Или о странной «избирательности» нашего правосудия. Вор должен сидеть в тюрьме

(Из книги "Добро и зло в нашей жизни. Вопросы и ответы")

Эта фраза из замечательного фильма «Место встречи изменить нельзя» кажется многим очень справедливой, более того - непреложной истиной. Действительно, за любым преступлением должно следовать наказание. Это основа жизни человеческого общества. Без этого будет анархия, развал, одичание, гибель общества. Всё так. Вопрос только в том, что преступления бывают разные. За какие-то надо обязательно сажать в тюрьму. Например, убийство, изнасилование, бандитизм, терроризм. Если преступников, совершивших подобные преступления, оставлять на свободе, они могут натворить ещё много бед. Тут всё ясно.

Но речь-то в нашем случае идёт о ворах. То есть о тех, кто тем или иным способом украл, присвоил чужое, разбогател на чужом добре. Так вот, должен ли сидеть в тюрьме именно вор? Не убийца, насильник, террорист, а именно вор? Под вором мы будем здесь понимать и мошенника, и взяточника, и казнокрада, и карманника, и нечестного бизнесмена.

Наказание должно быть направлено на то, что наиболее дорого преступнику. Только тогда наказание достигнет своей цели. Например, смешно подвергать порке человека, который постоянно устраивает драки. Или угрожать смертной казнью террористу-смертнику. Или ссылать в Сибирь таёжного браконьера. Или штрафовать маньяка-убийцу.

А что наиболее дорого вору? Ради чего он рискует? Что для него является конечной целью? Правильно, деньги, богатство, состояние, обеспечение семьи и детей. Теперь допустим, что мы сажаем его в тюрьму. Что это значит для него? Всего лишь небольшая задержка на пути к своей цели. Или же временная невозможность жить богато и счастливо. После освобождения он опять вернётся к тому, к чему и стремился, и жизнь его будет прожита не зря (с его точки зрения), то есть риск был не напрасен, усилия не пропали даром. К тому же во время заключения вора в тюрьме его богатством пользуются родные, приносят ему передачи, помогают добиться досрочного освобождения. И это наказание?

Самое страшное наказание для вора - лишить его воровство всякого смысла. Он старался, воровал, а всё напрасно. То есть надо конфисковывать имущество вора. Если вор мелкий - половину, четверть, если крупный - всё имущество. Если очень крупный - всё имущество пожизненно. То есть, сколько ни зарабатывай - всё конфискуют, оставив вору только прожиточный минимум денег и однокомнатную квартиру с простой мебелью в непрестижном доме. При этом, конечно же, запрет на выезд за границу. Такое наказание для вора - хуже не только заключения в тюрьме, но и смертной казни.

Можно, конечно, сказать, что вор перепишет всё своё имущество на родных и знакомых. Правильно, но после его ареста надо тщательно проверить, откуда появилось имущество у его близких и друзей. Пусть отчитаются хотя бы за недвижимость, автомобили, яхты, акции и крупные счета. Если не смогут объяснить, откуда имущество, - конфисковать и у них. В следующий раз они уже не будут записывать на себя чужое.

А для профилактики воровства надо ввести большой налог на имущество, а именно на квартиры, загородные дома, землю, автомобили, акции, то есть то, что можно легко проверить. Пусть вор покупает бриллианты, пусть он питается деликатесами по ресторанам, пусть отдыхает за границей. Но за своё имущество, в том числе за рубежом, платит большой налог, причём такой, чтобы он трижды подумал, стоит ли это имущество покупать. А если попадётся - конфискация.

И не надо никаких тюрем для воров, не надо их там одевать, кормить, охранять. Пусть живут той жизнью, которой живут простые честные люди. Для них это - тягчайшее наказание.

Я не хочу говорить сегодня о прокуроре Пашковской, попросившей суд для фигурантки дела Оборонсервиса Васильевой условный срок в восемь лет.

Не все прокурорские, к сожалению, у нас как Наталья Поклонская, далеко не все. Вера Пашковская -- обычная баба, человек со своими страхами, человек подневольный. И очевидно, что ей просто приказали озвучить такое решение, что она и сделала, потупив глаза.

Вопреки начавшимся визгам либшизы, я ни на секунду не допускаю мысли, что в таком громком деле кто-то смог «занести» прокурору. Такие дела решаются распоряжением сверху. А сверху у нас -- разруха.

