Генерал лейтенант лукин михаил федорович. Забытый командарм: Михаил Лукин

ЛУКИН Михаил Фёдорович , (6.11.1892 г., дер. Полухтино ныне Зубцовского района Тверской обл.- 25.5.1970 г., Москва). Русский. Генерал-лейтенант (1940 г.). Герой Российской Федерации (1.10.1993 г., посмертно).

В русской армии с 1913 по 1917 г., поручик. Участник Первой мировой войны на Западном фронте, командир роты 4-го гренадерского Несвижского полка им. Барклая де Толли. Награжден орденами Св. Владимира 4 ст., Св. Анны 4 ст., Св. Станислава 3 ст.

В Красной Армии с июля 1918 г. Окончил 5-ю Московскую школу прапорщиков (1916 г.), курсы разведчиков при Полевом управлении Штаба РККА (1918 г.), КУВНАС при Военной академии им. М. В. Фрунзе (1925 г. и 1931 г.).

В годы Гражданской войны М. Ф. Лукин воевал на Южном фронте под Царицыном и на Северном Кавказе против войск генерала А. И. Деникина, на Западном фронте против белополяков: командир запасного батальона, помощник начальника штаба стрелковой дивизии, командир стрелкового полка и бригады 37-й стрелковой дивизии, начальник штаба 1-й кавалерийской дивизии, затем в 11-й Петроградской стрелковой дивизии- командир 94-го стрелкового полка, затем 33-й стрелковой бригады. Был ранен и контужен. За отличие в боях награжден 2 орденами Красного Знамени.

В межвоенный период М. Ф. Лукин- начальник 92-х пехотных курсов в г. Лубны, а затем, по их расформировании, помощник командира 23-й стрелковой дивизии УВО в г. Харьков. В 1923 г. назначен начальником штаба 7-й стрелковой дивизии. С ноября 1924 г. начальник строевого отдела штаба УВО, с июня 1927 г. начальник 1-го отдела Управления по командно-начальствующему составу Главного управления РККА. С января 1929 г. командир 23-й стрелковой дивизии, с 1935 г. комендант Москвы, с 1937 г. в распоряжении управления по комначсоставу РККА. С декабря 1937 г. заместитель начальника, затем начальник штаба, а с декабря 1939 г. заместитель командующего войсками СибВО. С июня 1940 г. М. Ф. Лукин- командующий 16-й армией СибВО.

С начала Великой Отечественной войны генерал-лейтенант М. Ф. Лукин продолжал командовать этой же армией в составе резерва Ставки ГК (с середины июля- Западного фронта). Участвовал в Смоленском сражении. С 10 по 20 июля войска группы армий «Центр» противника прорвали оборону Западного фронта на его правом крыле и в центре и захватили гг. Орша, Смоленск, Ельня, Кричев. В течение всей второй половины июля соединения 16-й армии под командованием М. Ф. Лукина вели тяжелые бои на подступах и на окраине Смоленска, имея задачу овладеть городом. Однако части, измотанные и обескровленные непрерывными боями в течение месяца, не могли выполнить эту задачу. Войска понесли большие потери и оказались в окружении. 2 августа войскам армии удалось прорвать кольцо окружения, выйти к Днепру, переправиться на левый берег и соединиться с основными силами фронта. 8 августа в ходе Смоленского сражения М. Ф. Лукин был назначен командующим 20-й армией этого же фронта. В августе- сентябре соединения армии вели упорные оборонительные бои южнее Ярцево, прикрывая дорогобужское направление. За умелое командование войсками и проявленное личное мужество в Смоленском сражении М. Ф. Лукин был награжден орденом Красного Знамени. С 10 сентября генерал-лейтенант М. Ф. Лукин командующий 19-й армией Западного фронта. В начале октября 1941 г. в ходе Вяземской оборонительной операции соединения 19-й, а также 20, 24 и 32-й армий Западного и Резервного фронтов были окружены в районе западнее г. Вязьма. Ставкой ВГК было приказано окруженным армиям под общим руководством М. Ф. Лукина прорываться на Гжатск.

При выходе из окружения 14 октября М. Ф. Лукин был тяжело ранен, попал в плен к немцам и с октября 1941 г. находился на излечении в немецких госпиталях в с. Семлево (Вяземский район Смоленской обл.), гг. Смоленск, Люккенвальде, в пригороде Берлина- Бисдорф. С 1943 г. М. Ф. Лукин находился в лагерях в районе гг. Вустрау, Бриц, Лихтенфельд, Вюдебург, Мосбург. В тяжелейших условиях немецко-фашистских концлагерей М. Ф. Лукин вел себя мужественно и достойно. В апреле 1945 г. был освобожден из плена американскими войсками и до 25 мая находился в г. Париж. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков дал М. Ф. Лукину такую оценку: «Генерал Лукин- один из выдающихся полководцев минувшей войны, его военная доблесть сравнима с доблестью героев войны 1812 года- генералами Раевским и Багратионом*.

После войны М. Ф. Лукин с мая по декабрь 1945 г. проходил проверку в органах НКВД в Москве, после чего был возвращен на действительную военную службу в Красную Армию и зачислен в распоряжение ГУК НКО. С ноября 1946 г. в запасе.

Награжден орденом Ленина, 5 орденами Красного Знамени, орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и медалями.

Источник: Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь. –М.; Жуковский: Кучково поле, 2005.- 408 с.

Из автобиографии :

Родился в 1892 году в деревне Полухтино Калиниской области Погорелов- Городищенского района Ашурковского сельсовета в семье крестьянина- середняка. Семья отца состояла из десяти человек. Семь человек детей. В хозяйстве было: три десятины земли, одна лошадь, одна корова, одна свинья и несколько штук овец. Своего хлеба никогда не хватало, а потому отец на лето, а иногда и на зиму уходил на заработки- торговать мороженным и яблоками с тележки в городе Царсское Село (ныне город Пушкин). После Октябрьской революции отец жил в деревне и никуда не выезжал; умер он в 1923 году. Мать жива и находится в деревне, живет с моим братом- колхозником. Из ближайших родственников никто за границей не проживает. Я женат, имею… дочь 25 лет, живет в Москве, сына 23 лет, учится в военно- морском училище в городе Ленинграде и дочь 16 лет. Жена живет со мной- домашняя хозяйка…по социальному происхождению- служащая. Отец жены и ее мать проживают в настоящее время в г. Харькове; отец- железнодорожный рабочий, сейчас живет на пенсии; мать- домашняя хозяйка. Братьев у жены нет и не было. Сестра жены единственная была замужем за инженером, который в 1937 году органами НКВД арестован, как враг народа, сестра жены выслана за пределы Украины. Мои родственники: два брата и четыре сестры. Один брат- колхозник, живет в деревне на моей родине; другой брат- командир Рабоче- Крестьянской Красной Армии в звании майора, преподаватель в училище ВЦИК; старшая сестра 52 лет живет со мной, вторая сестра 50 лет работает уборщицей в школе в Раменском под Москвой, муж ее за торговлю лишался избирательных прав, сейчас восстановлен. Я с сестрой не виделся с 1923 года, сведения имею через старшую сестру. Третья сестра работает в Москве слесарем. Четвертая сестра- инженер, живет в г. Харькове.

Трудовую жизнь я начал с 14 лет, сначала работал мальчиком в трактире в г. Петербурге на 5-й линии. Затем официантом в ресторане «Золотой якорь» тоже в Петербурге на 6-й линии Васильевского острова, позднее летом торговал мороженным на тележке в г. Царское Село (ныне г. Пушкин). В 1913 году был призван в царскую армию солдатом в Усть- Двинскую крепостную артиллерию. В 1915 году, будучи в Москве в команде выздоравливающих, сдал экзамен экстерном на первый классный чин и был направлен в Алексеевское военное училище в г. Москву; но так как я не имел среднего образования, то после полуторамесячного обучения в училище был переведен в 5-ю московскую школу прапорщиков, которую окончил в феврале 1916 года. Прапорщиком был зачислен в 85-й запасный полк в г. Москве, где и пробыл до декабря 1916 года. 1 января 1917 года с маршевой ротой был отправлен на фронт в 4-й гренадерский Несвижский полк на Западный фронт под Барановичи, где пробыл до ноября 1917 года. В декабре 1917 года поступил инструктором по обучению железнодорожников на Киево- Воронежскую железную дорогу. В июле 1918 года поступил добровольно в ряды Рабоче- Крестьянской Красной Армии в запасный батальон в г. Москве и одновременно был на курсах разведки при полевом управлении штаба РККА. Учился я в училище Министерства народного просвещения в деревне. Окончил. Учился в учительской семинарии в г. Торжке, ушел с первого курса и поступил работать.

Февральскую и Октябрьскую революции встречал на фронте в 4-м гренадерском Несвижском полку. В партию вступил в 328-м стрелковом полку 37-й стрелковой дивизии 1 августа 1919 года на Царицынском фронте; № партбилета 1022094. Ранее в РКП(б) не состоял. В 1937 году получил от парткомиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) строгий выговор за притупление классовой бдительности и личную связь с ныне разоблаченными врагами народа. Притупление классовой бдительности выразилось в том, что я в своем аппарате проглядел врагов народа и что у меня на квартире были враги народа в гостях. В других партиях я не состоял. Ни в троцкистских, ни в правых, ни в других контрреволюционных организациях также не состоял. Отклонений и колебаний от генеральной линии партии у меня не было. В антипартийных группировках, в белорусско- толмачевской не участвовал.

В РККА вступил в 1918 году в июле месяце в запасный батальон в г. Москве командиром батальона. В 1919 году в январе месяце назначен помощником начальника штаба 37-й стрелковой дивизии на Царицынский фронт против Деникина, в той же дивизии, на том же фронте командовал 328-м стрелковым полком и был командиром 2-й стрелковой бригады. По расформировании 37-й стрелковой дивизии был назначен начальником штаба 1-й кавалерийской дивизии. В июле 1920 года был откомандирован на Польский фронт и назначен командиром 94-го стрелкового полка 11-й Петроградской стрелковой дивизии. Дивизия после окончания войны с белополяками была переброшена в г. Ленинград, куда я с бригадой 33-й, которой командовал, переехал. В 1921 году назначен начальником 92 Лубенских пехотных курсов в г. Лубны. По расформировании курсов назначен помощником командира 23-й стрелковой дивизии в г. Харьков. В 1923 году назначен начальником штаба 7-й стрелковой дивизии в г. Полтаву. Дивизия была переведена в г. Чернигов куда и я переехал. Весной 1924 года назначен помощником командира 99-й стрелковой дивизии в г. Черкассы. Должность помощника командира дивизии упраздняется, и меня назначают начальником 5-го отдела штаба УВО в г. Харьков. В 1925 году был командирован в Академию имени М.В. Фрунзе на ВАК, которые окончил в 1925 году и возвратился на прежнюю должность в г. Харьков. В 1927 году назначен начальником 1-го отдела управления по командно- начальствующему составу. 1 января 1929 года назначен командиром 23-й стрелковой дивизии в г. Харьков. В 1935 году- комендант г. Москвы. В 1937 году был назначен в распоряжение управления по комначсоставу. В декабре 1937 года назначен заместителем начальника штаба Сибирского военного округа и с января 1938 года допущен к исполнению должности начальника штаба округа, где и работаю по сие время.

