Дело о пропаганде в империи. Дело о пропаганде в империи Обвинение и начало суда

B истории политических судебных процессов царской России мы должны уделить должное внимание так называемому про­цессу 193-х. Он известен также под названием «Большого про­цесса». Царское правительство подводило в этом процессе итоги своей борьбы с революционными народниками-пропагандистами.

Этот процесс был «большим» во многих отношениях. Число при­влекавшихся к дознанию было, по воспоминаниям современни­ков, огромным. Жандармы производили аресты в большом числе городов и населенных пунктах России. B Петербург были свезены арестованные из 37 губерний. Расследование дела длилось 4 года, т. e. такое продолжительное время, которое было необычным даже в истории политических процессов в России, не отличавшихся быстротой следствия. B предварительном заключении многие пробыли до четырех лет. Судебное рассмотрение продолжалось с 18 октября 1877 г. по 23 января 1878 г., т. e. более трех меся­цев. Ha этом деле жандармы, следователи, чины прокуратуры и судебного ведомства строили свои надежды на продвижение по служебной лестнице. Этим в значительной степени объясняется широкий объем деятельности по делу различных представителей власти. Однако несмотря на ©се старания собранные материалы недали возможности посадить на скамью подсудимых большинство из привлеченных к дознанию и вынести обвиняемым такие при­говоры, которые вполне отвечали бы желанию правительства.

Одна из обвиняемых по этому процессу, Якимова, сделала некоторые подсчеты. Часть привлеченных к суду обвинялась в нескольких преступлениях, но основная масса подсудимых обви­нялась в принадлежности к политическому обществу, ставившему своей целью ниспровержение в более или менее отдаленном буду­щем существующего в Российской империи государственного уст­ройства. Таких обвинямых было 175 человек. Следующее по чис­ленности место занимают обвиняемые в распространении проти­воправительственной агитационной литературы - 117 человек.

Автор воспоминаний о процессе 193-х рассказывает, что ра­бота пропагандистов началась во многих местностях с весны 1874 года. Пропаганда велась также путем распространения про­тивоправительственной литературы. Многие агитаторы работали по деревням. Аресты первых агитаторов начались еще ранее: уже 12 ноября 1873 г. были арестованы в Петербурге за пропаганду среди рабочих - Синегуб и Стаховский. Оба они были включены в число обвиняемых по процессу 193-x. K осени 1874 года было арестовано значительное число пропагандистов. Как и всегда в таких случаях, администрация держалась своей обычной тактики: лучше арестовать больше, чем меньше. Ho попытка создать еди­ное, огромное по числу участников дело по пропаганде в империи не увенчалась успехом. Многие из обвиняемых увидали друг друга впервые лишь на суде, они не входили в какую-нибудь об­щую организацию и не были связаны между собой ничем, кроме общих политических интересов. Искусственное создание большого процесса о пропаганде в империи по делу 193-х не остановило соз­дания других процессов о пропаганде: некоторые другие агита­торы, арестованные в это же время, были преданы суду по дру­гим процессам, например, по делу «Южнороссийского союза рабо­чих», по Московскому процессу 50-ти в 1877 году и др.

Царское правительство, предавая суду 193-х обвиняемых, ста­вило своей задачей возбудить против них общественное мнение тех слоев населения, на поддержку которых оно рассчитывало. Поэтому обширный обвинительный акт не отличается беспри­страстностью. Наоборот, он часто носит черты политического пам­флета и не один раз подчеркивает, что пропагандисты ставили своей целью разрушить частную собственность, семью, религию и науку. Так, например, обвинительный акт буквально утверждает следующее: «...учение, основанное на теории Бакунина, возводящее невежество и леность на степень идеала и сулящее в виде бли­жайше осуществимого блага жить на чужой счет, могло, конечно,

показаться заманчивым только для самой плохой части учащейся > молодежи, и, действительно, большинство завербованных пропа­гандистами в среде этой молодежи единомышленников представ­ляет из себя людей, занимавшихся чем угодно, только не науками, а потому и крайне легко относится к вопросу о выходе из учебных заведений».