Внутренней политикой государства сегодня у нас занимаются такие деятели, как . Выходцы из движения Наши и МГЕР, люди некомпетентные, жадные, зачастую и попросту глупые. Вполне возможно, что их попросили спустить такое решение в суд. Может быть, хорошо заплатили. А может быть, в силу природной глупости, они решили, что нельзя сажать таких же, как они сами, дабы не создавать прецедент.

Неважно, что двигало этими боссами. Важно, к чему могут привести такие ошибочные решения.

Условный срок для Васильевой -- это козырь для всей оппозиционной братии. Как дело Магнитского, как срок Ходорковского. Как приговор Pussy Riot, как убийство Немцова.

Но если в вышеперечисленных случаях государство или не замешано, или абсолютно право, то упрёк по условному сроку для минобороновского ворья будет совершенно справедливым.

Вор должен сидеть в тюрьме. И неважно, какие у него связи, деньги, возможности. Если мы живём в правовом государстве, где суд -- независим, следствие -- беспристрастно, а Фемида стоит-таки с завязанными глазами, то ни о каком условном сроке для такого ворья речи идти не может. Миллиарды награблены, миллиарды.

Я хочу обратиться к судье Пресненского суда Москвы Татьяне Васюченко, ведущей дело Оборонсервиса.

Мы все прекрасно понимаем, что и вы, Татьяна Михайловна, человек не менее подневольный, чем прокурор Пашковская. И на вас давят, и вы -- не железная. Что у вас есть своя жизнь, которую ой как не хочется портить.

Но вместе с тем, случается так, что мы попадаем. Оказываемся вдруг в том самом месте, где очень бы не хотели быть. И на нас ложится большая ответственность, когда решать больше некому, когда за спиной -- страна, а впереди -- враг, и больше некому делать выбор.

Да, мы всего лишь люди. Со своими страхами, со своей жизнью, со своими слабостями и болевыми точками. Но мы отличаемся тем, что одного напугать можно, а другого нет.

Поверьте, хоть вы и оказались на самом острие такого громкого дела, все эти деятели, что давят на вас, на самом деле никто. Они просто ушлёпки, ничтожества и глупцы. Да, они хамоваты, напористы, самоуверены и богаты, но сделать с вами они ничего не смогут. Они способны только важно дуть щёки и угрожать.

Прогнувшись под них, вы перестанете уважать себя. Мы перестанем уважать вас -- наш суд. Мы будем молча кивать, когда либшиза, захлебываясь слюной от своего красноречия, начнёт клеймит нас тоталитарным обществом, потому что они будут правы.

Условный срок для Васильевой -- это удар по Путину. Это удар по нашей государственности, по патриотизму, по всей нашей стране. Такому приговору будет рада лишь оппозиция, а вменяемых людей он отвернёт от действующей власти. Как Крым сплотил наших граждан, так условный срок для ворья заставит всех отвернуться.

Я знаю, что Путин никогда не позволит себе позвонить вам, Татьяна Михайловна. У него -- принципы, он считает, что судья должен всё решать сам. Но поверьте мне, вы можете смело выносить самый жёсткий приговор ворью, и никто вас пальцем не тронет, потому что за вами уже следят, оберегают и не дадут вас в обиду.

Реальный срок. Конфискация. Огромный штраф -- сделайте это.

И тогда мы поверим в наше государство. Тогда мы все скажем, что живём в свободной стране, где коррупция наказуема, где ворьё рано или поздно оказывается на нарах. Таким приговором мы умоем всю либшизу, которая вопит о марионеточности судов, об отсутствии в них справедливости. Дайте всей стране этот шанс, Татьяна Михайловна.

Зайки, давайте поможем судье вынести справедливый вердикт. Покажем ей, что у нас есть гражданское общество. Покажем, чего мы хотим. Высказываемся, какой приговор для Васильевой мы посчитали бы справедливым, не молчим. Сейчас самое время для этого.

Одним из лозунгов антикоррупционных акций 12 июня в Абакане, Казани, Кемерово, Нальчике, Новосибирске, Хабаровске и других российских городах, а также в Праге, вновь, как и 26 марта, стало утверждение "Вор должен сидеть в тюрьме". Его можно было увидеть на плакатах и услышать среди скандируемых лозунгов.

