Вревская юлия петровна. Знаменитые любовные истории

Дочь генерала Петра Варпаховского Юлия Вревская была очень искусной наездницей. Она не отвечала требованиям классической красоты, но окружающие находили ее очаровательной женщиной. Из описаний современников перед нами предстает блондинка выше среднего роста со свежим цветом лица и блестящими умными глазами.

Иван Сергеевич Тургенев писал: «Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились… два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез». «…Я во всю свою жизнь не встречал такой пленительной женщины, – утверждал и писатель В. А. Соллогуб. – Пленительной не только своей наружностью, но своей женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной добротой…»

Муж ее, барон Ипполит Александрович Вревский, хорошо известный на Кавказе, командовал войсками Лезгинского фронта. Имея двух сыновей и дочь от первого (гражданского) брака с черкешенкой, генерал-лейтенант был старше Юлии более чем на четверть века. Этот храбрый военный, получая ордена из рук самого императора, иногда говаривал о себе не без удовольствия: «Я один из самых близких друзей Лермонтова, а это немаловажная вещь».

Был ли брак Вревских счастливым? Ответить сложно, настолько он оказался скоротечным. Но известно свидетельство, оставленное личным секретарем Вревского штабс-капитаном А. Зиссерманом в книге «Двадцать пять лет на Кавказе»:

«…он женился на дочери генерала Варпаховского, сиявшей молодостью, красотой, образованием и всеми качествами, способными вызвать полнейшую симпатию. С тех пор домашняя обстановка отчасти изменилась… и сам барон стал как будто мягче и приветливее».

Несмотря на приличную разницу в возрасте, считалось, что юная невеста выходила за барона Ипполита по любви.

…В родовом имении Вревских отмечали полугодовой юбилей со дня свадьбы. Но еще не успели после церкви сесть за стол, как адъютант доставил срочную депешу, вызывавшую хозяина имения на службу. Через несколько дней юной супруге принесли другую телеграмму, извещавшую о том, что 20 августа 1853 года при взятии лезгинского аула Китури на поле сражения смертельно ранен генерал-лейтенант барон И. А. Вревский. Несколько дней спустя он скончался на руках у жены…

Нервное потрясение надолго приковало баронессу к постели. Уже закончилась осень, когда Юлия Петровна впервые после болезни вышла из дома. В конце концов она вместе с матерью и младшей сестрой решила переехать в Петербург - на Литейную, 27.

Сплетни, домыслы, откровенные небылицы преследовали ее всю жизнь.

«Некоторые утверждали, - пишет болгарский автор Г. Карастоянов, - что когда муж отправлялся в часть, она незаметно всыпала яд в вино, налитое в рог. Другие уверяли, что у чеченца, который стрелял в ее мужа, найдено много писем, написанных почерком Вревской, и две тысячи рублей деньгами…

Она жила совершенно одиноко, без близких друзей. Ее пригласили во дворец придворной дамой. Начались путешествия из Венеции в Александрию, из Парижа в Иерусалим. Она встречалась с сирийскими пашами и греческими владыками, с английскими крестьянами и египетскими бедуинами…»

В свете многие считали ее чудачкой. Многие - но не все. На молодую вдову обратил внимание Иван Сергеевич Тургенев - вероятно, было в ней что-то от героинь его романов и повестей. «Тургенев познакомился с Вревской в 1873 году, - повествует Вл. Катаев, - летом следующего года она приезжала в Спасское; это посещение, по словам Тургенева, «оставило глубокий след» в его душе. Между ними завязалась переписка. Одна из тем их писем - начавшаяся на Балканах борьба славянских народов против турецкого ига. «Будь мне только 35 лет, уехал бы туда, - писал Тургенев Вревской; эти слова… произвели на нее глубокое впечатление. В июне 1877 года Вревская отправилась на театр военных действий вместе с другими сестрами милосердия; некоторые из них говорили, что следуют примеру Елены Стаховой из «Накануне»…»

Павел, Николай, Мария - дети Вревского от первой жены - с большим трудом при помощи мачехи получили баронский титул. Когда Николай окончил Пажеский корпус, Юлия Петровна женила его на своей сестре Наталии. Он же пропил все состояние, жену бил… В конце концов после очередного загула несчастный пасынок баронессы бросился с моста в Неву. В столе покойного нашли записку, в которой тот признавался, что для жизни у него недостаточно сил и актерской жилки, да собственно и нет никакого смысла оставаться на этой грешной земле…

Когда в свете стали поговаривать об освобождении Болгарии, Юлия Петровна ухватилась за это, как утопающий за соломинку. Появился смысл жизни, было о чем думать и мечтать. Общество петербургских дам по оказанию помощи армии избрало Юлию Вревскую своим председателем. Решив на собственные средства организовать санитарный поезд, она продала отцовское имение Старицы в Орловской губернии. Вместе с другими патриотически настроенными женщинами обучалась на курсах сестер милосердия, которые действовали в Таврическом дворце - главном штабе Красного Креста. Удостоила его своим посещением и императрица Мария Александровна, супруга Александра II, соблаговолив даже сфотографироваться с новообученными милосердными сестрами. Но когда царица увидела, на каком «неэстетичном» тюфяке спала ее придворная дама Юлия Вревская, то чуть не потеряла сознание.