Обвинительный акт начинается, так сказать, с исторической части, в которой он пытается охарактеризовать возникновение и развитие революционной пропаганды в России в начале 70-х го­дов. Было подчеркнуто влияние политической пропаганды на русскую учащуюся молодежь за границей и особенно в Швейца­рии. B то время там происходила борьба сторонников анархиче­ского учения Бакунина с последователями Лаврова, считавшего необходимым не прямой призыв к немедленной революции, а лишь такую пропаганду, которая разъясняла бы народу его по­ложение и подготовила бы его к революции. Обвинительный акт отмечает, что большинство пошло за Бакуниным, и объясняет это тем, что теория Лаврова требовала от агитаторов известной науч­ной подготовки, а Бакунин отрицал необходимость науки. Нельзя не признать такое утверждение упрощенным.

Обвинительный акт в своей исторической части не стесняется в средствах для обрисовки обвиняемых с худшей стороны. Так, например, без всяких доказательств и без приведения фамилий высказывается утверждение о «готовности многих пропагандистов к совершению всяких преступлений ради приобретения денег». Между тем такое обвинение было предъявлено лишь в двух случаях.

B другом месте обвинительный акт, также без всяких дока­зательств, говорит, что для обвиняемых «лишение ближнего собственности и уничтожение власти... есть настоящая формула осуществления, если не всеобщего, то их личного блага на земле».

Таким образом, дело пропагандистов характеризовалось как служение обвиняемых чисто личным интересам. Идя по такому пути, обвинительный акт голословно утверждает о сборе пропа­гандистами денег разными хитростями, которые придумывались для обирания доверчивых и добрых людей, в чем особенно отли­чались женщины, входившие в состав кружка. Эти выражения обвинительного акта ясно показывают пристрастный подход про­куратуры к процессу. He стесняясь в выражениях, обвинительный акт явно стремился наделить обвиняемых в государственных пре» ступлениях чертами уголовных преступников из числа воров и мошенников.

Правительство ошиблось в своих расчетах: использовать про­цесс 193-х в своих интересах и облить обвиняемых грязью ему

не удалось. Уже из самого обвинительного акта можно было видеть необоснованность попытки превратить политических об­виняемых в людей, которым дороги лишь их собственные ин­тересы.

Процесс 193-х не разработан в нашей историкололитической литературе, хотя несомненно заслуживал этого. B огромном ко­личестве томов делопроизводства по этому процессу имеется богатый материал для характеристики политических настроений в русском обществе в 1870-е годы. Среди привлеченных оказались многие из тех, имена которых встречались и позднее в других по­литических процессах, в том числе и в те годы, когда мирная про­паганда заменилась террором.

Среди многочисленных документов процесса 193-x, среди про­токолов допроса тех, кто позднее погиб на царской виселице, в Алексеевском равелине и в Шлиссельбургской крепости, мое внимание было привлечено к нескольким обширным бумагам за подписью Ипполита Мышкина. Он был арестован за попытку освобождения Чернышевского из Сибири и прошел «сквозь огонь и воду» многих царских тюрем: Трубецкого бастиона, каторжных централов близ Харькова, нескольких сибирских тюрем, Карий­ской каторги, Алексеевского равелина, Шлиссельбургской кре­пости, где и сложил свою голову, приговоренный к расстрелу за оскорбление должностного лица при исполнении служебных обя­занностей.

Заявления Мышкина представляют двойной интерес. Во-пер­вых, они дают материал судить о настроениях этого «неугомон­ного» борца против царизма и всего государственного строя, а во-вторых, они проливают некоторый свет и на условия зато­чения в Петропавловской крепости.

Результат всех обращений Мышкина к администрации кре­пости, к обер-прокурору Сената и пр. был один и тот же, и всегда отрицательный. Неудачи не смущали Мышкина. Есть основания думать, что на успех он и сам не рассчитывал. Повидимому, он развлекался самим процессом поддразнивания всех сатрапов, в руках которых была его свобода и которых он презирал, на­зывая их на судебном заседании, как говорилось выше, хуже, чем проститутками, торгующими не своим телом, а своей совестью. Так, например, получив отказ от коменданта крепости на пе­реписку с адвокатом и на получение книг для чтения из какой- нибудь частной библиотеки, Мышкин обратился с заявлением к товарищу обер-прокурора Сената. Этого блюстителя правосудия Мышкин спрашивал: «Можно ли человека, считающегося еще не­винным и находящегося в самом тяжелом заключении - в одиноч-

ном, - подвергать разным стеснениям, не имеющим ничего общего с целями правосудия» !.