"Вор должен сидеть в тюрьме" – это одна из немногих, если не единственная общая черта риторики участников протестного движения и риторики власти. Владимир Путин в своих лингвистических профилях "силовика" и "мужика" (термины Майкла Горхэма) несколько раз повторял это утверждение, отвечая на вопросы о Михаиле Ходорковском: "Что касается моего тезиса о том, что вор должен сидеть в тюрьме. А кто против? А что, он должен гулять по улице?". "Я так же, как известный персонаж Владимира Высоцкого, считаю, что вор должен сидеть в тюрьме".

Эту фразу Владимир Высоцкий произносит в фильме Станислава Говорухина "Место встречи изменить нельзя" по роману братьев Вайнеров "Эра милосердия". Между тем, в самом романе именно этого утверждения нет. Капитан Жеглов говорит: "Раз Кирпич вор – ему место в тюрьме, а каким способом я его туда загоню, людям безразлично! Им важно только, чтобы вор был в тюрьме, вот что их интересует". В фильме это суждение становится нормативным, его звучание усиливается актёрским мастерством Высоцкого.

Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что лишение свободы в подавляющем большинстве случаев никого не исправляет

Утверждение "Вор должен сидеть в тюрьме" придаёт мнимую бесспорность положению, согласно которому единственным наказанием за преступление (в частности, за кражу) должно быть лишение свободы. Однако вряд ли кто-то будет спорить с тем, что лишение свободы в подавляющем большинстве случаев никого не исправляет. Заключение, напротив, лишает навыков жизни на свободе, отнимает здоровье, стигматизирует человека. Значительная часть криминальных карьер начинается именно в исправительных» колониях. Поэтому в интересах всех граждан отправлять в тюрьмы и колонии как можно меньше людей, используя эту меру наказания только в крайних случаях (например, таких, как преднамеренное насилие).

Криминологи утверждают, что тюрьмы необходимы обществу, но только - для подкрепления определённых норм поведения. Однако в большинстве случаев эта цель может быть достигнута без суровых наказаний, если обеспечивается неотвратимость наказания. Существуют эффективные альтернативы тюрьме: общественные работы, штрафы, размер которых зависит от материального положения, условное заключение.

В России на сто тысяч жителей приходится 427 заключённых

Несмотря на значительное снижение числа регистрируемых преступлений и связанное с этим, но гораздо менее радикальное сокращение числа заключённых, Россия по-прежнему занимает первое место в Европе по доле заключённых в обществе, третье место в Азии (уступая Туркменистану и Таиланду) и седьмое место в мире среди крупных стран (уступая США, Сальвадору, Туркменистану, Кубе, Руанде и Таиланду). К июню 2017 года эта доля в нашей стране составляла 427 заключённых на сто тысяч жителей. Общее число заключённых – около 617 тысяч. Это далеко не те показатели, которыми следует гордиться.

Характерной чертой российской уголовной политики является использование длительных сроков лишения свободы, исчисляемых годами. По данным Федеральной службы исполнения наказаний, в 2016 году среди заключённых в российских колониях было больше всего тех, кто осуждён на сроки от 5 до 10 лет (35%). 24% заключённых осуждены на сроки от 3 до 5 лет. Первую по численности категорию российских заключённых составляют осуждённые за действия, связанные с наркотиками, – 138 260 человек. Осуждённых за убийство меньше – 133 574 человека. За кражу – 75 245.

Высокая доля заключённых в России выделяется при сравнении не только с западноевропейскими странами, но и со странами, которые в прошлом были республиками в составе Советского Союза. По данным Института исследований уголовной политики, в Беларуси доля заключённых в обществе почти в полтора раза ниже российской (314 на 100 тысяч жителей), в Казахстане более чем в два раза (202), в Украине почти в три раза (167).

До революции Россия не была "страной тюрем"

В дореволюционной России заключённых было гораздо меньше. По данным о тюрьмах в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона и данным Антона Чехова о сахалинской каторге, среднее ежедневное число заключённых в России в 1890-е гг. составляло около 100 тысяч человек, а доля заключённых в обществе – около 80 на сто тысяч жителей. До революции наша страна не была "страной тюрем".