По просьбе баронессы военное министерство организовало лагерь специально для сестер. Спали они в палатках, питались в основном чаем и сыром. Что греха таить: работа по уходу за больными, конечно, не сахар, тем более если раньше сталкиваться с оной не приходилось. Но Юлия и ее подруга Мария Неелова, превозмогая адскую усталость, постепенно втянулись. И в свободное время умудрялись еще и белье для солдат шить, учились стрелять, петь популярные военные песни, сушить сухари.

В апреле 1877 года вместе со свитой Александра II Юлия Петровна приехала в Кишинев. Здесь от имени русского Красного Креста и общества петербургских дам она должна была преподнести подарки солдатам Дунайской армии. До наших дней сохранился официальный документ, подписанный Его Императорским Высочеством, великим князем Николаем Николаевичем-старшим, Главнокомандующим Дунайской армией:

«Главная квартира Действующей армии… выражает сердечную благодарность уважаемой баронессе Вревской Юлии Петровне за проявленное ею благородство - решение принять на себя создание отряда, состоящего из двадцати двух сестер и врачей.

Его Величество Александр II, Император Всероссийский, выражает свою личную благодарность за благородный гуманный поступок баронессе Вревской Юлии Петровне и ее сподвижникам и благоволит разрешить присвоить отряду имя августейшей императрицы Марии Александровны.

Просьба и личное желание баронессы Вревской Юлии Петровны, выраженное в письме, разрешить отряду действовать на передовых позициях, будут рассмотрены дополнительно».

Виктор Гюго и Жюльетта Друэ, узнав, что Юлия Петровна собирается ехать в Болгарию, прислали ей теплое письмо. Просили беречь себя, так как она сильно напоминала дочь писателя Леопольдину, утонувшую вместе с мужем. Брат Вревской - гвардейский офицер В. П. Варпаховский - отговаривал сестру от подобного шага, но она осталась непоколебимой в своем решении. Сестра Наталия в письмах постоянно звала ее домой, на Кавказ. Юлия отвечала, что не имеет права оставлять раненых и больных…

В июле 1877 года она записала в своем дневнике:

«Чего-то мне не хватает. Поеду. Конечно, никто не согласится меня отпустить. Все же я баронесса Вревская, сам император дважды спрашивал обо мне. Императрица звала в Петербург. Князь Черкасский передал мне ее слова: «Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уж ей вернуться в столицу. Подвиг совершен. Она представлена к ордену».

Как меня злят эти слова! Они думают, что я прибыла сюда совершать подвиги. Мы здесь, чтобы помогать, а не получать ордена».

Кстати, на 400 раненых приходилось всего лишь пять сестер! Юлия Петровна со всей свойственной ей решимостью отправляла своих помощниц идти отдыхать, а сама дежурила за них до утра. Ее видели всюду - в операционной, перевязочной, дежурной комнате, прачечной… Ей самой приходилось и операции делать, бывала и на передовой, стреляла. Но когда раненых начал валить сыпной тиф, слабый организм Вревской не выдержал. «Четыре дня ей было нехорошо, не хотела лечиться… вскоре болезнь сделалась сильна, она впала в беспамятство и была все время без памяти до кончины… очень страдала, умерла от сердца, потому что у нее была болезнь сердца», - писала сестра Юлии Петровны со слов очевидцев.

«На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный гошпиталь, в разоренной болгарской деревушке - с лишком две недели умирала она от тифа, - писал И. С. Тургенев о Юлии Петровне. - Она была в беспамятстве - и ни один врач даже не взглянул на нее; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались с своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка».

Вскоре на сооруженном деревенском кресте появилась простая надпись:

«Здесь покоится милосердная сестра, русская баронесса Юлия Петровна Вревская, отдавшая жизнь за свободу Болгарии. 5 февраля 1878 года».

«Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда - а теперь, конечно, не узнает… Пусть же не оскорбится ее милая тень этим поздним цветком, который я осмеливаюсь возложить на ее могилу!» - восклицал Тургенев. И добавлял в письме к П. Анненкову: «Она получила тот мученический венец, к которому стремилась ее душа, жаждая жертвы. Ее смерть меня глубоко огорчила. Это было прекрасное, неописуемо доброе существо…»

Медсестра. Народная героиня Болгарии.

Наверное, мотивы её поступков можно понять, лишь прислушавшись к голосу эпохи, которая выпестовала её боевой характер. Говорят, что лучшие люди времени вбирают все проблемы, пороки и достоинства его в большей степени, чем простые смертные. Для молодёжи шестидесятых XIX века было необычайной смелостью принимать жизнь гораздо приземленнее, чем делали их восторженные, романтические дедушки. Любовь не представлялась этим юношам и девушкам единственным смыслом жизни, скорее, они относились к ней как к бесплодному слюнтяйству, призванному скрыть никчёмность характера. Шестидесятники преклонялись перед естественными науками, самые «продвинутые» публично проповедовали естественные человеческие отношения, не исключающие здравую выгоду и удовольствия; повсеместно входил в фавор естественный гуманизм, разумеющий прежде всего конкретную помощь нуждающимся. Они по своему воевали с ценностями отцов: отправлялись «в народ», малевали на живописных полотнах чумазых ребятишек и резали лягушек. Они искренне верили, что человечество с помощью паровой машины и всеобщего равенства обретёт-таки рай на земле. И если некоторые философы (например, В. Ильин) утверждают, что революция в России зарождалась в шестидесятые годы XIX века, то нашу героиню, вероятно, можно отнести к числу тех, кто «зажёг пожар» в родном доме - вольно или невольно.