В боях участвовал в составе 37-й стрелковой дивизии на Царицынском фронте и 11-й Петроградской стрелковой дивизии против белополяков в районе Пултуск- Несельск. Ранен и контужен. Награжден двумя орденами «Красного Знамени», орденом «Трудового Красного Знамени», серебряным портсигаром от ВЦИК и золотыми часами, наркомом обороны тов. Ворошиловым- медалью «20 лет РККА».

В белых армиях не служил, на территории, занятой белыми и интервентов, не проживал. В плену у белых и интервентов не был, с подпольными организациями и отдельными большевиками- революционерами связан не был. За границей не был. Не судился.

И.Д. начальника штаба Сибирского военного округа комдив Лукин. 20.10.1938 года. г. Новосибирск.

В своих беседах с Константином Симоновым Михаил Лукин подробно описывал как он попал в плен. Интересно, что тут внезапно в немцких документах выскачила их версия этого события. Оба текста выставляю на суд читателя. Певый - записанный К Симоновым, Второй - из журнала боевых действий 258 дивизии

М.Л.: Да, я чувствую, что это уже не войска. Он говорит: «Надо развести костры». И развели костры. Я говорю ему, что сейчас же увидят дым в лесу. А народу-то нас тут было много сравнительно к этому времени. «Противник, - говорю, - поймет, что лес живет, и сейчас обязательно придет». Так оно и случилось.

Когда они развели костры, подходят какие-то двое штатских и говорят: «Кто здесь старший?» Я говорю, что я. «Мы представители особого отдела 24-й армии. Здесь в землянке лежит начальник особого отдела 24-й армии, Можин, раненный тяжело».

Я пошел к нему. А мы с ним были знакомы по Сибирскому округу. Он лежит раненый, там еще несколько человек раненых, его особисты там сидят. Он говорит: «Михаил Федорович, не уходи никуда, в землянке оставайся здесь. Я послал верного человека, за нами прилетит самолет. Даю слово, что он прилетит за нами». Поговорили мы, он нас покормил. У него была колбаса, еще что-то было.

К.С.: Он неподвижный раненый был?

М.Л.: Тяжело он был раненный. А остальные-то все ничего. Только еще один особист тоже тяжело раненный был. А у меня, когда девочки меня перевязывали, револьвер выпал. Так я его и не нашел, без револьвера уже хожу.

И мы задремали. Вдруг прибегают адъютанты, прикрепленные ко мне, и говорят: «Товарищи, выходите. Немцы». Пока собрался Можин, пока я ему помогал - он раненный был в обе ноги, да и сам-то я раненый, и рука-то у меня, одной рукой, - приходят уже немцы, кричат: «Хальт!» Я говорю: «Давай скорей выходить, еще бросят гранаты сюда. Они же не войдут так сразу, а бросят гранаты, и мы пропадем с тобой ни за что».

В это время лежащий здесь особист, который не мог вставать совершенно, тяжело был ранен, говорит: «Выходите скорей, сейчас гранаты бросят». Мы вышли, смотрим, немцы стоят. Мы руки вверх подняли. Я говорю этим ребятам - с ними девушка была, видимо, машинистка его или какая-то еще работница у него: «Передайте всем, чтобы не говорили, что это начальник особого отдела, он - интендант». На нашивках-то у него не видно было. Ромб один был у него. Так они и делали, никто не сказал, что это начальник особого отдела.

Нас быстро обыскали. У меня все отняли. Серебряный портсигар отняли, часы сняли. Я говорю: «А куда же часы-то забираешь?» Хотел у него отобрать. Он рванул у меня часы. Книжечку смотрит: «Генерал! Генерал!» Тут сразу сбежались все немцы - генерала поймали. Подошел фельдфебель, разогнал немцев и что-то говорит мне. Я очень плохо понимаю по-немецки. А Можина увели уже, всех особистов увели и часть офицеров, которые здесь были. Остался я и несколько командиров.

В это время подходит наша группа, отходящая, открывает стрельбу. Все повернулись в сторону группы, и когда я увидел, что все повернулись, я бросился бежать в противоположную сторону. А с противоположной стороны идет на меня группа немцев. Автомат: «Тр-р-р-р» - меня опять в эту же ногу, в коленную чашечку. Я теряю сознание

Доклад
о ходе боевых действий, в результате которых был пленён
русский генерал-лейтенант Лукин.

Согласно приказа полка от 15.10.41, 1-й батальон 478-го пехотного полка получил приказ, 15.10.41 усиленным разведдозором ещё раз прочесать ту же боевую полосу, что прочёсывалась 13.10, в северо-восточном направлении на предмет обнаружения отбившихся русских.

Для этой цели было выделено по одному взводу из 1-й и 2-й рот под командованием лейтенанта Маслова (Ltn Maslow) с приданным им станковым пулемётом. Разведдозору выделили и радистов. В 7:45 оба разведдозора выдвинулись из Песочной и Дроздово. В то время, как действующий слева разведдозор 1-й роты прочёсывал треугольный лес, не сталкиваясь ни с каким сопротивлением, то взвод 2-й роты вскоре после того, как ступил в прямоугольный лес, наткнулся на такое сильное сопротивление, что дальнейшее продвижение стало невозможным. Большие потери и сильный оборонительный огонь вынудили командира разведдозора залечь и запросить у лейтенанта Маслова подкрепления. Лейтенант Маслов повёл часть своего разведдозора фронтально, в то время как остальная часть прикрывала северо-западную окраину леса. Но и теперь не удалось подойти к противнику ближе. Чтобы сломить упорное сопротивление, лейтенант Маслов немедленно запросил подкрепления из батальона. На это командир батальона – майор Раутерберг (Mj Rauterberg) с частью штаба прибыл к прямоугольному лесу и послал в него основную часть 2-й роты, два отделения с тяжёлыми миномётами, взвод станковых пулемётов и взвод лёгких пехотных орудий.

Ввиду того, что сопротивление винтовочным и пулемётным огнём было не сломить, а разведдозор 2-й роты между тем уже отошёл до кромки леса, командир батальона приказал в течение четверти часа, с 10:45 до 11:00, провести огневую подготовку из тяжёлых миномётов и пехотных орудий. После этого вся 2-я рота под командованием лейтенанта Бекерта выступила в атаку в прямоугольный лес, в то время как взвод 1-й роты, действуя с треугольного леса, взял на себя прикрытие северо-западного края прямоугольного леса. Взвод станковых пулемётов, находясь на восточном углу треугольного леса, своим огнём должен был отсекать северо-восточную сторону прямоугольного леса. Юго-восточная сторона также была прикрыта взводом станковых пулемётов. Командный пункт батальона сначала находился перед западным углом прямоугольного леса, а после огневого удара перешёл к восточному острию треугольного леса. После тяжёлого продвижения вперёд через густые лесные заросли и яростный оборонительный огонь противника, одному отделению 2-й роты удалось подобраться к оборудованному блиндажу, который частично был замаскирован немецкой плащ-палаткой. Несмотря на прицельный винтовочный огонь с деревьев, солдатам Хаузнеру (Hausner) и Керстену (Kersten) удалось подбежать ко входу и сорвать плащ-палатку. За ней в блиндаже укрывались несколько офицеров и одна женщина. Лишь после угрозы ручными гранатами, несколько из них вышло наружу, в то время как один офицер застрелился. Среди пленных находился генерал-лейтенант Лукин и его адъютант.
Генерал Лукин, после того, как от него получили важный картографический материал, был поставлен ефрейтором Штэком за взводом, т.к. эвакуация пленного в тыл сильно осложнилась повторным отчаянным противостоянием. При этом генерал-лейтенант Лукин вновь был ранен в ногу русской винтовочной пулей. Стрелки были уничтожены рукопашной атакой. 2-я рота с боем пробилась до северо-восточного края леса, в то время как к этому моменту использованный в качестве подкрепления присланный взвод 1-й роты на левом крыле столкнулся с особенно ожесточённым сопротивлением у северного края прямоугольного леса, и залёг под тяжёлым огнём упорно обороняющегося противника. Противник отчаянно оборонялся со всех сторон. Ввиду того, что командный пункт батальона находился под продолжительным огнём, генерала невозможно было сразу доставить туда. Поэтому он был отправлен с несколькими ранеными на случайно проезжавшем грузовике 23-й дивизии. Наконец на командный пункт батальона удалось доставить остальных пленных окружения генерала. Здесь с помощью переводчика батальона немедленный допрос пленённого адъютанта выявил, что речь идёт о командующем 12-й армии русских, генерал-лейтенанте Лукине. Через постоянно функционирующую связь между командным пунктом батальона и расположением батальона, стало возможным срочно передать эти данные в штаб полка. Обратная радиопередача с расположения батальона: «Сердечные поздравления. Настоящий!» вызвала на командном пункте и во всех задействованных подразделениях большую радость и подогнала взвод лейтенанта Бергера из 1-й роты, несмотря на ранние сумерки и сильный снег, вновь вступить в бой против последнего очага сопротивления".
Проведенный переводчиком батальона немедленный допрос пленённого адъютанта выявил, что речь идёт о командующем 12-й армии русских, генерал-лейтенанте Лукине.

Небольшой отчет о вылазке на место пленения М Ф Лукина.
Местность за 70 лет практически не изменилась. Только оба леса разрослись и слились между собой, однако прежние очертания легко прочитываются. Также старая немецкая схема легко накладывается на аэрофотоснимок, что и было сделано. С погодой повезло, вместо обещанных плюс двух и дождя было плюс десять и солнце. Заехали красиво. Дорога идет прям до места. Единственное стала она уже чем была в войну. Машины оставили ровно на том месте, где треугольный лес отделялся от прямоугольного. Решили сперва всей группой прочесать треугольный. Благо, что он не большой. Как только вошли в лес приборы сразу весело запищали. Из земли стали выскакивать медные трубочки, болты, колодки, тормозные барабаны, инструмент, части лошадиной упряжи и прочий разный транспортный хлам.

