаторскими настроениями. Люди, которые хотят что-то поменять, улучшить, – ими-то КГБ и занимался, вместо того чтобы заниматься шпионами. Интеллигенция была главным источником информации. Рабочий класс – ширма, серп и молот – эмблема, а информаторами была интеллигенция, студенчество в частности. Вот так я в Ленинграде познал суть Советской власти, и она изменила мое отношение к системе. Это я-то, который добровольно пришел в КГБ с юных лет, чтобы защищать, укреплять, расширять и прочее! Мой папа (когда-то он был в НКВД младшим сотрудником), когда узнал, что я хочу работать в КГБ, сказал: "Ты что, это же грязная работа". Я говорю: "Папа, но ты же там проработал 25 лет!"

– Вы публично назвали Владимира Жириновского агентом КГБ.

– Да, и после этого как-то Жириновский ко мне подошел на приеме с кулаками – я думал, что он хочет меня ударить, а он говорит: "Спасибо, что ты об этом сказал. Я горжусь этим, теперь я очень рад, что это известно публично". Он был не сотрудником, а агентом КГБ. Сотрудник – лицо официальное. Агент – тот, кто выполняет задачи КГБ, работая где угодно, но не в КГБ. Его партийная деятельность тоже контролировалась КГБ, у нас вся партийная деятельность после того развала СССР контролировалась КГБ. Горбачев привнес первую свежую струю в эту систему, Ельцин в какой-то мере продолжил, но он был другим человеком по натуре. А Горбачев был... таких, высоких идеалов.

– С 1990-х так повелось, что выходцы из КГБ двинулись в бизнес. Почему так случилось?

– Это еще при мне началось. Мы должны были появившийся частный бизнес использовать в качестве источника информации, для проникновения на Запад, для того чтобы красть оттуда технологии, документы. Одно время это имело даже преимущественное значение, потому что политика стала сходить на "нет" с развалом СССР, а в технологиях мы сильно от западных стран отставали (и до сих пор отстаем), поэтому научно-техническая разведка вышла на первое место с точки зрения важности.

– Есть примеры, когда успешно что-то украли?

– О да! Не говоря уже о ядерном оружии, которое мы в свое время тоже, как говорят, "сильно приобрели". Кстати, когда я еще работал в Москве, одной из моих позиций были доклады министру электронной промышленности СССР каких-то новейших информационных данных с Запада – в чем Запад ушел вперед, где мы отстаем. И когда он ко мне привык, то однажды доверился, вытащил какой-то журнал на английском языке и говорит: "Знаешь что, ты ко мне приходишь, показываешь разные бумаги – а ведь это все написано в этом американском журнале. Ваши ребята сдувают все это и шлют в качестве секретных материалов". Ну, я извинился. А ускорение прогресса России в области высоких технологий – это до сих задача номер один, потому что мы неконкурентоспособная страна.

– Вы помните дело Ветрова-Farewell, связанное с кражей технологий в конце 1970-х – начале 1980-х годов и высылкой советских дипломатов?По этому поводу Томас Рид, бывший член Совета национальной безопасности США в своей книге пишет , что Советы украли программное обеспечение для компрессорных станций газопроводов через канадскую фирму, но ЦРУ внедрило туда "троян", "вирус". Такое возможно?

– В принципе, моя сфера деятельности в области разведки не имела отношения к технологиям. Я был специалистом по политической разведке, по идеологии, по мероприятиям дезинформации. А все эти высокие технологии... Мне просто так повезло в жизни, что мой первый очень серьезный источник, который во многом способствовал моей карьере оперативника, был американцем, которого я встретил в 1958 году будучи студентом Колумбийского университета. Причем, случайно: он там преподавал, был постарше меня. Он был сталинистом, ненавидел Хрущева, и мне удалось сыграть на этом. Я говорю: "Да, мы вернемся к настоящему социализму, но ты понимаешь, нам нужно догнать Соединенные Штаты, это сейчас проблема номер один, и если ты поможешь, то поможешь и политической реконструкции СССР". В ходе одной нашей доверительной беседы выяснилось, что он имеет доступ к совсекретным материалам, исследованиям и даже образцам твердого топлива для ракет, а тогда было самое время расцвета этих технологий. Я в Москву, конечно, сразу же сообщил об этом, но мне сказали – это подстава ФБР: "Вы молодой человек, вас сейчас прихватят, и кто вас спасет, непонятно, поскольку вас посадят и обменять вас будет невозможно". Но у меня уже была назначена встреча. Короче, я пошел на эту встречу и получил образцы того, о чем мне этот американец рассказывал, включая даже образец твердого топлива для ракет. Послали это в Москву, в Москве сначала меня опять обругали, а потом повысили, и я сразу стал героем. Это была моя первая интересная вербовка, хотя я в этой области ничего не понимаю – ни в ракетах, ни в топливе.