Юлия Вревская утверждалась в обществе совершенно иначе, чем было принято для женщин её круга. «Кто виноват?» - этот вековечный отечественный вопрос, отнесённый к её судьбе, решить почти невозможно.

Юлия родилась в тот злополучный год, когда погиб Лермонтов, да ещё и неподалёку от того самого места, где состоялась дуэль, да ещё и по курьёзной случайности её муж Ипполит Александрович Вревский, боевой генерал, командовавший войсками на Лезгинской линии Кавказа, учился в Школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров с Лермонтовым. Не мятежная ли душа прославленного поэта коснулась юного прекрасного создания - дочки генерала Петра Варпаховского? Правда, справедливости ради стоит сказать, что, по данным последних исследований, наша героиня родилась в Смоленской губернии, а на Кавказ была привезена в десятилетнем возрасте. Да и дата рождения Юлии вызывает споры, есть предположение, что это 1837 год, а не 1841-й.

Несмотря на кавказское детство, в котором всегда курился аромат войны, девочку воспитывали в лучших аристократических традициях - французские бонны, пасхальные разговения, розовые детские балы. И замуж её выдали, как обычную дворяночку - в шестнадцать лет, за человека нестарого, но лет на тридцать опытнее своей юной жены. И овдовела она через год, не успев понять сладости мужской любви, - обычная судьба русской барыньки, так восхищавшей Некрасова своей верностью и чистотой.

Муж скончался от раны, полученной при штурме лезгинского аула Китури, а Юлия отправилась в Петербург, где была принята и обласкана при царском дворе. Попутно она успела совершить доброе дело - почтила память мужа тем, что позаботилась о незаконных наследниках генерала Вревского. Её муж совершал подвиги, как известные нам по литературе лермонтовские герои, и имел детей от черкешенки. Наша героиня тоже вполне в духе того времени отказалась от имения и состояния супруга в пользу его детей, справедливо полагая, что с неё достаточно отцовского наследства и богатства, которое перепадало ей с императорского стола. В Петербурге Юлия пришлась весьма кстати - её полюбили за добрый, весёлый нрав и приняли как ещё одну миловидную «звёздочку» на небосклоне столичного бомонда. «…Я во всю жизнь не встречал такой пленительной женщины, - говорил о ней писатель В.А. Соллогуб. - Пленительной не только своей наружностью, но своей женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной добротой…» Пленялись Юлией и другие знаменитости - поэт Я. Полонский, художник И. Айвазовский, а в Париже не остался равнодушным к русской красавице знаток женщин Виктор Гюго.

Однако самые близкие отношения связывали Вревскую с И. Тургеневым. Они познакомились в 1873 году и с тех пор встречались постоянно. Летом следующего года Юлия Петровна, невзирая на осуждение света, пять дней провела в имении Тургенева в Спасском. После этого дружба их настолько укрепилась, что Вревская позволяла себе давать советы прославленному писателю, как строить отношения с коллегами. Так, в одном из писем Юлия Петровна просила примириться Ивана Сергеевича с умирающим Николаем Алексеевичем Некрасовым. Тургенев оправдывался перед Вревской: «…перед смертью все сглаживается, да и кто из нас прав - кто виноват? „Нет виноватых“, - говорил Лир… Да нет и правых. Но я боюсь произвести на него тяжёлое впечатление: не будет ли ему моё письмо казаться каким-то предсмертным вестником… Мне кажется, я не имею право идти на такой риск… Надеюсь, вы уверены, что никакой другой причины моему молчанию нету».

Всего писем Тургенева к Вревской, из которых видно, что писатель вполне считался со своей молодой корреспонденткой, известно сорок восемь. Трудно сказать, какой степени интимности достигли их отношения. Ивану Сергеевичу она, безусловно, нравилась. «Что бы Вы там ни говорили, - льстил он Юлии, - о том, что Вы подурнели в последнее время, - если бы поименованные барыни (в письме обсуждаются некоторые петербургские знакомые Тургенева и Вревской) и Вы с ними предстали мне, как древние богини пастуху Парису на горе Иде, - я бы не затруднился, кому отдать яблоко». Далее, в письме Иван Сергеевич обиженно замечает, что, впрочем, яблока у него все равно нету, да и Юлия Петровна ни за что не желает взять у него «ничего похожего на яблоко».

Строптивость её вполне можно понять: известный писатель и приятный во всех отношениях мужчина давно живёт в гражданском браке с Полиной Виардо, а беспокойную душу Вревской больше влекут истории о героических тургеневских женщинах, чем семейные узы. Она не стала женой писателя, зато запечатлённую в его книгах идеологию она воплотила с такой полнотой, какую, может быть, и сам писатель не предполагал. Недаром он напугался, когда Юлия Петровна решилась отправиться на театр военных действий в Балканы: «Моё самое искреннее сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжёлом странствовании. Желаю от всей души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным, и чтобы Ваше здоровье не потерпело…» Между тем, пятнадцать лет назад, не он ли в «Накануне» написал образ Елены Стаховой, которая покидает дом ради болгарина Инсарова, ведущего борьбу против турков. Только Юлию Петровну на необычную авантюру сподвигла не любовь, а желание обрести смысл жизни.

Много лет Вревская ощущала тоску - время бежало стремительно, но бестолково, никакие светские развлечения, никакие фаты не зажигали её сердца. Она самой себе казалась белкой в колесе, которая только и знает, что поглощать вкусные орешки. Между тем окружающая жизнь бурлила, звала к познанию, предлагала попробовать её на ощупь. Одно время Юлия Петровна всерьёз подумывала о путешествии в Индию. Правда, в то время в эту экзотическую страну попасть было весьма проблематично, а потому она продолжала скучать в холодном Петербурге.