Периодически попадались трешечные не стрелянные патроны. Из земли вышли два штыка от винтовки Мосина. (Штыки немного странные, квадратные в сечении, толще обычного, и без выемок-кровостоков. Защелка обычная. У меня знакомый собирает трешечные штыки, у него их 8 штук, таких нет). Оба штыка с повреждениями. Один погнут, у второго сплющен кончик. Так же попалась рукоятка от ДП без спускового крючка, сошки посеченные осколком, и в отдалении ствол со сорванной резьбой. Не было обнаружено ни одного блиндажа или землянки. Только наконечники от палаточных кольев. Лес по всему периметру обкопан небольшими подкововидными траншеями метров по 5-6 длинной. Вокруг них настрела нет. В острее было несколько схронов, обнаруженных задолго до нас. Видно в землю были зарыты ящики с чем то. Остатки этих ящиков валяются рядом с ямами из которых их достали. По типу и количеству железа, видно что тут достаточно продолжительное время находились мастерские. Солдаты покинули это место до печальных событий 15 октября 41 года, в полном порядке. Ни каких сдач в плен в этом лесу не было. Нету ни малейшего признака на это. Что в общем то подтверждается и немецкими бумагами. Мы потратили на треугольный лес достаточно много времени, затем перешли в прямоугольный. Когда заходили в него, услышали странные звуки. Будто кто то молится с минарета. Красивая, и чужая для этих мест песнь муэдзина. Мы выглянули из леса. На опушке таджик поет коров и поет в голос. Поет громко, красиво, профессионально какую то древнюю народную песню. Все это, вместе с обстоятельствами которые нас сюда привели, было похоже на театр абсурда. Этот лес, в отличии от треугольного, немого обстреливали из немецкого 80 мм миномета. Сразу попались несколько стабилизаторов от разорвавшиеся мин. Это тоже соответствует описанию. На том месте, где на схеме обозначена пулеметная позиция, были найдены с десяток, не более гильз от МГ34.
Сразу же на входе в лес, примерно где на немецкой карте стоит какая то точка был обнаружен крохотный блиндаж. Мы его пробили щупом. На глубине около метра щуп наткнулся на толи кость, то ли крепкое дерево. Решили копать. Пока остальные прочесывали лес мы вскрыли это сооружение. Это оказалась очень маленькая и мелкая землянка. С двумя земляными лежаками и покопанным проходом между ними. Лежаки сверху нарыты толстыми палками, лежащими параллельно. (Он и показались на ощупь похожими на кости). Стоять в проходе можно было только согнувшись. Это не может быть описанной Лукиным убежище, так как там могут находится едва ли более двух человек. В изголовье правого лежака лежала противогазная сумка, очевидно как подушка. У входа, в дверях валялась наша граната РГД 33 со вставленным взрывателем и во взведенном состоянии. Больше ни чего не было. Самое интересное то, что и в лесу тоже ни чего найдено не было. Хотя его юго-восточная часть была прочесана с особым усердием. По периметру леса расположены такие же ячейки - траншейки, но так же на брустверах не было найдено ни одной гильзы. Вообще ничего. Ни какого следа присутствия ни каких военных. Не похоже на место. где было взято в плен 193 человека и где немцы потеряли убитыми и ранеными 23 человека. Блиндаж Лукина также найден не был. Единственное, что было обнаружено, на входе в лес со стороны треугольного леса - растяжка поставленная на воткнутый в землю штык (самый обычный) и там же рядом полтора десятка наших 50 мм мин без колпачков но с не пробитыми капсюлями. И граната и эти мины были сложены в микроблиндаж и засыпаны заново землей. В четыре вечера небо затянуло, стемнело, и стало как то не уютно. Мы вернулись к машинам. Уехали со странным чувством непонимания происходящего. Конечно прочесали не весь лес. Осталось больше половины

Штриховкой обозначены участи леса которые успели досмотреть

В эти выходные добили этот лес. В итоге, какая картина нарисовалась….Блиндажи оказались в той части леса, которая ближе к деревне. Метрах в ста от кромки. Как раз, напротив того места, где на немецкой схеме обозначен пулемет. Скорее всего, тут до того, как сюда пришел Лукин и офицеры особого отдела 24 армии был какой то штаб. Четыре огромных блиндажа вырытых в каре, по кругу обнесены траншеей и стрелковыми ячейками. Еще два блиндажа стоят отдельно, за траншеей, но тоже окружены ячейками. Наверное, Лукин знал о существовании этого объекта и шел сюда целенаправленно

Очевидно завидев дым от костра, немцы действительно действовали целенаправленно, зачищали лес, понимая, сто там кто-то есть. Пулеметы поставили по периметру, лес был окружен. Ни какого сопротивления в районе блиндажей им оказано не было. С пяток разбросанных по периметру 5 метров мосинских гильз…Похоже на то, что стреляющий вполне мог сидеть на дереве, как и было описано в докладной записке. Возле блиндажей была найдена обойма от ТТ и чуть по одаль горстка ржавых ТТшных патронов россыпью. Одна немецкая гильза…….И все. Блиндажи копать не стали, Бесполезно там что то искать, зная что до ближайшего деревенского дома 300метров. Тем не менее, кто-то до нас вывернул из одного из них печку, сделанную из бочки. Около одного из блиндажей есть раскопанная одиночная могила. Ее раскопали лет десять – пятнадцать назад. Интересно куда перенесли хозяина?
На самом деле сопротивление немцам было оказано на другом конце леса. Там остались следы не большого, но долгого боя. Видно, что немцы сунулись с угла леса, даже продвинулись метров на пятьдесят, затем залегли. В вперемешку попадаются наши и немецкие гильзы. Начали стрелять по лесу из 82 мм миномета. Перед углом леса болотина, и некоторые мины увязли там, не разорвавшись, Потом продвинулись еще и даже подтащили пулемет. В этом месте был найден немецкий карабин 33/40. Пуля попала ему в казенник и перебила его пополам. Вторую часть не нашли. На карабине частично сохранилось дерево. Тут же лежала наша винтовка Мосина, еще царских выпусков, с пробитым пулей магазином. Штык был пристегнут. Не часто попадаются винтовки с пристегнутыми штыками. Понятное дело, что пригодное оружие было уже собрано, либо немцами тогда, либо после местными. Чуть глубже в лес, метрах в ста. обнаружилась СВТ с жутко изуродованным корпусом. Наверное перебита крупным минометным осколком. И задняя часть и крышка корпуса валялись рядом, но трудно было их узнать в этих изуродованных железках.
После боя пленных вывели на поляну западнее леса. Сейчас это более молодой лес. Тут из земли выскочили три пряжки от солдатских ремней, пуговицы, запалы и рубашки от РГД и несколько сгнивших противогазных бачков.
Вобщем можно констатировать тот факт, что немцы основательно приукрасили размер и силу сопротивления. Хотя, может быть для них в 41 году, потери в 17 человек – равносильны войсковой операции, и нужно было это как то оправдать.
Еще из интересного. В этом месте во время прочесывания леса, нам попалась французская эполетная пуговица и бронзовая булава, которые на Руси использовали в 12 – 14 веках….

Михаил Фёдорович Лукин (18 ноября 1892 года - 25 мая 1970 года) - советский военачальник, Герой Российской Федерации (1993, посмертно), генерал-лейтенант (6 июня 1940 года).

Биография

Михаил Фёдорович Лукин родился 6 (18) ноября 1892 года в деревне Полухтино, ныне Зубцовского района Тверской области в крестьянской семье. Русский.

В русской армии с 1913 года. Участник Первой мировой войны. В 1916 году окончил школу прапорщиков, затем командовал ротой 4-го гренадёрского Несвижского полка имени Барклая де Толли в звании поручика.

В 1917 году в Красной Гвардии, с 1918 года в Красной Армии. В 1918 году окончил курсы разведчиков при Полевом штабе РККА. Вступил в ряды ВКП(б) в 1919 году. Во время Гражданской войны Михаил Лукин - помощник начальника штаба дивизии, командир полка и бригады, начальник штаба дивизии. За отличия в боях награждён двумя орденами Красного Знамени.

В 1926 году окончил курсы усовершенствования начальствующего состава при Военной академии имени М. В. Фрунзе.

С 1929 года по 1935 год М. Ф. Лукин командир Харьковской ордена Ленина стрелковой дивизии. 21 ноября 1935 года присвоено звание комдива.

В 1935-1937 годах - военный комендант Москвы. С декабря 1937 года заместитель начальника, затем начальник штаба, а с декабря 1939 года - заместитель командующего войсками Сибирского военного округа.

Великая Отечественная война

Весной 1941 года возглавил формирование 16-й армии. В мае 1941 года вместе с армией был переброшен на Украину в район города Шепетовка. В начале Великой Отечественной войны, после разгрома Западного фронта, 16-я армия была переброшена под Смоленск, а сам Лукин М. Ф., находясь в районе Шепетовки, ещё некоторое время командовал группой войск, которая в сводках называлась «оперативная группа Лукина».

В ходе Смоленского сражения исключительно мужественно и умело руководит войсками, окружёнными в районе Смоленска, чем отвлекает значительные силы немецких войск от наступления на Москву.

С августа по сентябрь 1941 года - командующий 20-й армией.

В начальный период битвы за Москву Михаил Фёдорович командует 19-й армией. В результате проведения немецким командованием операции «Тайфун» под Вязьмой были окружены соединения 19-й, 20-й, 24-й и 32-й армий. Решением Ставки командование окружёнными частями севернее Вязьмы возложено на генерал-лейтенанта Лукина.

При выходе из окружения 14 октября 1941 года командарм М. Ф. Лукин был тяжело ранен и без сознания попал в плен. В плену ему ампутировали ногу. В мае 1945 года был освобождён из плена.

После войны

После возвращения в СССР до декабря 1945 года проходил проверку в органах НКВД, по результатам которой был восстановлен в рядах РККА. С 1946 года - в запасе.

В 1988 году исполком Смоленского городского Совета народных депутатов присвоил генерал-лейтенанту Лукину звание «Почётный гражданин города-героя Смоленска» (посмертно).

Указом Президента Российской Федерации от 1 октября 1993 года № 1553 «за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», генерал-лейтенанту Лукину присвоено звание Героя Российской Федерации (посмертно).

Награды

За Первую мировую войну

• орден Святого Владимира 4-й степени
• орден Святой Анны 4-й степени
• орден Святого Станислава 3-й степени

За службу в Красной Армии

• Герой Российской Федерации (1993, посмертно)
• орден Ленина (1946)
• 5 орденов Красного Знамени (1921, 1925, 1941, 1946, 1947)
• орден Трудового Красного Знамени (1932)
• орден Красной Звезды (1967)
• медали

Память

Именем Михаила Фёдоровича Лукина названы улицы в Смоленске и Зубцове.

Имя М. Ф. Лукина высечено на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».

Мемориальный комплекс «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.

Могила Лукина на Новодевичьем кладбище Москвы.

Под его командованием советские дивизии в июне-июле 1941-го мужественно и стойко дрались на Украине. Затем на две недели задержали врага под Смоленском, не дав с ходу овладеть городом и продолжить наступление на Москву. В октябре, погибая под гусеницами немецких танков, более чем на неделю приковали к себе значительные силы гитлеровцев под Вязьмой.