Мышкин раскрывал перед прокурором, как низко расцени­вается «правосудие», когда подследственные, не знакомые с за­коном, лишались права искать юридической помощи у адвоката. Совсем иронически звучит заявление Мышкина к прокурору Се­ната указать ту статью закона, которая определяет размеры пись­менного заявления заключенного, так как комендант крепости поставил ему на вид, что он, Мышкин, пишет «слишком много, долго, не идуще к делу».

Конечно, осталась без удовлетворения его просьба прислать ему устав Петропавловской крепости.

Вероятно, в борьбе с тюремным безделием Мышкин занимался составлением заявления обер-прокурору Сената на тему о том, как извращается в правительственных целях христианское учение: «...Плох тот рай, в который гонят на цепи с жандармами; плохи те пастыри, которые не умеют снискать уважение пасомьгх... плохи; те защитники евангелия, любви, которые грозят неверующим им; тюрьмой и Сибирью!» .

Я не буду останавливаться на других заявлениях Мышкина. Их содержание, то сатирическое, то негодующее, находилось в со­ответствии с настроением не только Мышкина, но и других обви­няемых по тому же процессу. Оно находилось в соответствии и с настроениями передовой части молодежи. Плеханов вспоминал о возбуждении студенчества, о зажигательных речах, прокламациях, протестах, обращенных к министру юстиции .

У правительства не было уверенности в успехе обвинения. По­этому были приняты меры для проведения судебного разбиратель­ства в условиях наименьшей публичности. Ha этом основании процесс был заслушан в таком зале суда, где не оставалось места для широкой публики. Защитники обвиняемых в самом начале

судебного заседания заявили протест против разбора дела в зале таких размеров, которые фактически превращали процесс в неглас­ный. Ho не в интересах суда и правительства было придавать широкой гласности тот поединок, который должен был произойти в зале суда между обвиняемыми пропагандистами, с одной сто­роны, и государственным обвинением - с другой. Боязнь провала, опасение раскрытия недопустимых приемов розыска и следствия привели суд к решению отказать защите в ее требовании пере­нести рассмотрение дела в другое помещение. Этот отказ суда вызвал заявление обвиняемого Чернявского от имени подсудимых о непризнании ими негласного суда. B ответ на приказание пред­седателя суда вывести Чернявского из зала большинство подсу­димых встало с мест с криками о непризнании ими суда и напра­вилось к выходу, но жандармы загородили проход, и заседание суда было закрыто. B следующие дни заседания повторялись та­кие же бурные сцены протестов обвиняемых и увода их из поме­щения суда. Надо предполагать, что в целях облегчения борьбы с подсудимыми суд вынес и объявил решение разбить их на 17 групп и рассматривать обвинение каждой группы отдельно от других. Это вызвало новые протесты обвиняемых и отказ яв­ляться на суд.

Нередко эта энергичность протестов приводила членов суда в замешательство. Был даже случай, когда сенатор Петерс, пред­седательствовавший в особом присутствии Сената, сбежал со всем составом суда из зала, забыв объявить заседание закрытым. Он поручил судебному приставу объявить об этом подсудимым и за­щите. Конечно, это было нарушением обрядов и форм судопроиз­водства, и защитники требовали возвращения Петерса в зал судебного заседания. Впрочем, присяжные поверенные не проя­вили здесь должной твердости и пошли на компромисс, согласив­шись услышать от Петерса о закрытии заседания не в зале суда, а в совещательной комнате L

Трехмесячное заседание суда сопровождалось подобными ин­цидентами. Петерс оказался не в силах довести судебное следствие до конца и был заменен другим председателем. Ha стороне подсу­димых была их революционная решимость, жажда политической борьбы, готовность самопожертвования. B этом отношении осо­бенно выделялся Ипполит Мышкин. Он выступил с блестящей, уже известной нам речью с оценкой царского суда, который он сравнивал с публичным домом (см. § 8). Речи защитников пока-

зали неправильность предъявленных обвинений. B результате из 193-х обвинямых 90 человек были оправданы.

Особое присутствие Сената просило царя о смягчении им мер репрессии в отношении приговоренных к различным наказаниям, не исключая и осужденных к каторжным работам.