Выход подсказала сама жизнь. В 1876 году на Балканах вспыхнуло восстание славян против турецкого владычества. Война отличалась чрезвычайной жестокостью. После зверских расправ турков с болгарами (в несколько дней было вырезано 15 тысяч человек и сожжено 79 деревень) многие россияне воспылали благородным гневом. Национально-патриотический подъем в защиту братьев-славян был столь силён, что даже такой рафинированный человек, как Тургенев, в эти дни разразился возмущённой тирадой: «Болгарские безобразия оскорбили во мне гуманные чувства. Они только и живут во мне - и если этому нельзя помочь иначе - как войною - ну так война!»

Русско-турецкая война началась через год. Юлия Петровна спешно прошла курсы медицинской сестры и на свои средства организовала небольшой санитарный женский отряд. Надо сказать, что участие слабого пола в военных действиях по тем временам расценивалось как нонсенс. Мужчины XIX века справедливо считали, что для женщины фронтовые тяготы невыносимы. Тем не менее в Крымской войне 1853-1856 годов русская армия впервые в мире прибегла к помощи сестёр милосердия. Именно в это время широкую известность получили имена Даши Севастопольской, Е. Бакуниной и других. Однако спустя двадцать лет на женщину в полевом лазарете по-прежнему смотрели как на чудо.

В июне 1877 года баронесса Вревская во главе небольшого отряда прибыла в 45-й военный госпиталь в Яссах. Через два дня пришёл из Болгарии первый поезд с больными и ранеными. И началась изнурительная работа, без передышки, без сна. Дочь военного генерала, выросшая на Кавказе, она, конечно, представляла себе, что ожидает её на театре боевых действий. Однако реальность грязью, кровью, страданиями превзошла всякие представления. Эта война способна была помутить рассудок даже крепкого мужика. С передовой привозили покалеченные тела, которые мало напоминали человеческие, а ведь ещё вмешивались обычные бытовые проблемы. Ей, придворной аристократке, привыкшей к комфорту, должно быть, очень тяжело приходилось в избах с чадящими лучинами - ни помыться каждый день, ни побыть в одиночестве из-за постоянного присутствия любопытных хозяев. «Я, конечно, не спала всю ночь от дыма и волнения, тем более что с 4 часов утра хозяйка зажгла лучины и стала прясть, а хозяин, закурив трубку, сел напротив моей постели на корточках и не спускал с меня глаз, - писала Вревская вдохновителю своего подвига И. Тургеневу. - Обязанная совершить свой туалет в виду всей добродушной семьи, я, сердитая и почти не мытая, уселась в свой фургон…»

В этом письме невольно прорвались эмоции Юлии Петровны. А большая часть её писем напоминает сухие, бесстрастные отчёты с редкими сдержанными горестными резюме. «…Больные лежат в кибитках калмыцких и мазанках, раненые страдают ужасно, и часто бывают операции. Недавно одному вырезали всю верхнюю челюсть со всеми зубами. Я кормлю, перевязываю и читаю больным до 7 часов вечера. Затем за нами приезжает фургон или телега и забирает нас 5 сестёр. Я возвращаюсь к себе или захожу к сёстрам ужинать; ужин в Красном Кресте не роскошный: курица и картофель - все это почти без тарелок, без ложек и без чашек».

Подвиг её напоминает, скорее, медленное самоубийство. Она словно все отринула для себя из той, прошлой жизни, словно прошла тот отрезок до конца и ни при каких обстоятельствах не желала возвращаться на прежний маршрут. К Рождеству ей дают отпуск, Юлия Петровна готовится к нему, мечтает провести его у сестры на родном Кавказе. Но в последний момент отказывается. Она отговаривается тем, что здесь слишком много дела, что сочувствие к солдатам удерживает её. Но позволим себе предположить - она просто не знала, что делать ей в мирной жизни, она единственный раз за многие годы обрела внутренний покой, смысл существования, прикаянность и она боялась это потерять. Так бывает со многими, слишком остро пережившими тяготы войны. Примечательна запись в её дневнике: «Императрица меня звала в Петербург. Князь Черкасский передал мне её слова: „Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уж ей вернуться в столицу. Подвиг совершён. Она представлена к ордену“. Как меня злят эти слова! Они думают, что я прибыла сюда совершать подвиги. Мы здесь, чтобы помогать, а не получать ордена».

Да, свет неверно истолковал её поступок. Думали, что в экстравагантности Юлия Петровна превзошла самых смелых модниц двора, пора уж и честь знать, а она спасалась… Спасалась от бессмысленной жизни, от бестолковых разговоров и пошлых томных взглядов. Она была обречена остаться здесь. И она осталась…

Вревская умерла от сыпного тифа. В тот день стоял сильный мороз, необычный для болгарского климата. Могилу в промерзлой земле выкопали раненые, за которыми она ухаживала. Они же несли её гроб. Хозяйка дома, где квартировала русская барыня, покрыла покойницу ковром цветущей герани.

Пожалуй, Юлия Вревская, несмотря на обилие книг, статей, исследований о ней (в 1977 году вышел даже фильм), осталась одной из самых закрытых знаменитостей. Биографам так и не удалось разгадать тайну её души: кого она любила, что ненавидела, чем жила её душа. И даже самый близкий для Юлии Петровны человек - И. Тургенев - в посмертном стихотворении в прозе, посвящённом Вревской, написал: «Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом её тайнике, никто не знал никогда - а теперь, конечно, не узнает».