Сам генерал, прошедший все муки, испытания и искушения фашистского плена, даже став калекой, остался верен присяге. За его восстановление в звании и на службе после войны хлопотали самые высокопоставленные и прославленные маршалы армии-победительницы. Было даже составлено коллективное ходатайство заслуженных полководцев о присвоении генералу звания Героя Советского Союза.

Золотую Звезду он получил, но посмертно, через полвека после Победы.

А сегодня о его подвиге знает разве что один из тысячи...

Генерал «от сохи»

5

БУДУЩИЙ генерал Красной Армии Михаил Федорович Лукин родился 16 ноября 1892 года в деревне Полухино Тверской губернии в крестьянской семье. С четырнадцати лет - «в людях», на заработках. С 1913-го - в армии, со следующего года - в окопах. В 1916-м окончил школу прапорщиков. И снова на фронт. Командовал взводом, затем ротой в 4-м гренадерском Несвижском имени Барклая де Толли полку. За полтора года офицерской службы был удостоен трех боевых орденов - Св. Анны и Св. Владимира 4-й степени, Св. Станислава 3-й степени... Что еще можно добавить для характеристики офицера?

Потом Октябрьская революция. Большевики, пришедшие к власти, начинают формировать новую армию новой России. Поручик Лукин вступает в нее вместе с большинством солдат своего полка, безгранично доверявшими офицеру-окопнику, происходившему из крестьян.

В Красной Армии Михаил Федорович делает головокружительную карьеру: в Гражданскую, сражаясь против Деникина и белополяков, командует полком и бригадой, возглавляет штаб дивизии. В 1919 году вступает в партию.

После того как улеглась кровавая междоусобица, он продолжил службу в армии. До 1929 года - на строевых должностях и в Командном управлении РККА. Затем шесть лет командовал дивизией, а в 1935-м стал военным комендантом Москвы.

В стране и армии набирал обороты маховик репрессий. В июле 1937 года Михаила Федоровича отстраняют от должности, и полгода он находится в распоряжении Управления кадров РККА, томясь в неизвестности относительно своей дальнейшей судьбы: среди сослуживцев и близких знакомых комдива Лукина оказалось слишком много «врагов народа»...

Однако репутация Михаила Федоровича была настолько безупречной, что, несмотря на все усилия следственных органов, для него лично дело заканчивается строгими выговорами по служебной и партийной линии «за притупление классовой бдительности». То есть - за недоносительство...

В декабре 1937-го Лукина направляют в Новосибирск заместителем начальника штаба Сибирского военного округа. Вскоре он становится начальником штаба, а затем и заместителем командующего войсками СибВО.

В конце 1939 года Михаилу Федоровичу присваивают звание комкора, а в июне 1940-го, после проведения переаттестации высшего командного состава РККА - генерал-лейтенанта и назначают командующим 16-й армией в Забайкальский военный округ.

В этом звании и этой должности он и встретил Великую Отечественную войну. Правда, не на Дальнем Востоке...

Командарм и без армии командарм

6

НЕЗАДОЛГО до нападения гитлеровской Германии командование 16-й армии получило директиву о переброске из Забайкалья к западным границам Советского Союза. Командарм Лукин заранее выехал на Украину, чтобы на месте ознакомиться с районами дислокации своих полков и дивизий.
Известие о начале фашистской агрессии застало его в Виннице. В это время погруженные в железнодорожные эшелоны части 16-й армии подходили передовыми силами к Бердичеву, Проскурову, Старо-Константинову и Шепетовке, а армейские тылы еще не перевалили через Урал. То есть войну командарм встретил, по сути, без своей армии!

26 июня Лукин получил приказ о переподчинении его войск от Юго-Западного Западному фронту и о развертывании армии в районе Орши и Смоленска. Потому и помчался в Шепетовку, чтобы приостановить там разгрузку частей своего 5-го мехкорпуса.

В этом заштатном городишке Подолии, где он оказался старшим по званию и должности воинским начальником, генерал застал скопление отступавших от границы разрозненных подразделений, сотни призванных местными военкоматами рядовых и командиров. И множество представителей уже воюющих частей, прибывших за боеприпасами, оружием, горючим и продовольствием: в Шепетовке находились склады Западного фронта.

Что было делать генерал-лейтенанту в этой кутерьме и неразберихе, когда к городу уже подходили разведывательные части противника, а у него в кармане лежало предписание срочно убыть в Смоленск? Мог бы просто заскочить в первый идущий на восток эшелон...

Но Михаил Федорович, с пистолетом в руке, вместе с адъютантом лейтенантом Сергеем Прозоровским, шофером красноармейцем Николаем Смурыгиным и двумя примкнувшими к нему офицерами встал поперек главной городской улицы и остановил поток военного и невоенного люда.

Сказалась железная хватка офицера-окопника Первой мировой: во дворах и в переулках началось формирование истребительных отрядов и подразделений, тут же назначались их командиры, составлялись списки личного состава, определялись места для занятия позиций на западных окраинах Шепетовки. И вся эта бесформенная масса испуганных и растерянных людей на глазах стала превращаться в организованную вооруженную силу.

Оборудовав свой командный пункт в шепетовском вокзале, Лукин доложил об обстановке и принимаемых им мерах первому заместителю командующего войсками Юго-Западного фронта генерал-лейтенанту Яковлеву. И получил от него все необходимые полномочия. Действуя уже на законных основаниях, Михаил Федорович отменил погрузку в эшелоны 109-й мотострелковой дивизии, 5-го механизированного корпуса и 116-го танкового полка. Все эти регулярные части генерал двинул на защиту города.

Но это было лишь полдела: следовало эвакуировать из Шепетовки огромные, безразмерные фронтовые склады. И Лукин скрепя сердце отдал приказ изымать все грузовики у беженцев, грузить их боеприпасами, иным военным имуществом и отправлять в Киев. Сколько проклятий выслушал тогда генерал в свой адрес!..

Война шла уже неделю, а через Шепетовку из центральных районов страны продолжали следовать на Западную Украину эшелоны, груженные тракторами, комбайнами, сеялками, зерном - весь советский народ помогал недавно присоединенным украинским областям налаживать мирную жизнь... Лукин приказал сбрасывать все это сельхозимущество прямо на землю, загружать вагоны и платформы военными припасами и отправлять на восток.

Но все равно это было каплей в море. И тогда Михаил Федорович на свой страх и риск отдал начальникам складов следующий приказ: ни в чем не отказывать всем прибывающим с фронта за боеприпасами, горючим, продовольствием, снаряжением, даже если у них нет на руках документов для получения грузов - каждую машину забивать под завязку. И вручил интендантам чистые картонные карточки со своей подписью, заверенной печатью...

Столь же решительно Лукин действовал и на передовой, где немецкие части продолжали остервенело рваться к Шепетовке. Например, когда был тяжело ранен командир 109-й мотострелковой дивизии полковник Николай Краснорецкий, генерал приказал принять командование командиру полка подполковнику Александру Подопригоре. Но в тот же день полк Александра Ильича, отбив восемь атак, понес ужасающие потери - около 85 процентов личного состава! И комполка, хотя в этом не было его личной вины, от отчаяния застрелился.

Комсостав и бойцы соединения были деморализованы. Тогда, чтобы вернуть людям веру в свои силы, командарм... лично вступил в командование дивизией! И, отбивая атаки гитлеровцев, командовал ею, пока не был назначен новый комдив.

В общем, на исходе первой недели войны генерал-лейтенант Лукин самовластно стал командиром им же созданной войсковой оперативной группы. И вскоре о ее действиях замелькали похвальные упоминания в сводках штаба Юго-Западного фронта и даже Ставки Главного командования.

Между тем Михаил Федорович со всей прямотой докладывал в штаб фронта, что шепетовская оперативная группа войск тает с каждым днем и больше не имеет возможности пополняться за счет отступающих или прибывающих в город частей. Уже ни доблесть, ни отвага, ни самоотверженность бойцов и командиров не помогут дольше удерживать позиции, если здесь не будет введено в бой необходимое количество свежих соединений.

Вскоре в этот район прибыл 7-й стрелковый корпус генерал-майора Добросердова. И командарм поспешил под Смоленск, чтобы вновь возглавить свою 16-ю армию.
А Шепетовку, пока ее оборонял Лукин, немцы так и не смогли взять!..

Оборона Смоленска

В СМОЛЕНСК он прибыл утром 8 июля 1941 года. И застал там только две дивизии своей 16-й армии. Все остальные соединения, как доложил командарму едва сдерживавший слезы начальник штаба полковник Шалин, были переданы в 20-ю армию, ведущую тяжелые бои в районе Орши. У Михаила Федоровича от этого известия буквально опустились руки: чем он будет защищать город?..

Чувствуя себя беззастенчиво ограбленным, Лукин тем не менее энергично взялся за подготовку обороны Смоленска. Две его дивизии заняли позиции на северо-западе города, прикрыв ведущие на восток дороги и наиболее опасные направления. Но через несколько дней из этих дивизий командарму, по приказу главкома Западного направления маршала Тимошенко, пришлось выделить усиленные батальоны и бросить их на запад и юго-запад от Смоленска - на рубеж речки Свиная, чтобы вместе с батальонами смоленских ополченцев защитить фланги дравшихся там частей 20-й армии.

14 июля приказом командующего фронтом генералу Лукину был переподчинен 17-й механизированный корпус, но ни одна из его частей в полосе 16-й армии так и не появилась. На следующий день, словно опомнившись, маршал Тимошенко издал приказ о передаче Лукину двух дивизий из армии генерала Конева.
А в ночь на 16 июля немцы ворвались в Смоленск, с ходу овладев южной частью города. Не взорви полковник Малышев по приказу Лукина смоленские мосты, гитлеровцы могли запросто перемахнуть через реку - практически весь гарнизон города пал в ночном уличном бою...

Дорога на Москву была, по сути, для гитлеровцев открыта. Но обреченный, казалось бы, Смоленск Лукин удерживал две недели, стянув к городу все, что только мог. Выручило то, что в его распоряжение стали поступать некоторые части, обещанные командованием фронта. Плюс к этому Лукин, используя шепетовский опыт, переподчинял себе остатки всех полков и батальонов, отходивших на восток в полосе его армии.

И все же Смоленск, за оборону которого Михаил Федорович, к слову, был удостоен третьего ордена Красного Знамени, пришлось оставить: к концу июля противнику удалось захватить переправы через Днепр восточнее города, и армия Лукина оказалась под угрозой окружения. Командарм получил приказ отвести свои войска на новый рубеж.

Он блестяще выполнил этот маневр, выведя полки и дивизии из вражеских клещей с минимальными потерями. А вот сам не уберегся: 2 августа у переправы через Днепр во время авианалета грузовик с обезумевшим от страха водителем сбил командарма, раздробив ему левую ступню. С этого дня Михаил Федорович с большим трудом мог передвигаться самостоятельно, но от эвакуации в тыл отказался, приняв у генерала Конева, назначенного командующим Западным фронтом, 19-ю армию...