Эти ходатайства являются подтверждением необоснованности и раздутости предъявленного обвинения, но шеф жандармов Me- зенцов и министр юстиции Пален приняли со своей стороны меры, и ходатайства суда были удовлетворены лишь частично. Однако не обошлось без осуждения нескольких человек к каторжным ра­ботам на разные сроки вплоть до 10 лет. Ho даже смягченный при­говор был слишком суровой репрессией для тех, кто, полный эн­тузиазма, пошел в народ для пропаганды. Суровость наказания не устрашила осужденных пропагандистов. Им удалось из одиночных камер Трубецкого бастиона послать за границу и напечатать там в революционном журнале «Община» коллективное письмо - «Завещание товарищам по убеждению». Это был горячий призыв продолжать политическую борьбу, «итти с прежней энергией и удвоенной бодростью к той святой цели, из-за которой мы под­верглись преследованиям и ради которой готовы страдать до по­следнего вздоха» 7

Процесс 193-х имеет большое значение в истории расправы ца­ризма с его политическими врагами. Правительство предполагало одним ударом покончить с пропагандистами на пространстве всей империи. Ho несмотря на старания жандармов и чинов судебного ведомства, ему не удалось достичь этой цели. Собранные улики оказались большей частью недостаточными даже с точки зрения самих представителей власти. Тактика бойкота, примененная под­судимыми, их отказы присутствовать на суде еще больше затруд­нили работу суда.

Из приговоренных по этому процессу к каторжным работам несколько человек были направлены в каторжные централы близ Харькова. Это были Мышкин, Ковалик, Сажин, Виташевский, Ро­гачев, Муравский. Некоторые из них закончили отбывание каторги на Каре, а с Мышкиным нам придется встретиться в нашем очерке о Шлиссельбургской крепости.

Следует отметить, что значительное число оправданных по этому процессу подверглось административной высылке из сто­лицы, ссылке в различные места России. Таким образом, III от­деление совершенно не считалось с судебным приговором и pac- правлялось с теми, против которых трехмесячное судебное разби­рательство несмотря на все старания не смогло собрать доказа­тельств виновности .

«Процесс 193-х»

18 октября 1877 года - 23 января 1878 года

«ПРОЦЕСС 193-х», «Большой процесс», - суд над участниками «хождения в народ» в Особом присутствии Правительствующего сената (Петербург) 18 октября 1877 года - 23 января 1878 года. Наиболее крупный политический процесс в царской России. Главные обвиняемые: И. Н. Мышкин, Д. М. Рогачев, П. И. Войнаральский , С. P. Ковалик. По процессу судились также А. И. Желябов , C. Перовская , Н. А. Морозов , М. П. Сажин, М. Ф. Грачевский, Л. Э. Шишко, М. Д. Муравский, Ф. В. Волховский, Л. А. Тихомиров, А. В. Якимова, М. В. Ланганс и др. Среди подсудимых было 38 женщин. Число арестованных по делу 193-х превышало 4 тысячи. Многие из них отбыли несколько лет предварительного одиночного заключения. К началу процесса 97 человек умерли или сошли с ума. Подсудимые были участниками не менее 30 разных (главным образом пропагандистских) кружков. Однако почти все они (177 человек) обвинялись в организации единого «преступного сообщества» с целью государственного переворота и «перерезания всех чиновников и зажиточных людей». Так как «Процесс 50-ти», который готовился одновременно, но прошел раньше, не дал властям желаемых результатов, гласность и публичность на «Процессе 193-х» были ограничены. Чтобы облегчить расправу над подсудимыми, суд разбил их на 17 групп для раздельного разбирательства дела. В ответ 120 подсудимых бойкотировали суд. Центральным событием «Процесса 193-х» была речь Мышкина, который обосновал революционную программу народников и заклеймил позором царский суд, приравняв его к публичному дому. Защита на «Процессе 193-х» была блестящей по составу (В. Д. Спасович, Д. В. Стасов, П. А. Александров, Г. В. Бардовский, А. Л. Боровиковский, В. Н. Герард, Е. И. Утин, А. А. Ольхин и др.) и солидарной с подсудимыми. Для поддержки обвинения были вызваны 472 свидетеля. Не в силах доказать заданное обвинение суд вынес приговор, очень мягкий сравнительно с тем, на который рассчитывало правительство: из 190 подсудимых (3 умерли во время суда) 90 были оправданы и лишь 28 приговорены к каторге. Однако Александр II санкционировал адм. высылку для 80 человек из оправданных судом. Перед отправкой на каторгу и в ссылку 24 героя «Процесса 193-х» передали на волю «Завещание» с революционным призывом.