В болгарском городишке Бяла, неподалёку от музея в память о Русско-турецкой войне 1877-78 годов, есть небольшой надгробный камень-столбик - с крестом и ещё читаемой мемориальной надписью: «СЁСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ / НЕЕЛОВА / и / БАРОНЕССА ВРЕВСКАЯ / ЯНВАРЬ 1878 г.»

Надгробный камень над общей могилой сестер милосердия

Камень был установлен над общей могилой - Марии Нееловой и баронессы Юлии Вревской, русских сестёр милосердия, участниц освободительной войны, 135-летие начала которой мы отметим в нынешнем году.

О Нееловой - мы не знаем почти ничего. О Вревской знаем из некоторых военных хроник войн на Кавказе и на Балканах, из её писем, из стихов, посвящённых ей... При этом мы знаем о ней много меньше, чем желалось бы. Она умела хранить свои тайны, распорядившись сжечь бывшие при ней в Болгарии письма и документы, некоторые сведения о ней противоречивы... Детство и юность среди солдат и генералов Родилась Юлия Петровна 25 января (7 февраля по новому стилю) 1838 или 1841 года в Лубнах Полтавской губернии. Её отец - участник Отечественной войны, георгиевский кавалер генерал-лейтенант Пётр Евдокимович Варпаховский (1791-1868) до рождения дочери был командиром бригады; в дальнейшем - начальником Отдельной резервной кавалерийской дивизии на Кавказе. Детство Юлии Петровны прошло в войсках. Она была отличной наездницей, грациозной, умела и стрелять...

Баронесса Юлия Петровна Вревская

В институт благородных девиц в ту пору принимали с 9 лет; воспитание завершалось в 18... Исходя из этого, Юлия Петровна всё-таки родилась в 1838 году, потому что в 1856-м (или в 1857) она уже вышла замуж. Её муж барон генерал Ипполит Александрович Вревский (1814-1858) был значительно старше её, но замуж вышла она по любви. Такого человека, как барон, кажется, нельзя было не полюбить. В декабре 1855 года Вревский рассказывал в письме брату о своей юной невесте: «...она блондинка, выше среднего роста, со свежим цветом лица, блестящими умными глазами; добра бесконечно». К моменту сватовства барон был вдовцом, у которого от терской горянки осталось трое незаконнорожденных детей, носивших фамилию Терских. Со временем, уже оставшись вдовой, Юлия Петровна добьётся того, что эти дети унаследуют титул и фамилию отца, а также земли, пожалованные ему государем. Современники характеризуют Ипполита Александровича как образованнейшего человека, имевшего не только военное образование (однокашник Лермонтова по школе подпрапорщиков и юнкеров), но и университетское, знавшего многие иностранные языки, обладавшего весёлым характером. Жил Вревский на широкую ногу, имел дома в Тифлисе и Владикавказе, был он добрейшим и радушным хозяином. При этом, имея природную страсть к военной службе, обладал огромной личной отвагой и, случалось, будучи генерал-лейтенантом, командуя значительными армейскими частями, входящими в Лезгинскую кордонную линию в составе Кавказской армии, лично водил в атаку роты и батальоны. Так и погиб. 20 августа 1858 года при штурме аула-крепости Китури был ранен двумя пулями. Его вынесли из-под огня. Он умер через девять дней на руках своей юной жены в городке Телав.

Генерал Ипполит Александрович Вревский

В высшем свете

В 1860 году вдова героя Кавказа Юлия Вревская была назначена фрейлиной императрицы Марии Александровны - супруги государя Александра II. Молодая баронесса пришлась ко двору. Начался десятилетний период её великосветской жизни. Императрица любила юную баронессу. Юлия Петровна сопровождала её в путешествиях и паломнических поездках, много ездила по Европе, побывала в Иерусалиме, Палестине, Сирии. Знавших её, поражала начитанность молодой женщины. Ещё более привлекали её красота и славный характер. Писатель граф Владимир Соллогуб вспоминал: «Ведя светский образ жизни, Юлия Петровна никогда не сказала ни о ком ничего дурного и у себя не позволяла никому злословить, а, напротив, всегда в каждом старалась выдвинуть его хорошие стороны. Многие мужчины за ней ухаживали, много женщин ей завидовало, но молва никогда не дерзнула укорить её в чем-нибудь, и самые злонамеренные люди склоняли перед ней головы. Всю жизнь она жертвовала собой для родных, для чужих, для всех...» Среди её добрых знакомых были В. Гюго и Ф. Лист, И. Айвазовский и В. Верещагин, Д. Григорович, Я. Полонский, В. Соллогуб, И. Тургенев...

Жизнь вдовы трудна и непроста в любой век, не исключение и жизнь Юлии Петровны. Судя по всему, она была дружна с некоторыми членами императорского дома. Милость же монарших особ, как и всякая милость, переменчива. В 1870 году Юлия Петровна оказалась в опале. Причиной, кажется, послужила простая женская ревность супруги великого князя Константина Николаевича, брата государя. Известно письмо Вревской Константину Николаевичу: «Ваше Императорское Высочество, вот уже два месяца как я в Петербурге... и до сих пор не имела счастья ни встретить Вас, ни увидать даже издали. На первой неделе Поста я была один раз в церкви, в Мраморном дворце, но на следующий день письмом от ген. Комаровской получила запрещение от Е. В. Великой княгини когда-либо приходить туда. Не умею выразить, как мне было это больно, обидно, грустно; тем более что в этот день именно я горячо молилась о счастье всех, которые близки Вашему сердцу. Простите... неуместность этих строк. Я ничего не прошу. Это от полноты душевной хотелось выразить Вам беспредельную и, к несчастью, ненужную преданность. Да пошлет Милосердный Господь Вам здоровья и удачи во всем...»