В вяземском котле

РАННИМ утром 2 октября 1941 года немцы начали операцию «Тайфун», результатом которой должен был стать захват советской столицы. А уже 9 октября рейхспресс-атташе Дитрих заявил журналистам о разгроме основных сил Западного фронта русских. И имел для этого все основания: в районе Вязьмы были окружены 19, 20, 24, 32-я армии и группа войск генерала Болдина - в общей сложности более полумиллиона человек с техникой, оружием и боеприпасами.

За день до этого военный совет Западного фронта своим решением поставил во главе блокированной группировки командующего 19-й армией генерал-лейтенанта Лукина, обязав его любыми способами организовать прорыв из окружения. Это решение было утверждено Ставкой ВГК. Телеграмма за подписью Сталина, которую передали Михаилу Федоровичу, заканчивалась словами: «Если не пробьетесь, защищать Москву будет некем и нечем. Повторяю: некем и нечем».

Лукин понимал, что задача перед ним стоит практически невыполнимая. В отличие от Смоленска, где подчиненные ему части были сосредоточены в одном месте, под Вязьмой окруженные армии оказались разобщены. Попытки связаться с командармом-20 генерал-лейтенантом Ершаковым и командармом-24 генерал-майором Ракутиным не увенчались успехом. Полностью отсутствовала связь и с оперативной группой генерал-лейтенанта Болдина. И Михаил Федорович принял оптимальное в той ситуации решение: перегруппировать силы и прорываться на восток севернее Вязьмы, в направлении Гжатска.

Разорвать кольцо окружения удалось южнее Богородицкого. Как только командир 91-й стрелковой дивизии полковник Волков доложил генерал-лейтенанту Лукину о прорыве кольца окружения, тот сразу же отдал приказ о начале движения тыловых частей, лазаретов и штабов.

Но полностью обеспечить выход войск не получилось: противник быстро разобрался в обстановке, осветил участок прорыва сотнями ракет и открыл ураганный огонь по колоннам наших соединений. Все смешалось, управление войсками было окончательно потеряно.

12 октября Лукин радировал только что вступившему в командование Западным фронтом генералу армии Жукову: «Кольцо окружения вновь сомкнуто. Все попытки связаться с Ершаковым и Ракутиным успеха не имеют, где и что они делают, не знаем. Снаряды на исходе. Горючего нет». В этот же день командарм был тяжело ранен в правую руку: пуля перебила два сухожилия, и рука у генерала полностью обездвижела.

В ночь на 13 октября Михаил Федорович созвал военный совет. После детального обсуждения сложившейся обстановки было принято решение все артиллерийские орудия взорвать, машины сжечь, боеприпасы, продовольствие распределить по частям и пробиваться в южном направлении двумя группами, одну из которых должен был возглавить генерал-лейтенант Лукин, вторую - генерал-лейтенант Болдин.

На рассвете 14 октября командарм отдал приказ начать движение - остатки 19-й армии вышли в свой последний поход-прорыв.

А вечер 17 октября Михаил Федорович встретил на солдатской койке в немецком полевом госпитале: его, едва пришедшего в сознание после множественных осколочных и пулевых ранений, готовили к операции по ампутации ноги...

«Они взяли не меня, а мой труп!»

В 1943 ГОДУ гитлеровцы, уже приступившие к тонкой вербовке искалеченного генерала, разрешили пленному командарму отправить письмо сестре, которая тогда находилась в оккупированном Харькове. В нем Михаил Федорович довольно подробно описал обстоятельства своего пленения. Вот некоторые выдержки из того письма.

«Немцы написали в своих газетах, что я, командующий 19-й армией генерал-лейтенант Лукин, взят в плен, но не написали, в каком состоянии. Они взяли не меня, а мой труп! А раз в их газетах написали, значит, знают и наши, и это может послужить основанием для репрессии моей семьи. Но я чист перед Родиной и своим народом, я дрался до последней возможности, и в плен не сдался, а меня взяли еле живого.

Противник нигде не прорвал фронта моей армии. Моя армия была окружена. У меня не осталось ни одного снаряда, не было горючего в машинах, мы с одними пулеметами и винтовками пытались прорваться. Я и командиры моего штаба все время находились в цепи вместе с красноармейцами. Я мог бы уйти, как это удалось сделать некоторым частям моей армии, но я не мог бросить на произвол, без командования, большую часть армии. Мне были дороги интересы общего дела, а не личная жизнь. Когда прорваться не удалось, я, взорвав всю артиллерию и уничтожив все машины, решил выходить из окружения небольшими группами.

После очередного ранения кровь льется ручьем, остановить ее не могут, а шагах в 200 немцы. Первая мысль - бежать. Встал, сделал несколько шагов, упал из-за слабости: много потерял крови, от долгой ходьбы левая нога начала болеть, еще не зажила как следует, к тому же несколько суток подряд не спал совершенно. Мелькает мысль о плене, но от нее прихожу в ужас. Пытаюсь достать левой рукой револьвер из кобуры - живой не сдамся, последнюю пулю себе.

Все попытки вынуть револьвер не удаются. Правая рука висит, как плеть. Подошли две санитарки, сняли шинель, разрезали рукав кителя, оторвали от рубашки тряпку и перевязали, взяли меня под руки, повели. Не прошли и 5 шагов, как я снова был ранен осколками снаряда: в правую ногу, выше колена и в икру. Дальше идти не могу, прошу их достать мне револьвер, чтобы покончить счеты с жизнью. Но оказалось, что его потеряли в суматохе на том месте, где меня перевязывали.

Бродили еще двое суток. Чувствую, что становлюсь обузой окружающим. Мысль о самоубийстве не покидает, думаю, рано или поздно придется это сделать.

Стрельба уже совсем близко, шагах в 50 показались немцы. Выстрел, и я снова ранен в правую ногу, в колено разрывной пулей. Упал. Мой сапог быстро наполнился кровью. Чувствую, начинаю терять сознание. Силы оставляют.

Прошу находившихся рядом красноармейцев пристрелить меня, пока не подошли немцы, говорю, что я все равно не жилец, и чтобы они избавили меня от позора. Никто не решился.

Помню, как подошли немцы и начали шарить по карманам. Потерял сознание. Пришел в себя - не понимаю, где нахожусь. Боли нет, действует наркоз. Входит врач, откидывает одеяло. Вижу, нет правой ноги. Все ясно: я в плену в немецком лазарете. Мозг начинает работать лихорадочно: плен, нет ноги, правая рука перебита, моя армия погибла. Позор! Жить не хочется. Появляются ужасные физические боли. Температура свыше сорока. Не сплю несколько суток. Наяву галлюцинирую...».

Судьба Михаила Федоровича могла сложиться по-разному. Но высшему командованию вермахта уже через несколько часов стало известно о пленении советского генерал-лейтенанта. И его судьбу взял под личный контроль фельдмаршал фон Бок.
Не каждый день на войне попадают в плен командармы, пусть и находящиеся при смерти...

Командарм и в плену командарм

ПОСЛЕ полевого немецкого госпиталя под Вязьмой генерала Лукина перебросили в госпиталь для особо ценных плененных командиров РККА в Смоленске.
Впрочем, госпиталем это заведение можно было назвать лишь условно. Раненых гитлеровцы препоручили пленным же врачам. Медикаменты те добывали самостоятельно, на местах базирования бывших советских медсанбатов. Во время одной из перевязок Лукин стал свидетелем, как ампутировали голень раненому полковнику Мягкову - не просто без наркоза: полковник сам ассистировал хирургу и придерживал во время операции свою ногу...

Только в феврале 1942-го года Михаил Федорович почувствовал себя более-менее сносно. Его перевезли в Германию, в лагерь Луккенвальд, находившийся в пятидесяти километрах южнее Берлина. И сразу же над ним «взяли шефство» спецслужбы Третьего рейха. С ним постоянно работали штандартенфюреры СС Цорн и Эржман, полковник генштаба сухопутных войск Кремер. Все тщетно.

Тогда к Лукину подпустили соотечественников: командарма пытались склонить к предательству бывший оперуполномоченный особого отдела его же 19-й армии Ивакин, начальник штаба 19-й армии комбриг Малышкин. Встречался с Лукиным и сдавшийся в плен генерал-лейтенант Власов, предлагавший Михаилу Федоровичу возглавить военное руководство Русской освободительной армией и уверявший, что готов оставить за собой лишь политическое лидерство в «борьбе со сталинским режимом».

Все получили отказ - командарм остался верен Родине и присяге...

Примечательно, что все это время жена генерала Надежда Мефодиевна Лукина продолжала работать в Наркомате обороны. В ноябре 1943 года ее вызвали на Лубянку и официально объявили, что ее муж, числившийся пропавшим без вести, находится в плену. После чего... отпустили с миром, даже не уволив со службы! Случай, едва ли не единственный за всю историю войны.

Зимой 1944 года Лукина перевели в крепость Вюльцбург, где он содержался еще с несколькими «строптивыми» генералами РККА и моряками советских торговых судов, захваченных немцами еще 22 июня 1941 года в портах Штеттин и Данциг.

В этой крепости Михаил Федорович и другие узники впервые увидели новую советскую военную форму - к ним в камеру бросили сбитого в бою летчика Героя Советского Союза полковника Николая Власова. Именно Лукину Власов за несколько дней до расстрела передал свою Золотую Звезду № 756. Ее командарм впоследствии вручил представителям советского командования, что в немалой степени способствовало сохранению честного имени казненного офицера. Уже за одно это перед генералом можно склонить голову...

С приближением американских войск немцы решили вывезти пленных из Вюльцбурга в лагерь Моссбург. Там их 8 мая 1945 года и освободили союзные войска. А в июне генерал Лукин и еще несколько узников были переданы советскому консульству в Париже.

Прощенный и забытый

ХОРОШО известно, что после войны в нашей стране отношение к побывавшим в плену долгие годы было, мягко говоря, не однозначным. Но командарма Лукина сия чаша поначалу вроде бы миновала.

Михаил Федорович был помещен в спецлагерь НКВД. Процесс его реабилитации ускорил маршал Конев - главком Центральной группы оккупационных войск. В конце сентября 1945 года он прилетел в Москву по служебным делам и, будучи на приеме у Сталина, поставил вопрос о Лукине. Генералиссимус затребовал личное дело командарма и результаты проверки, на которых 3 октября начертал собственной рукой: «Преданный человек. В звании восстановить, по службе не ущемлять. Если желает, направить на учебу».

Все вроде бы начинало налаживаться в судьбе командарма. Но вот только после утраты партбилета Лукин считался автоматически выбывшим из компартии. Сейчас не каждый способен понять, что это значило.