К России в настоящее время полностью применимы, на мой взгляд, слова финского криминолога Патрика Торнудда: "Есть весомые основания полагать, что в тех странах, где в тюрьмы отправляется непомерно большое число людей и где сроки лишения свободы аномально велики, людям причиняются ненужные страдания, а ресурсы расходуются неэффективно".

Последовательное смягчение уголовной политики и сокращение числа заключённых могли бы уменьшить страдания людей и сэкономить значительную часть федерального бюджета без какого-либо роста преступности. Криминологические данные свидетельствуют том, что между суровостью уголовной политики и уровнем преступности нет связи. Однако в основе репрессивности, свойственной российской уголовной политике в настоящее время, – множество факторов, в том числе распространённые представления об отсутствии альтернатив тюрьме. Поэтому, продумывая ситуацию, которая может возникнуть в России после смены власти, критически настроенным гражданам, на мой взгляд, уже сейчас следует отказываться от риторики "Вор должен сидеть в тюрьме" и не использовать её в отношении коррумпированных чиновников.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram и первыми узнавайте главные новости.

Эта фраза из замечательного фильма «Место встречи изменить нельзя» кажется многим очень справедливой, более того - непреложной истиной. Действительно, за любым преступлением должно следовать наказание. Это основа жизни человеческого общества. Без этого будет анархия, развал, одичание, гибель общества. Всё так. Вопрос только в том, что преступления бывают разные. За какие-то надо обязательно сажать в тюрьму. Например, убийство, изнасилование, бандитизм, терроризм. Если преступников, совершивших подобные преступления, оставлять на свободе, они могут натворить ещё много бед. Тут всё ясно.

Но речь-то в нашем случае идёт о ворах. То есть о тех, кто тем или иным способом украл, присвоил чужое, разбогател на чужом добре. Так вот, должен ли сидеть в тюрьме именно вор? Не убийца, насильник, террорист, а именно вор? Под вором мы будем здесь понимать и мошенника, и взяточника, и казнокрада, и карманника, и нечестного бизнесмена.

Наказание должно быть направлено на то, что наиболее дорого преступнику. Только тогда наказание достигнет своей цели. Например, смешно подвергать порке человека, который постоянно устраивает драки. Или угрожать смертной казнью террористу-смертнику. Или ссылать в Сибирь таёжного браконьера. Или штрафовать маньяка-убийцу.

А что наиболее дорого вору? Ради чего он рискует? Что для него является конечной целью? Правильно, деньги, богатство, состояние, обеспечение семьи и детей. Теперь допустим, что мы сажаем его в тюрьму. Что это значит для него? Всего лишь небольшая задержка на пути к своей цели. Или же временная невозможность жить богато и счастливо. После освобождения он опять вернётся к тому, к чему и стремился, и жизнь его будет прожита не зря (с его точки зрения), то есть риск был не напрасен, усилия не пропали даром. К тому же во время заключения вора в тюрьме его богатством пользуются родные, приносят ему передачи, помогают добиться досрочного освобождения. И это наказание?

Самое страшное наказание для вора - лишить его воровство всякого смысла. Он старался, воровал, а всё напрасно. То есть надо конфисковывать имущество вора. Если вор мелкий - половину, четверть, если крупный - всё имущество. Если очень крупный - всё имущество пожизненно. То есть, сколько ни зарабатывай - всё конфискуют, оставив вору только прожиточный минимум денег и однокомнатную квартиру с простой мебелью в непрестижном доме. При этом, конечно же, запрет на выезд за границу. Такое наказание для вора - хуже не только заключения в тюрьме, но и смертной казни.

Можно, конечно, сказать, что вор перепишет всё своё имущество на родных и знакомых. Правильно, но после его ареста надо тщательно проверить, откуда появилось имущество у его близких и друзей. Пусть отчитаются хотя бы за недвижимость, автомобили, яхты, акции и крупные счета. Если не смогут объяснить, откуда имущество, - конфисковать и у них. В следующий раз они уже не будут записывать на себя чужое.

А для профилактики воровства надо ввести большой налог на имущество, а именно на квартиры, загородные дома, землю, автомобили, акции, то есть то, что можно легко проверить. Пусть вор покупает бриллианты, пусть он питается деликатесами по ресторанам, пусть отдыхает за границей. Но за своё имущество, в том числе за рубежом, платит большой налог, причём такой, чтобы он трижды подумал, стоит ли это имущество покупать. А если попадётся - конфискация.