Яблоко и цветы Тургенева

Она удалилась в своё орловское имение, сделалась соседкой Тургенева, однажды гостила у него в Спасском-Лутовинове пять дней. В день отъезда Иван Сергеевич написал ей: «Я чувствую, что в моей жизни с нынешнего дня одним существом больше, к которому я искренне привязался, дружбой которого я всегда буду дорожить, судьбой которого я всегда буду интересоваться». Впоследствии Вревская и Тургенев несколько раз встречались, один раз за границей, еще раз в Петербурге. Их связывала переписка. В дружеских посланиях писателя порой возникает элемент заигрывания. По поводу глубины их взаимоотношений можно вспомнить письмо, написанное за год до смерти Вревской. В своём письме она именовала Тургенева «скрытным». На что он решился высказаться откровенно: «С тех пор, как я Вас встретил, я полюбил Вас дружески - и в то же время имел неотступное желание обладать Вами; оно было, однако, не настолько сильно необузданно (да уж и не молодец я был), чтобы попросить Вашей руки, - к тому же другие причины препятствовали; а с другой стороны, я знал очень хорошо, что Вы не согласитесь на то, что французы называют une passade (мимолетное увлечение)...» Но ещё более об их отношениях говорит другое письмо - «о яблоке». «Что бы Вы там ни говорили, о том, что Вы подурнели в последнее время, - пишет Иван Сергеевич, - если бы поименованные барыни (...) и Вы с ними предстали мне, как древние богини пастуху Парису на горе Иде, - я бы не затруднился, кому отдать яблоко». Тургенев вздыхает, что яблока у него всё равно нет, но ещё более от того, что Юлия Петровна ни за что не желает взять у него «ничего похожего на яблоко». На смерть Вревской Тургенев напишет проникновенное стихотворение в прозе, цветок ей на могилу. В нём есть слова: «...два-три человека тайно и глубоко любили её»... Он понял главное в ней: свой подвиг она совершила «пылая огнём неугасимой веры». В письме П. Анненкову Тургенев заметил: «Она получила тот мученический венец, к которому стремилась её душа, жаждая жертвы. Её смерть меня глубоко огорчила. Это было прекрасное, неописуемо доброе существо...» Многочисленным биографам баронессы так и не удалось ответить на главный вопрос: кого она любила, что ненавидела, чем жила ее душа. Как бы соглашаясь с этим, Тургенев писал: «Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда - а теперь, конечно, не узнает».

Да, велик русский солдат!

Её отец был участником Отечественной войны 1812 года, брат её мужа - генерал Павел Вревский - погиб при обороне Севастополя в 1855, муж - на оборонительной линии Кавказа... 12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. Началась (продлевалась!) война за освобождение православных народов от ига иноверцев. Для всех женщин России был свят подвиг Даши Севастопольской и сестёр милосердия Крестовоздвиженской общины...

Продав своё орловское имение, Юлия Вревская снарядила санитарный отряд из 22 человек - сестёр милосердия и врачей. При этом сама она вошла в отряд не начальницей, но рядовой сестрой, пройдя специальный курс обучения. Отряд не входил в общество Красного креста. Но формальная сторона Юлию Петровну уже не занимала. Через два месяца после объявления войны, 19 июня, в госпитале города Яссы (45-й эвакогоспиталь, территория Румынии) началось её жертвенное служение. Она вскоре научится делать некоторые операции - вырезать пули, ампутировать пальцы. Случалось, бралась за оружие, стреляла в противника. Из мирных Ясс она переезжает в прифронтовой 48-й военно-временный эвакогоспиталь близ деревни Бяла, потом - вглубь войны - на перевязочный пункт деревни Обретеник... Каков быт на войне для женщины? Что за страна?

Сестра милосердия баронесса Юлия Вревская

«Страна тут дикая, и ничего, кроме кукурузы не едят, - пишет она, - я живу тут в болгарской хате, довольно холодной, и хожу в сапогах, обедаю и ужинаю с сестрами на ящике... У меня в комнате нет ни стула, ни стола. Пишу на чемодане и лежа на носилках...» Главный смысл её писем: «Война вблизи ужасна, сколько горя, сколько вдов и сирот...» Вот строки из её писем, за которым видятся жестокие картины войны.

«...Недавно одному вырезали всю верхнюю челюсть со всеми зубами. Я кормлю, перевязываю...» «К раненым я очень привязалась - это такие добряки. Но как можно роптать, когда видишь перед собой столько калек, безруких, безногих, и все это без куска хлеба в будущем; зато они не боятся смерти».