В Наркомате обороны Михаилу Федоровичу предложили должности начальника курсов усовершенствования комсостава «Выстрел» и начальника Главного управления военно-учебных заведений. Но в ЦК ВКП (б), несмотря на то, что генералу Лукину были возвращены все довоенные и военные награды, а в 1946 году он был удостоен орденов Ленина и Красного Знамени, ни одно из назначений не утвердили - беспартийный! И в октябре 1947-го тихо уволили в отставку - по состоянию здоровья...

В 1966 году маршалы Тимошенко, Жуков, Конев и Еременко вместе с генералом армии Курочкиным обратились в правительство с ходатайством о присвоении Лукину звания Героя Советского Союза. Оно не было поддержано: Лукин все время командовал обороняющимися армиями, а вручать Золотую Звезду военачальникам за операции, не завершившиеся победой, в СССР было не принято.

6 мая 1970 года в «Литературной газете» вышла статья Георгия Константиновича Жукова, в которой Маршал Победы писал о Лукине: «Я испытывал и испытываю чувство восхищения стойкостью и мужеством этого человека. Он перенес тяжелое военное лихолетье, мучительные физические страдания и остался таким, каким был всегда - скромным, немногословным, истинным героем Отечественной войны».
А 25 мая сердце командарма перестало биться...

Звание Героя Российской Федерации генерал-лейтенанту М. Ф. Лукину было присвоено лишь в октябре 1993 года. Посмертно.

Игорь Софронов

Командарм Лукин Муратов Виктор Владимирович

«Генерал-лейтенант Лукин, на выход!»

Кончилось пятимесячное «сидение» в Люберцах. Пять месяцев допросов, объяснений, сверок. Но проверка не закончилась. Глубокой осенью генералов перевезли в Голицыно. Там их поместили в бывшем доме отдыха Московского военного округа. И надо же случиться такому совпадению! По иронии судьбы генерал Лукин попал в ту комнату, в которой перед самой войной отдыхала его семья. Именно здесь, в этой комнате, он навестил жену и дочь, когда на несколько дней останавливался в Москве проездом из Забайкалья на Украину. Вот и картина на стене сохранилась. Традиционные шишкинские медведи в сосновом бору. С одной стороны, ему было приятно видеть все в этой комнате нетронутым. На миг будто остановилось время, будто бы и не было этих проклятых четырех лет войны, будто близкие его здесь, с ним, а дочка просто убежала вон по той липовой аллее к пруду. Она сейчас вернется - веселая, шумная; с мокрыми волосами будет танцевать «Кабардинку» по его просьбе; покажет, как она делает «мостик», а потом, угомонившись и уткнувшись ему в плечо, пожалуется на соседа по столу.

В столовой дома отдыха за одним столом с его семьей сидел немецкий офицер, из тех, кто перед войной учился в Советском Союзе. Он старательно изучал русский язык. Пронзительно-рыжий, он угощал Юлю такими же рыжими, как он сам, апельсинами и донимал ее вопросами по фонетике и морфологии русского языка, которые явно не вписывались в школьные программы.

Почему, - спрашивал он, - слово «конечно» русские произносят как «конешно», тогда и слово «точно» нужно произносить «тошно»? Какое здесь правило?

Юля злилась, так как не могла ответить на вопрос, а своего нудного собеседника называла про себя: «Немец, перец, колбаса», стараясь не показывать своей досады, что, впрочем, без труда можно было прочитать на ее лице. Отец смеялся, сочувствовал ей и говорил, что, уж «конешно», разговаривать с этим немцем куда как «тошно».

…Лукин долго смотрел в окно и постепенно возвращался к действительности. За редкими соснами блестел на солнце замерзший пруд, аллея засыпана снегом, и ее давно никто не расчищал.

Зима вовсю властвовала в Подмосковье. Генералам выдали валенки, теплую одежду. Их почти не вызывали к следователям, уже не возили в Москву. Наступило время, когда каждый ждал окончательного решения своей судьбы.

В один прекрасный день в комнату, где находился Михаил Федорович, вошел сержант и, вытянувшись в струнку, произнес:

Генерал-лейтенант Лукин, на выход! - Потом добавил спокойнее: - К следователю!

Сидящие в комнате генералы замерли. А Лукин вздрогнул. Не оттого, что произнесли вслух его звание. Хотя он уже забыл, когда его называли генерал-лейтенантом. Вздрогнул оттого, что понял - закончилось следствие.

Лукин направился в комнату Афанасьева.

Нет, не сюда, - остановил его сержант. - В следующую.

В комнате сидели трое офицеров. Приветливо поздоровались, предложили стул.

Ну что ж, Михаил Федорович, собирайтесь, поедете.

Куда? - вырвалось у Лукина. Он от неожиданности побледнел, и это заметили офицеры.

Ну, чего вы испугались?

Пугаться мне, собственно, уже нечего, хотя вы еще не сказали, куда мне ехать.

Поедете домой.

Я уже семь месяцев еду домой и никак не могу доехать.

А сейчас поедете и доедете. Вещей много?

Ну какие у меня вещи? Пакеты только.

Какие пакеты?

Ну, там… Галеты, сигареты… - Лукин от волнения путался в словах. - Там французы дали, американцы… Я сберег. Ведь в Москве, наверное, нет ничего.

Хорошо, забирайте свои пакеты, галеты, сигареты. Только не говорите никому, что едете домой.

Но как можно было скрыть от близких друзей такую радость! Как можно было не сказать Прохорову, Понеделину, Кириллову, Сиваеву, тому же Рожкову!

Мы так и знали, что ты первым уедешь, - проговорил Прохоров.

Да, Михаил Федорович, ты наша первая ласточка.

Давайте скорее адреса, пишите записки, - торопил Лукин.

Потом он поочередно обнял друзей:

До скорой встречи в Москве.

У выхода перед подъездом выстроились машинистки, следователи, солдаты охраны.

Счастливо добраться, товарищ генерал!

Лукин сел в машину. И только за воротами, когда эмка уже мчалась по шоссе, он почувствовал, что по щекам катятся слезы.

Проехали Кунцево, Фили…

Вы дорогу знаете? - встревожился Лукин.

Очень хорошо знаю, - ответил шофер.

Вроде не туда едем. Нам на Таганку, а мы к площади Дзержинского выехали. Куда же мы едем?

На Лубянку.

Ну вот, так бы сразу и сказали, что на Лубянку, - пересохшими губами тихо проговорил Лукин и умолк.

Лукина проводили к лифту, подняли на какой-то этаж, провели по коридору и оставили у двери с табличкой: «Генерал-полковник Абакумов».

Узкий-узкий и очень длинный кабинет. В конце его за массивным, во всю ширину кабинета, столом сидел человек и писал. Видна только его макушка.

Человек не поднял головы, не поздоровался, коротко произнес:

Садитесь.

Лукин взялся рукой за стул, хотел переставить поудобнее - ни с места. Стул оказался привинченным к полу.

Человек еще долго писал что-то, затем придвинул к себе с края стола папку, раскрыл. Лукин понял, что Абакумов листает его личное дело.

Генерал-лейтенант Лукин?

Михаил Федорович?

Нет правой ноги, левая в двух местах перебита?

Правая рука не работает?

Кто вас вербовал?

Ко мне приезжали Власов, Малышкин, Трухин, Меандров. Вместе с немцами они вербовали меня. Власов предлагал мне подписать «Воззвание к русскому народу», где объявить врагами народа Сталина, Политбюро, все наше правительство.

Ну и что?

Вы же знаете, что я не подписал и старался Власова удержать от этого.

Да, нам это известно. - Абакумов наконец поднял голову, пристально посмотрел на Лукина и вдруг спросил: - Скажите, вы честный человек?

А какая сволочь скажет о себе, что она сволочь?

Абакумов изобразил подобие улыбки.

Ваша жена написала мне два письма.

Что же вы ей ответили?

Меня не было, я был в отпуске.

А ваш заместитель не мог ответить? Или вы сами по возвращении из отпуска?

Абакумов молчал. Он взялся за обложку «Дела», долго держал двумя пальцами, словно решая, закрыть или нет. У Лукина мелькнула мысль: «Ого, как разбухло „Дело“ за семь месяцев проверки…»

Ну вот что. Я решил вас выпустить. Вы преданный человек. Вас зачислят опять в кадры Красной Армии. По службе ущемлять не будут.

У Лукина от этих слов закружилась голова. Дальше он слушал Абакумова словно в бреду. А тот продолжал, все еще держа пальцами обложку «Дела».

Неделю никуда не выходите из дома, никому ни о чем не рассказывайте. К вам на квартиру придут портные, сапожники, сошьют вам генеральскую форму. Все.

Абакумов наконец-то закрыл папку. Не знал тогда генерал Лукин, что на обложке его «Дела» было написано рукой Сталина: «Преданный человек. В звании восстановить, если желает, направить на учебу. По службе не ущемлять».

Не знал Лукин и того, что предшествовало этой резолюции. А произошло следующее. Маршал Конев доложил Сталину, что в Москву привезли освобожденного из плена генерал-лейтенанта Лукина. Видимо, Коневу удалось убедить Сталина в том, что Лукин вел себя достойно и проявил героизм в боях осенью сорок первого года под Вязьмой. Сталин даже попросил Конева передать Лукину его личную благодарность за это.

Этот разговор маршал Конев передаст Лукину позже. А пока его освобождал Абакумов. Ведь он так и сказал: «Я решил вас выпустить».

Сейчас вы поедете домой, - продолжал Абакумов. - Мы пошлем за вашей женой, вызовем ее сюда.

Зачем? - с испугом спросил Лукин.

Чтобы она вас сопровождала.

Я прошу вас не делать этого.

Чего вы испугались?

Уже четвертый час утра. Дома все спят. Приедут ваши люди, скажут: «Пожалуйте на Лубянку», Вы же всех там перепугаете!

Да почему же надо пугаться Лубянки? - искренне удивился Абакумов.

А кто к вам по ночам по доброй воле ходит? Только привозят…

Абакумов усмехнулся:

Ну хорошо. Мы пошлем человека - предупредить вашу семью.

Это другое дело.

И действительно, послал.

После разговора с Абакумовым Лукин не удивился его кажущейся доброжелательности по отношению к нему. И только после ареста Берии, Абакумова и их ближайших подручных в 1953 году и суда над ними Лукин понял, что Абакумов просто лицемерил тогда, в 1945 году, и не будь пометки Сталина на обложке его дела, Абакумов не выпустил бы бывшего пленного генерала на волю.

В квартире 19 по Гончарной набережной, дом 3, все спали. Было около четырех часов утра, когда раздался осторожный звонок. Надежда Мефодиевна подняла голову с подушки и прислушалась, не показалось ли ей. Звонок раздался вторично. Проснулась Юля. Обе встали и пошли к двери.

Кто там?