Этот американец потом много лет работал на советскую разведку, пока его не заложил один из беглецов, советских разведчиков, который работал как раз в области научно-технической разведки. Он сообщил американцам: есть такой источник, не знал фамилии, но дал приблизительное направление. И он на всякий случай сбежал и приехал в Россию. А в России его посчитали за двойного агента и посадили в тюрьму. Когда его посадили в тюрьму, Андропов сказал мне: "Пойди поговори с ним, это же твой человек. Пусть он признается, и тогда мы его простим. Я пришел к нему в тюрьму в Москве, он бросился на меня чуть ли не с с кулаками: "Я такой идиот, что вам поверил!" – и ударился в слезы. Я пришел к Андропову, говорю: "Юрий Владимирович, вы напрасно его подозреваете, он честный человек". Я даже предложил ему поучаствовать в выборах, поскольку и сам уже был общественным деятелем, но он отказался. Его фамилия была Котлобай. Американец украинского происхождения, славянского, возможно, поэтому он нам и сочувствовал.

С нами Бог!

– Расскажите, пожалуйста, о завербованных деятелях церкви в России.

– Я был в очень дружеских отношениях с Алексием. Началось все с того, что я публично назвал Алексия агентом КГБ – в порыве, накануне выборов в Верховный совет. Я сказал: "Кто у нас реально независим? Никто! Церковь – одно из подразделений КГБ. И все патриархи, включая Алексия, – это все "свои". Через пару дней звонит помощник патриарха Алексия и приглашает меня к нему вечером, адрес в центре города. Я был удивлен, не понимал, чего это вдруг. А он, как и должно быть в церкви, сказал: "Я вас пригласил, потому что вы публично обозвали меня агентом КГБ. Так вот, молодой человек, вы, наверное, плохо знаете историю. Когда большевики пришли к власти в России, церковь была одним из главных противников системы, потому что атеисты были у власти. Начался мощный разлад – приблизительно треть священников РПЦ уехала за границу, одна треть попала в тюрьмы, НКВД и там скончалась. А еще одна треть, и я в том числе, чтобы сохранить христианство и веру в Бога, приспособились к этой власти. И вот я вам должен сказать, что мне это удалось". Я ответил ему: "Вы знаете, если бы вы это сказали публично, то я бы вас не стал называть агентом КГБ". "Ну что же, с КГБ я сотрудничал, да, но именно для того, чтобы сохранить православную церковь". Вот так мы с ним стали друзьями.

– Раз вас назвали в Москве предателем, за себя в Вашингтоне не боитесь, что пришлют "гонцов"?

– Нет, моя дочь и внук живут и работают в Москве, и никто их не трогает. У меня очень много близких друзей в окружении Путина, в этом и секрет, – говорит Олег Калугин.

К нам подошел директор Музея шпионажа в Вашингтоне (в котором Калугин является членом совета директоров), Питер Эрнст: "Очень ценный собеседник. Но он никогда мне ничего не рассказывает!"

На прощание я спросила у Калугина, что он думает о французском фильме "Дело Farewell" . Реальная подоплека сценария вкратце такова: в конце 1970-х годов подполковник Владимир Ветров рассказал французской разведке о разработанной КГБ масштабной операции промышленного шпионажа и передал список агентов, занимавшихся таким шпионажем под дипломатическим прикрытием. Президент Франсуа Миттеран сообщил об этом Рональду Рейгану, и это привело к массовой высылке советских дипломатов в 1982 году из западных стран. Среди 47 дипломатов, высланных из Франции из-за предательства Ветрова, значился и первый секретарь посольства Александр Авдеев, будущий министр культуры РФ. Несмотря на то что история произошла давно, министерство культуры (в 2011 году, как раз при Авдееве) не разрешило съемки в Москве. В итоге обошлись без русских, главную роль сыграл Эмир Кустурица, а станцию метро "Новослободская" снимали в киевском метро.

В конце фильма агента Ветрова торжественно расстреливают по приговору советского суда. Олег Калугин говорит, что фильм не совсем верен и что Ветрова казнили иначе – его якобы на ходу выбросили из машины.