И не надо никаких тюрем для воров, не надо их там одевать, кормить, охранять. Пусть живут той жизнью, которой живут простые честные люди. Для них это - тягчайшее наказание.

Андрей Кивинов

Все события вымышлены. Совпадения имен и мест действия с реально существующими – случайны.

Кома – угрожающее жизни состояние, характеризующееся полной утратой сознания и отсутствием рефлексов…

– Все, хана. Сдох, – Генка с отчаянием постучал фонариком о ладонь, и, убедившись, что пользы это не принесло, спрятал его в карман.

– Мой тоже сейчас сядет, – Денис направил почти умерший лучик на приятеля.

– Выключи. Так пойдем. Фонарик на крайняк оставь.

Денис нажал кнопочку, луч исчез, оставив друзей наедине с полной темнотой.

– Падай, отдохнем, – Генка бросил рюкзак на землю и уселся на него, прислонившись спиной к песчаной стене, – черт, холод собачий!

Температура в пещере не превышала семи градусов, что для одетых в легкие куртки пацанов было весьма чувствительно, особенно, если не двигаться. Самое обидное, к холоду невозможно привыкнуть, как, например, к той же темноте или запаху сырости, напоминающему вонь вечно затопленного подвала. Привыкли даже к недостатку свежего воздуха в атмосфере, но к этому проклятому холоду…

– Слушай, – Денис нащупал стену и опустился рядом с Генкой на холодный песок, – а если мы вообще не выйдем?

– Ты чего? Как не выйдем?! – раздраженно отозвался тот, – Я эти норы, как свой огород знаю. Сейчас метров сто вперед, там поляна будет, а сразу за ней выход к Саблинке.

Вообще-то он был не очень уверен, что через сто метров появится поляна, а не очередной поворот извилистого лабиринта, уводящий ее дальше, в черные недра. Генка уже давно понял, что они заблудились, но признать это перед городским, на год младшим Денисом пока не собирался. Генка не слабак. Фигня, выкрутимся…

Он пошарил в карманах и достал коробок спичек. Спичек было немного, пол коробка. Генка таскал их постоянно, в свои тринадцать он уже покуривал, подражая взрослым мужикам. Сигареты воровал у матери или стрелял у морально неустойчивых односельчан. В магазине ему не продавали, даже когда он приходил за ними вполне законно, для матери. Мол, мал еще.

Спичка вспыхнула, но почти тут же погасла, без необходимой огню поддержки кислорода.

– Зараза! – Генка смял картонный коробок и сунул его обратно в карман, – ну, как согреться?

– Интересно, сколько мы тут уже ползаем?

– Не знаю. Часов десять.

– Кажется, мы были в этом месте.

– Не говори фигни.

– Меня отец убьет, – предположил Денис, – я как-то домой на час опоздал, так отдубасил, неделю сесть не мог.

– Может, не узнает.

– Ну, да! Бабушка, уже наверняка все село переполошила. И в город родичам позвонила.

– Ты ей сказал, куда идешь?

– Нет, конечно. Мне к пещерам на километр не велено подходить. Сказал, на рыбалку. Черт, она еще подумает, что утонул. А ты матери сказал?

– Тоже нет. Да ей все равно.

– Значит, никто не знает, что мы здесь?

– Витяй знает. Я у него фонарь брал… Не боись, Дениска, скоро выберемся, – Генка зевнул и поежился, – спать только хочется.

На самом деле они блуждали не десять часов, как предположил Генка.

Пошли вторые сутки с того момента, когда они пересекли порог большого Саблинского лабиринта. После этого ни на минуту не сомкнули глаз. Один раз подкрепились, разделив пополам Генкину горсть семечек и засохшую ириску, обнаруженную Денисом в кармане брюк. Другого провианта не имелось, его попросту не брали, рассчитывая выйти из пещер через пару часов. По той же причине не взяли питье. Впрочем, с этим проблем не возникало, довольно часто в песке попадались небольшие лужи, правда, вода в них была ужасно невкусной. Теплые вещи Денис оставил дома для конспирации. Бабушка заподозрила бы неладное, возьми он свитер. Поэтому решил потерпеть. В конце концов, можно периодически выходить из лабиринта и греться на солнышке. Генка же, считая себя авторитетным пацаном, пижонил, и отправился на поиски приключений вообще в одной футболке и легкой болоньевой куртке. И теперь в полной мере пожинал плоды своего пижонства.