Я из службы НКВД. Майор Савельев.

Юля увидела, как лицо матери резко побледнело, как она беспомощно провела рукой по стене, стараясь не потерять равновесие.

Да откройте же, я должен вам сообщить…

Надо открывать, Юля, - еле слышно проговорила Надежда Мефодиевна и повернула ручку замка.

Что с вами, чего вы испугались, вам нехорошо? - спрашивал майор, войдя в квартиру. - Я вам должен сообщить, что сейчас приедет Михаил Федорович. Встречайте.

Стукнула дверь лифта, и в проем двери мать и дочь увидели, как из кабины вышел человек, самый родной и близкий, самый дорогой для них на свете. Мгновенно бросилось в глаза что-то незнакомое в нем. Что же? Походка! Они впервые увидели, как он шел на протезе те десять шагов, которые оставались до двери. Надежда Мефодиевна замерла на месте, не в силах пойти к нему навстречу. Юля рванулась вперед и, обхватив его, прошла с ним оставшиеся до двери шаги. Левой рукой он обнял жену. Так стояли они втроем, обнявшись и плача. Говорили что-то несвязное, целовали друг друга без конца. Проснулась старшая сестра Лукина и начала причитать по-русски в голос. Проснулись соседи. И до утра уже никто больше не ложился спать.

На следующий день пришли портные, сапожник. Сняли мерки, ушли. Явился майор из финансового управления. Выложил на стол пачки денег.

Тут пять тысяч рублей. Распишитесь.

Это что за деньги?

Единовременное пособие, приказано вам выдать.

Спасибо.

Едва майор ушел, как в дверь - звонок. Началось паломничество соседей. Устный «телеграф» работал четко. Весть об освобождении Лукина разнеслась по знакомым мгновенно. К нему шли жены и дети тех генералов, вместе с которыми он проходил проверку и был в плену. О тех, кого знал Лукин, в ком был уверен, что за ним нет ничего худого, о тех он говорил: «Я видел вашего мужа. Он в добром здравии. Ждите, он скоро должен быть дома». Обнадеживал, как мог. И люди уходили от него окрыленные надеждой.

В его рассказах о пережитом не было горечи, обиды на свою тяжкую судьбу. Тогда, в сорок пятом, его переполняло ощущение радости Победы.

Официально генерал Лукин с момента его возвращения после проверки числился в распоряжении Управления кадров Красной Армии. Но шли дни, и его никто никуда не вызывал, к нему никто не приходил. Постепенно вокруг него стал образовываться вакуум. Большинство прежних друзей, а у него их было раньше очень много, забыли почему-то номер его телефона и адрес. Поистине, счастье рождает друзей, а горе проверяет их верность. Те, кто приходил, задерживались ненадолго.

В эти дни генерал со всей полнотой познал цену дружбы истинной и мнимой. Истинные друзья остались друзьями, но их было немного. Обиды на то, что ему досталась такая судьба, у него не было. К войне у него было философское отношение. Война есть война. На ней людей ранят, убивают, кто-то попадает в плен. Есть победители и есть побежденные. И обижаться на то, что кому-то повезло, а кому-то нет, бессмысленно. Никто в этом не виноват, виновата сама война, люди, ее развязавшие. Он был счастлив тем, что война окончилась, что весь ад фашистского плена для него позади.

Иногда приезжал следователь Афанасьев с просьбой уточнить какие-либо факты или дать характеристику лицу, с которым встречался, будучи в плену. Генерал охотно шел навстречу и был рад оказаться полезным, помочь товарищам в их судьбе, помочь в восстановлении истины.

Жизнь шла своим чередом. Наступали праздники, где-то проходили торжественные собрания, а его никуда не приглашали. Для него, жившего всегда в гуще общественной жизни, среди людей, неуютно было чувствовать себя отщепенцем.

По решению партийной комиссии при Главном политическом управлении РККА Лукин считался механически выбывшим из партии. Он подал апелляцию в эту комиссию с просьбой пересмотреть его дело.

В кабинете, куда его пригласили через некоторое время, он увидел генерала, сидящего за письменным столом. Михаилу Федоровичу не было предложено сесть, ему не подали руки.

Расскажите, как вы сдались в плен, - сказал генерал.

Лукин стоял перед ним на протезе, опираясь на палку.

Может, вы хотите узнать, как я попал в плен? Я вам расскажу.

Ну, это все равно.

Нет, это не все равно.

Воцарилось продолжительное молчание.

У вас нет ко мне других вопросов? - спросил Лукин.

Разрешите идти?

Лукин, тяжело опираясь на палку, медленно шел по Гоголевскому бульвару. У памятника Гоголю присел на скамью. С массивных фонарных столбов яркие лучи освещали бронзовую фигуру великого писателя в окружении своих бессмертных героев. Лукин часто бывал здесь, когда учился в пятой школе прапорщиков при Алексеевском училище. Оно рядом - через дорогу. А неподалеку здание ГлавПУРа, где так холодно его сегодня встретили. Даже не поговорили о восстановлении в партии…

Восстановление… А разве он выбывал из рядов партии? Разве тот гитлеровский полковник из немецкого генерального штаба в семлевском лазарете, бросив в огонь партийный билет Лукина, лишил его звания коммуниста? Никогда!

Он душой принял программу большевиков еще до революции, в Москве. Тогда, в шестнадцатом, находясь на излечении в госпитале после ранения под Стволовичами, он познакомился со студентом. Как же его фамилия? Рязанов? Или Рязанцев? Да, Петя Рязанцев.

Вначале Петя приглядывался к широкоплечему солдату. Первые, ничего не значащие разговоры стали переходить в беседу о социальном добре и зле. Чистые глаза, пытливый ум Михаила Лукина располагали Рязанцева к нему. Они подружились. Рязанцев рассказывал Михаилу о растущем революционном движении в России, о партии большевиков. Эти беседы заставили Лукина впервые задуматься над многими вопросами. На всю жизнь он остался благодарен этому студенту (с которым, к сожалению, больше никогда не встречался), сумевшему помочь ему, молодому крестьянскому парню, определить свой жизненный путь.

Рязанцев же и надоумил Михаила Лукина поступить в школу прапорщиков, помог подготовиться и сдать экзамены.

Позже, вернувшись в окопы, молодой прапорщик Лукин не забывал бесед студента. А вернувшись с фронта в Москву, чуть было не растерялся. Москва бурлила. На каждом перекрестке стихийные митинги. Оратор сменяет оратора - большевики, меньшевики, кадеты, эсеры, анархисты… Кого не послушаешь - каждый ратует за народ, за свою правоту. Но очень скоро Лукин выбрал одну правоту - правоту большевиков. Отбросив все сомнения, Михаил добровольно вступает в ряды Красной Армии. После окончания курсов разведки при Полевом штабе РККА Лукин в составе Московского запасного полка отправляется на фронт.

Весной девятнадцатого года под Царицыном командир 2-й бригады 37-й стрелковой дивизии Лукин вступает в партию большевиков.

И вот теперь, пройдя огни и воды, не запятнав ни единым пятнышком звание коммуниста, ему приходится хлопотать о восстановлении в партии…

Всем генералам, вернувшимся из плена и прошедшим проверку, было предложено учиться в Академии Генерального штаба. Такое предложение получил и Лукин. После небольшого колебания он отказался, предвидя трудности практического характера: писать левой рукой еще как следует не научился, правая рука бездействовала, выезжать на учения в поле с протезом на одной ноге - трудно.

Спустя некоторое время генерала Лукина пригласил Министр Вооруженных Сил СССР маршал Булганин. В его кабинете находился маршал Конев, в то время Главком Сухопутных войск.

Тепло поздоровавшись с Лукиным, Булганин сразу же приступил к делу:

Вот что, Михаил Федорович, хватит тебе бездельничать. Наверно, и самому надоело.

Надоело, - признался Лукин.

Тут мы думали-гадали и решили предложить тебе должность заместителя начальника Главного управления военно-учебных заведений.

Не могу принять это предложение.

Лукин не успел ответить, как маршал Конев внес новое предложение.

А начальником курсов «Выстрел»?

И на «Выстрел» не пойду. Я же беспартийный.

Но мы-то тебя знаем, Михаил Федорович, мы-то доверяем, - сказал Булганин.

Вы доверяете, а партия не доверяет. Я считаюсь механически выбывшим из ВКП(б). Представьте себе, что-нибудь случится, ну, как бывает, ЧП какое-нибудь… Начнут корни происходящего искать. Любой может сказать: начальник беспартийный, в плену был…

Мы таких «радетелей» всегда на место поставим.

Нет, представьте, начальник курсов не имеет права присутствовать на закрытых партийных собраниях! Нет, ухожу в отставку! Это твердо, и не уговаривайте.

В кабинете долго тянулось молчание. Нарушил его Конев.

Кто знает, может, ты и прав.

Ситуация, - проговорил Булганин. - Ну а в отставке что думаешь делать: цветочки разводить, книжки на лежанке читать?

Ну хорошо, коли так настаиваешь, будь по-твоему. Пенсию мы тебе выхлопочем достойную, ну и все другое.

За это спасибо.

Но поговори еще с Голиковым, что он посоветует.

Начальник управления кадров Филипп Иванович Голиков знал Лукина давно. Он выслушал его и поддержал.

Итак, отставка! Тридцать три года жизни отдано армии, и какие тридцать три года!

Непривычная и какая-то странная жизнь началась у Михаила Федоровича. Ему назначили пенсию, соответствующую окладу командующего армией, за ним закрепили персональный автомобиль. В живописном Подмосковье, на Сходне, выделили участок для дачи.

Генерала беспокоили не только раны. Годы в фашистском плену вызвали болезни, о которых Лукин прежде и не подозревал. Врачи рекомендовали санаторное лечение. В путевках отказа не было: Сочи, Кисловодск, Архангельское, в любое время года - пожалуйста.

Лукин без большой охоты пользовался этой возможностью.

Как правило, в любом военном санатории встречал он знакомых: с одними вместе воевал, с другими служил еще до войны. Многие его бывшие подчиненные стали крупными начальниками.

Встречаясь, вроде искренне радуются, охотно беседуют. Но Лукин чувствовал неискренность в этом радушии. Как обычно, на отдыхе люди группируются по интересам, компаниями собираются. Лукин - в стороне. Он понимал, насторожены еще бывшие друзья и знакомые: в звании восстановили, но в партии-то не восстановили. Неспроста, видимо. Горько переживал генерал Лукин отчуждение.

Такое же отношение было и к другим генералам, вернувшимся из плена. После окончания Академии Генерального штаба некоторых из них направили в войска на высокие должности, большинство оставили преподавать в той же академии. И правильно сделали - опыта им не занимать. Но очень скоро «особо бдительные» спохватились. Всех преподавателей, побывавших в плену, уволили из рядов Красной Армии. И не просто, а с припиской в аттестациях: «Ввиду того что был в фашистском плену, доверять обучение высшего офицерского состава не следует».