«Мы сильно утомились, дела было гибель - до тысячи больных в день, и мы целые дни перевязывали до 5 часов утра, не покладая рук... Многие из наших дам думают уехать в октябре... Я же не знаю, на что решиться - буду оставаться, пока здоровья хватит... меня тут, кажется, довольно любят...» Она собиралась уехать, взяла отпуск, но осталась. «У нас опять работа: завтра ждем 1500 чел. раненых. Сегодня было 800, но я нахожу, что работаю мало, так как сестер великое множество и раненые нарасхват... Барак у нас очень холодный...» При всех несчастьях и ужасах, как и на всех войнах, как водится, кому война, кому мать родна: «Сестер много завелось, авантюристок и кухарок, что не совсем радостно для больных, которые милы и умны донельзя - я говорю о солдатах; офицеры армейские плохи, много здоровых: срам иногда перевязывать; зато есть и ужасные раны - безносые, безгубые - сколько горя, сколько вдов и сирот...»

Ей передали слова императрицы: «Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уж ей вернуться в столицу. Подвиг совершен. Она представлена к ордену». Её реакция: «Как меня злят эти слова! Они думают, что я прибыла сюда совершать подвиги. Мы здесь, чтобы помогать, а не получать ордена».

Нет конца трудам на войне: «Я теперь занимаюсь транспортом больных, которые прибывают ежедневно от 30 до 100 чел. в день, оборванные, без сапог, замерзшие. Я их пою, кормлю; это жалости подобно видеть этих несчастных, поистине героев, которые терпят такие страшные страдания без ропота. Все это живет в землянках на морозе с мышами, на одних сухарях. Да, велик русский солдат!»

Спутницы войн - эпидемии. Тиф свирепствовал в русской армии на просторах той войны от Кавказа до Балкан. Болезнь убила людей не меньше, чем пули, ядра. Все без исключения сёстры милосердия заразились тифом. Была надежда, что Юлия Петровна поправится. Но не было суждено. Начальник госпиталя Михаил Павлов писал о её кончине: «Как до болезни, так и в течение её ни от покойной, ни от кого от окружающих я не слышал, чтобы она выражала какие-либо желания, и вообще была замечательно спокойна...» Умерла Юлия Петровна 24 января (6 февраля по новому стилю) 1877 года. Похоронили баронессу Вревскую вблизи православного храма Святого Георгия в местечке Бяла.

Памятник сестре милосердия Юлии Вревской. Воздвигнут неподалеку от башни с часами, где до 1907 года находилась могила баронессы в городе Бяла, Болгария

На переломе

Говоря о том времени, скажем, что в 1877-1878 годах, во время русско-турецкой войны, в Петербурге проходил «громкий» судебный «Процесс ста девяноста трёх» - слушалось дело революционеров-«народников», большинство из которых были оправданы, в том числе и будущая убийца императора Софья Перовская, имевшая, к слову сказать, фельдшерское образование. В интеллигентских кругах, а потом и шире, многие полагали, что Перовская, повешенная в 1881-м, явила пример жертвенной жизни. В те годы в мироощущении «культурного» общества, обуреваемого химерами ложных идеалов, зримо обозначился перелом. На историческую сцену выходили люди уже совершенно иного склада, нежели Юлия Вревская. Нам же она оставила своей жизнью и своей смертью образец подлинной жертвенности - христианской.

Без таких женщин Россия была б не Россия; сокровенная Русь не была б Святой Русью.

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти: Отец:

Пётр Евдокимович Варпаховский

Мать:

Каролина Ивановна Блех

Ю́лия Петро́вна Вре́вская (25 января или , Лубны Полтавской губернии - 24 января (5 февраля) , близ г. Бяла , Болгария) - баронесса, урождённая Варпаховская. Друг И. С. Тургенева . Во время русско-турецкой войны - сестра милосердия полевого госпиталя Российского Красного креста .

Биография

Родилась в городе Лубны Полтавской губернии в семье участника Бородинского сражения , командующего Отдельной резервной кавалерийской дивизией, генерал-лейтенанта Петра Евдокимовича Варпаховского (1791-1868) и Каролины Ивановны (урождённой Блех) (1805-1870).

Училась Юлия Петровна сначала в Одесском институте благородных девиц, а затем, после переезда в 1848 году семьи в Ставрополь , в Ставропольском «Среднеучебном Заведении Св. Александры для воспитания женского пола». В 1857 году вышла замуж за И. А. Вревского . После свадьбы они переехали из Ставрополя во Владикавказ. Однако их совместная жизнь продолжалась недолго. В конце августа 1858 года И. А. Вревский был тяжело ранен в бою и через несколько дней скончался. Оставшись вдовой в восемнадцать лет, Ю. П. Вревская переезжает в Петербург, где была приглашена ко двору и получила место фрейлины Марии Александровны . За десять лет придворной жизни (1860-1870) Вревская побывала с императрицей во Франции, Италии, Сирии, на лучших курортах Европы, в Африке, Палестине, Иерусалиме.

Деятельная натура Юлии Петровны требовала большего, чем придворные обязанности и светская жизнь. Среди её друзей в России были писатели Д. В. Григорович , И. С. Тургенев, В. А. Соллогуб , поэт Я. П. Полонский , художники В. В. Верещагин и И. К. Айвазовский . Она много путешествует по Европе, Кавказу, Ближнему Востоку; знакомится с замечательными людьми (в том числе с Виктором Гюго и Ференцем Листом). Вревская поражала всех, кто её знал, своей начитанностью. С 1873 г. Юлия Петровна дружит и переписывается с И. С. Тургеневым.