Идея похода принадлежала Денису. Неделю назад Витька Козлов, сельский пацан, приволок из пещер настоящий автомат. Правда, здорово ржавый и без патронов, но настоящий! Не какая-то картонно-деревянная игрушка с пистонами, а боевой «ППШ» с диском. После такой находки Витька мгновенно добился уважения среди поселковой детворы, и ходил, высоко задрав конопатый нос. Автомат спрятал в тайнике на огороде и раз в день приходил почистить и просто подержать в руках. На днях снова собирался на раскопки. Сказал, якобы оружия там до фига, можно найти пистолет и даже гранату. А граната в кармане для настоящего пацана, что олимпийская медаль для спортсмена.

Оружие в пещерах осталось с войны. В них прятались партизаны и хранили трофеи. Да и регулярные части устраивали там небольшие склады. Саблинские пещеры тянутся на многие километры, более удобного места для подобных целей не найти. После войны саперы, конечно, прочесали туннели, но далеко не все, и в укромных уголках можно было отыскать массу интересного и полезного в домашнем хозяйстве.

Денис решил повторить Витькин подвиг, благо неоднократно совал нос в подземный лабиринт, правда, далеко не забираясь. Доказать, что хоть он и городской, а тоже кое-чего стоит. Воображал, как, вернувшись после каникул в Ленинград, принесет в класс автомат или наган. Как будут смотреть на него девчонки и школьные приятели. Но идти одному было все-таки страшновато. В позапрошлом году в пещерах пропал Колька Синицын, мальчишка из предпоследнего дома. Отправился на часок и до сих пор не вернулся. Даже пожарные с милицией не нашли. После этого лабиринт стал запретной зоной для молодого поколения поселка, но от этого еще больше притягивал и манил. Денис предложил затею Генке – местному мальчишке, с которым он сошелся наиболее близко, несмотря на то, что был младше его на год. Тот хвастал, что лабиринт для него дом родной, но ползать по катакомбам в поисках ржавого железа ему неинтересно. Однако на предложение Дениса отозвался с охотой, дабы утереть нос этому задавале Витьке. Мы тоже не лыком шиты.

Денис жил в городе с родителями и бабушкой. Мать готовила борщи и котлеты в столовой, отец вкалывал на грузовике. На лето третий год подряд Дениса с бабушкой отправляли в Саблино, поселок под Ленинградом. Здесь у нее жила подруга, у которой они недорого снимали комнату. Место очень хорошее. Река, лесопарк, водопады. Рядом бывшая усадьба Алексея Толстого. Который Константинович. Есть, что посмотреть… Правда, еще пещеры, но если запретить подходить к ним под угрозой порки, то просто курорт. Денис быстро сошелся с местными пацанами, и каждое последующее лето его встречали, как своего.

Генка обитал в соседней трехэтажке с матерью. Отец погиб пять лет назад. Вкалывал трактористом в совхозе, ударно закладывал за воротник, в том числе прямо за рулем своего железного Конька-горбунка. Что его и погубило. После очередного обеда с «белой» опрокинулся вместе с коньком в овраг. Успел, правда, выскочить из кабины, но перевернувшийся трактор батю накрыл и раздавил. Нового мужика мать Генки не нашла, сильно запила, потихоньку распродавая нажитое совместно имущество. Трудилась она в поселковой бане, торгуя билетами. Заработанных денег едва хватало на питание и квартплату. Генка донашивал отцовские вещи, благо был не по годам высоким и крепким. В местной школе его считали трудным, не приняли в пионеры из-за курения, поставили на учет в инспекцию. Вожатая заявила – бросишь курить, примем. Генка прикинул, что лучше – пионерия или табак, и выбрал второе. Хотя курил он не очень-то и часто. Максимум четыре-пять сигареток в день. Но этого за глаза хватало для постановки на учет. Занятия тоже не вызывали у Генки приступов энтузиазма, перспектива остаться на второй год маячила перед ним вполне реально.