Лично Лукина все это не касалось, но он не мог оставаться равнодушным к судьбе товарищей. К кому обратиться? Решил к маршалу Н. А. Булганину. Как-никак еще в тридцать пятом году вместе работали: Булганин - председателем Моссовета, а Лукин - военным комендантом Москвы. И на Западном фронте вместе воевали. Написал записку: «Прошу принять по личному вопросу хотя бы на десять минут». На второй день - телефонный звонок и голос адъютанта: «Министр примет вас сегодня в пятнадцать часов».

Как и в прошлый раз, Булганин принял Лукина радушно. За чаем вспомнили многое вместе пережитое.

Булганин спохватился:

Ты же ко мне по личному вопросу. Говори, что случилось?

А то, что мои товарищи, с которыми я был в плену, окончили Академию Генштаба, преподавали, а теперь их уволили. Сегодня уволили, а завтра, может, начнут арестовывать.

Погоди, Михаил Федорович, ты же ко мне пришел по личному вопросу.

Разве это не мой личный вопрос?

Я думал, лично для себя что-то просить будешь. Может, в чем нуждаешься?

Ни в чем я не нуждаюсь. Получаю хорошую пенсию, мне построили дачу, прикрепили машину, езжу отдыхать в санатории, лечусь в лучшем госпитале. Только до сих пор в партии не восстановили. Я до сих пор генерал, выбывший из нее механически. Как это понимать? В партию меня никто не звал. Тогда, в девятнадцатом, я сам в партию пришел. И с тех пор никогда не считал себя выбывшим из ВКП(б). А товарищ из ГлавПУРа даже разговаривать со мной на эту тему не стал.

Ты успокойся, Михаил Федорович. Сейчас, после смерти Сталина, надеюсь, многое изменится…

Маршал Булганин оказался нрав. Многое стало меняться после смерти Сталина. В стране и в партии стали восстанавливаться ленинские принципы отношения к людям, их делам. Коснулись эти изменения и Лукина. Вскоре в его квартире раздался телефонный звонок:

Говорят из ГлавПУРа. Приглашаем вас на беседу.

Лукина принял тот же самый генерал, который отказал ему в восстановлении в партии несколько лет тому назад. Но эта встреча совсем не походила на предыдущую. Генерал был на этот раз доброжелателен.

Я вам советую снова подать апелляцию о восстановлении вас в партии.

Но мне было отказано в этом. Отказано вами же. Неужели не помните?

Ну, знаете, мало ли что было. Теперь все изменилось.

Ладно, - остыл Лукин. - О пересмотре дела напишу.

В тот же день Михаил Федорович позвонил генералу Прохорову, рассказал ему о своей беседе в ГлавПУРе.

Утром следующего дня к Лукину пришел Прохоров:

Ты, Михаил Федорович, взбудоражил меня. Я ведь тоже хлопотал о восстановлении в партии.

Ну и что?

Затем и пришел к тебе, чтобы не по телефону рассказывать, как и что. Вызвал меня начальник ГУКа, а ты же знаешь, сейчас там заправляет делами Федор Федотович Кузнецов, и говорит: «Ну что же, дорогой товарищ, вы свое дело сделали и теперь на заслуженном отдыхе. Мы сейчас армию сокращаем. Поэтому не думайте, что к вам какие-то особые претензии из-за того, что вы были в плену. А в партии восстанавливайтесь, подавайте апелляцию». «Я, - говорю, - подал». - «Ну и что?» - «Так меня мордой в прошлое ткнули. Вызвал меня один ответственный товарищ и заявил: „Скажите спасибо, что у вас погоны на плечах остались, а вы еще в партию лезете“».

Да как же так! - возмутился Лукин. - Это просто чинуша какой-то. До него, видимо, не дошли новые указания.

Не знаю, Михаил Федорович, дошли или нет…

Ничего не понимаю, - признался Лукин. - Скорее всего, тут недоразумение.

Посещение Прохорова оставило горький осадок. Неужели в ГлавПУРе снова сыграли с ним горькую шутку?

Но вскоре из ЦК партии пришло письмо. Лукина приглашал член Комитета партийного контроля Леонов. Лукин отправился к нему. Леонов, едва поздоровавшись, спросил:

Михаил Федорович, у вас два ордена Красного Знамени за гражданскую войну?

Ну и ну, - покачал головой Леонов. - Кому же тогда в партии быть, если не вам!

Вам лучше знать, кому быть, кому не быть, - угрюмо ответил Лукин, все еще находясь под впечатлением тяжелого разговора с Прохоровым.

Да вы, товарищ генерал, не обижайтесь. Сейчас идет заседание комитета. Я схожу туда, а вы посидите в приемной. Вас вызовут.

Через несколько минут Лукина пригласили в кабинет. Там было человек пятнадцать. Все взгляды устремлены на Лукина.

Садитесь, Михаил Федорович, - предложил председательствующий и вдруг перешел на «ты». - Ты меня не узнаешь?

Верно, и довольно часто встречались. Ну что же, товарищи, - обратился он к присутствующим. - Лукина я знаю давно. Да вот и Николай Александрович Булганин звонил мне. Он тоже давно знает товарища Лукина, и воевали вместе. Ручается. Есть у кого-нибудь вопросы?

Все молчали.

Ну что же, товарищи, я думаю, что Михаила Федоровича Лукина мы восстановим в партии. Он честный и заслуженный советский генерал.

…Лукин вышел из подъезда здания ЦК и, опираясь на трость, медленно пошел вниз, к площади Ногина. Навстречу спешили прохожие, озабоченные своими житейскими делами. Как ему хотелось увидеть в эту минуту хотя бы одного знакомого! Он жадно всматривался в лица и не мог разглядеть - мешали слезы.

Постепенно до слуха донеслись гудки автомобиля. Это шофер Коля Кузнецов ехал рядом с тротуаром и настойчиво сигналил, напоминая Лукину о себе.

Михаил Федорович остановился. Торопливо достал платок. Уже садясь в машину, глянул наверх. По небу проплывали белые кучевые облака…

Из книги Неотвратимое возмездие (сборник) автора Семенов Юлиан

Генерал-лейтенант юстиции С. С. МАКСИМОВ История одного

автора Вестфаль Зигфрид

ЭЛЬ-АЛАМЕЙН Генерал-лейтенант Фриц Баяерлейн У ворот Египта Палимая безжалостным африканским солнцем безводная каменистая пустыня, где лишённые растительности скалы перемежались с песчаными пустошами, на которых лишь кое-где попадалась верблюжья колючка, - таким был

Из книги Роковые решения вермахта автора Вестфаль Зигфрид

ФРАНЦИЯ, 1944 ГОД Генерал-лейтенант Бодо Циммерман Общая обстановка перед вторжением союзников во Францию Я отчётливо помню мартовское утро 1943 г. Штаб главнокомандующего войсками Западного фронта фельдмаршала Рундштедта находился тогда в парижском предместье

Из книги 100 великих аристократов автора Лубченков Юрий Николаевич

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ ВРАНГЕЛЬ (1878-1928) Барон, генерал-лейтенант. Род Врангелей, ведущий свою родословную с XIII века, был датского происхождения. Многие его представители служили под знаменами Дании, Швеции, Германии, Австрии, Голландии и Испании, а когда Лифляндия и Эстляндия

Из книги Немецкая мотопехота. Боевые действия на Восточном и Западном фронтах. 1941-1945 автора Куровски Франц

Генерал-лейтенант Гельмут Бойкеманн Солдат и полководец двух мировых войн Гельмут Бойкеманн родился 9 мая 1894 года в Гамбурге в семье директора тогдашнего статистического бюро. Сдав экзамены за курс гуманитарной гимназии имени Вильгельма, он в начале 1914 года стал

автора

Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации ПРОСКУРОВ ИВАН ИОСИФОВИЧ 18.02.1907-28.10.1941 Иван Иосифович Проскуров родился 18 февраля 1907 года в украинской семье в селе Малая Толмачка Запорожской области. Его отец работал ремонтным рабочим на железной дороге, но в 1914 году

Из книги Расстрелянные герои Советского Союза автора Бортаковский Тимур Вячеславович

Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации ПУМПУР ПЕТР ИВАНОВИЧ 25.04.1900-23.03.1942 Петр (Петерис) Иванович (Ионович) Пумпур родился 25 апреля 1900 года в семье латышского крестьянина Платерской волости Рижского уезда Лифляндской губернии. Окончив церковно-приходскую

Из книги Расстрелянные герои Советского Союза автора Бортаковский Тимур Вячеславович

Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации РЫЧАГОВ ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ 02.01.1911-28.10.1941 Павел Васильевич Рычагов родился 2 января 1911 года в крестьянской семье в деревне Нижние Лихоборы под Москвой (ныне- территория Северного округа столицы). Окончив семилетнюю среднюю

автора

СЕВЕРНЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ Генерал-лейтенант Генштаба Е.К.Миллер В отличие от всех крупнейших вождей белых армий (Корнилова, Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля) генерал Евгений Карлович Миллер до Гражданской войны не обладал знаменитой боевой биографией, так сказать,

Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский Владимир

ГЛАВКОМ РУССКОЙ АРМИИ Генерал-лейтенант Генштаба, флигель-адъютант, барон П. Н. Врангель Утром 6 августа 1914 года, спустя несколько дней после начала Первой мировой войны, лейб-гвардии Его Императорского Величества Конный полк, стремительно наступающий от

Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский Владимир

КАЗАЧЬИ ВОЖАКИ Генерал-лейтенант А. Г. Шкуро и генерал-лейтенант К. К. Мамонтов Суждение о генерале-от-кавалерии П. Н. Краснове (дополнение - март 2004 г.)Прежде чем говорить о белом вкладе кубанского и донского казачества в Гражданскую войну в лице его выдающихся вожаков

Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский Владимир

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ АТАМАНЫ Генерал-лейтенант Г. М. Семенов и генерал-лейтенант барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг Этой главой заканчивается наша книга, и вспомним цитату, какой сборник начинался в первом очерке, где, хотя и советской терминологией, но верно отмечена

автора

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ Кульнев Яков Петрович 1763-1812 Генерал суворовской школы. Участник войн с Турцией 1787-1791 гг. и 1806-1812 гг., польской кампании 1794- 1795 гг., русско-шведской войны 1808-1809 гг. В Отечественную войну 1812 г.- командир 5-тысячного кавалерийского отряда, нанес ряд

Из книги Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. 1700 -1917 автора Ковалевский Николай Федорович

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ Кондратенко Роман Исидорович 1857-1904 Герой русско-японской войны 1904-1905 гг., организатор защиты Порт-Артура. Родился в семье обедневшего дворянина, окончил военное училище, Академию Генштаба, служил в Виленском и Уральском военных округах. С 1901 г. - на