В 1877 году , с началом русско-турецкой войны, решает ехать в Действующую Армию. На деньги, вырученные от продажи орловского имения, снаряжает санитарный отряд. Сама Юлия Петровна становится рядовой сестрой милосердия, с 19 июня 1877 г. в 45-м военно-временном эвакогоспитале г. Яссы (Румыния), а с 20 ноября 1877 г. в 48-м военно-временном эвакогоспитале близ г. Бяла в Болгарии, выполняет самую тяжёлую и грязную работу. «Война вблизи ужасна, сколько горя, сколько вдов и сирот», - пишет она на родину. В декабре Вревская работает в прифронтовом перевязочном пункте в д. Обретеник . Последнее письмо Юлия Вревская написала своей сестре Наталье 12 января 1878 г. 17 января заболевает тяжёлой формой сыпного тифа. Скончалась 5 февраля 1878 г. Её похоронили в платье сестры милосердия около православного храма в Бяле.

Дань памяти

• Юлии Петровне Вревской посвятили свои стихи Я. Полонский - , В. Гюго - «Русская роза, погибшая на болгарской земле».
• И. Тургенев откликнулся на её смерть одним из самых замечательных своих стихотворений в прозе - .
• В 1920-е годы в Париже работал «Русский союз (община) сестёр милосердия имени Вревской».
• О судьбе Ю. П. Вревской в 1977 году был снят совместный советско-болгарский художественный фильм «Юлия Вревская », в главной роли - Людмила Савельева .
• Принадлежавшее Ю. П. Вревской имение Мишково близ села Дубовик Малоархангельского уезда Орловской губернии не сохранилось.

См. также

Напишите отзыв о статье "Вревская, Юлия Петровна"

Ссылки

• (болг.)

Романы Повести и рассказы Драматургия Поэзия Прочее Персонажи Окружение Музеи

Отрывок, характеризующий Вревская, Юлия Петровна

– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.

Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.

Вревская Юлия Петровна (25 января 1838 или 1841 Лубны Полтавской губернии - 5 февраля 1878, близ г. Бяла, Болгария) - баронесса, урождённая Варпаховская. Друг И. С. Тургенева. Во время Русско-Турецкой войны сестра милосердия полевого госпиталя Российского Красного Креста.

Биография

Родилась в городе Лубны Полтавской губернии в семье участника Бородинского сражения, командующего Отдельной резервной кавалерийской дивизией, генерал-лейтенанта Петра Евдокимовича Варпаховского (ок.1791 - 1868) и Каролины Ивановны (урождённой Блех) (ок.1805 - 1870). Училась Юлия Петровна сначала в Одесском институте благородных девиц, а затем, после переезда в 1848 году семьи в Ставрополь, в Ставропольском «Среднеучебном Заведении Св. Александры для воспитания женского пола». В 1857 году вышла замуж за И. А. Вревского. После свадьбы они переехали из Ставрополя во Владикавказ. Однако их совместная жизнь продолжалась недолго. В конце августа 1858 года И. А. Вревский был тяжело ранен в бою и через несколько дней скончался. Оставшись вдовой в восемнадцать лет, Ю. П. Вревская переезжает в Петербург, где была приглашена ко двору и получила место фрейлины Марии Александровны. За десять лет придворной жизни (1860-1870) Вревская побывала с императрицей во Франции, Италии, Сирии, на лучших курортах Европы, в Африке, Палестине, Иерусалиме.

Деятельная натура Юлии Петровны требовала большего, чем придворные обязанности и светская жизнь. Среди её друзей в России были писатели Д. В. Григорович, И. С. Тургенев, В. А. Соллогуб, поэт Я. П. Полонский, художники В. В. Верещагин и И. К. Айвазовский. Она много путешествует по Европе, Кавказу, Ближнему Востоку; знакомится с замечательными людьми (в том числе с Виктором Гюго и Ференцем Листом). Вревская поражала всех, кто её знал, своей начитанностью. С 1873 г. Юлия Петровна дружит и переписывается с И. С. Тургеневым.

В 1877 году, с началом русско-турецкой войны, решает ехать в Действующую Армию. На деньги, вырученные от продажи орловского имения, снаряжает санитарный отряд. Сама Юлия Петровна становится рядовой сестрой милосердия с 19 июня 1877 г. в 45-ом военно-временном эвакогоспитале г. Яссы (Румыния), а с 20 ноября 1877 г. в 48-ом военно-временном эвакогоспитале близ г. Бяла в Болгарии, выполняет самую тяжёлую и грязную работу. «Война вблизи ужасна, сколько горя, сколько вдов и сирот», - пишет она на родину. В декабре Вревская работает в прифронтовом перевязочном пункте в д. Обретеник. Последнее письмо Юлия Вревская написала своей сестре Наталье 12 января 1878 г. 17 января заболевает тяжёлой формой сыпного тифа. Скончалась 5 февраля 1878 г. Её похоронили в платье сестры милосердия около православного храма в Бяле.

Дань памяти

Юлии Петровне Вревской посвятили свои стихи Я. Полонский - «Под красным крестом», В. Гюго - «Русская роза, погибшая на болгарской земле». И. Тургенев откликнулся на её смерть одним из самых замечательных своих стихотворений в прозе - «Памяти Ю. Вревской».

В 1920-е годы в Париже работал «Русский союз (община) сестёр милосердия имени Вревской».

О судьбе Ю. П. Вревской в 1977 году был снят совместный советско-болгарский художественный фильм «Юлия Вревская».

Принадлежавшее Ю. П. Вревской имение Мишково близ села Дубовик Малоархангельского уезда Орловской губернии не сохранилось.

Биография Ю. П. Вревской в «Энциклопедии великих женщин»