«Процесс 193-х» дал сильный толчок освободительному движению в России. «Завещание» осужденных, речь Мышкина, отчеты о заседаниях суда стали оружием революционной агитации. Наряду с другими судебными процессами 1877-1878 годов «Процесс 193-х» ускорил переход народников от анархистского аполитизма к политической борьбе с самодержавием. Материалы процесса (главным образом речь Мышкина) обошли мировую печать и впервые возбудили интерес и симпатии широкой международной общественности к русскому освободительному движению.

Список подсудимых и приговор в окончательной форме:

Аверкиева (Прушакевич) Е. И. (1850 - после 1904) - ссылка в Сибирь; Аитов Д. А. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Александров П. Э. (?) - оправдан; Александровский А. А. (род. 1851) - оправдан; Алексеева О. Г. (1850-1918) - оправдана; Андреева А. В. (род. 1849) - оправдана; Аносов Н. М. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Ареопагитский И. И. (?) - оправдан; Аронзон С. Л. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Артамонов А. К. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Барков Н. М. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Бенецкий В. А. (?) - оправдан; Биткин Н. P. (род. 1852) - оправдан; Блавдзевич И. П. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Блавдзевич К. П. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Бодяжин Р. А. (?) - оправдан; Божко-Божинский Г. Г. (род. 1851) - засчитано предварительное заключение; Бородулин Д. А. (род. 1855) - оправдан; Брешко-Брешковская Е. К. (1844-1934) - 5 лет каторги; Ваховская В. И. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Введенский Н. Е. (1852-1922) - оправдан; Веревочкина М. И. (род. 1853) - оправдана; Виддинов А. И. (род. 1852) - оправдан; Виноградов С. И. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Войнаральская Н. П. (род. 1853) - оправдана; Войнаральский П. И. - 10 лет каторги; Волкенштейн А. А. (1852 - после 1902) - оправдан; Волховский Ф. В. - ссылка в Сибирь; Воскресенский П. П. (род. 1852) - оправдан; Гауэнштейн И. И. (род. 1847) - засчитано предварительное заключение; Гвоздев М. Г. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Гейштор М. Э. (род. 1855) - оправдана; Глушков И. И. (1849-1891) - оправдан; Глушков Н. И. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Говорухо-Отрок Ю. Н. (1852-96) - засчитано предварительное заключение; Голиков Л. И. (род. 1851) - оправдан; Головин А. А. (1853-1919) - засчитано предварительное заключение; Голоушев С. С. (1855-1920) - засчитано предварительное заключение; Горинович Н. Е. (род. 1855) - освобожден от наказания; Городецкая В. Н. (род. 1858) - оправдана; Городецкий Л. С. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Грацианов Н. А. (1855-1913) - оправдан; Грачевский М. Ф. - засчитано предварительное заключение; Гриценков М. А. (род. 1857) - засчитано предварительное заключение; Данилов В. А. (1851-1916) - засчитано предварительное заключение; Дегтярев С. Н. (?) - оправдан; Дическуло Л. А. (1847-1889) - оправдан; Добров И. И. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Добровольский И. И. (1848 - после 1934) - 9 лет каторги; Дробыш-Дробышевский А. А. (1856-1920) - засчитано предварительное заключение; Духовской М. А. (род. 1852) - оправдан; Емельянов Е. Е. (род. 1842) - оправдан; Емельянов Н. И. (1852-1904) - ссылка в Сибирь; Ермолаева E. P. (род. 1851) - засчитано предварительное заключение; Жебунев В. А. (1847-1915) - оправдан; Жебунев С. А. (1849-1924) - ссылка в Сибирь; Желябов А. И. - оправдан; Жилинская О. И. (род. 1840) - оправдана; Жилинский Н. П. (1835-1877) - умер во время суда; Завадская E. P. (1852-1883) - оправдана; Зарубаев С. П. (род. 1848) - ссылка в Сибирь; Заруднева Л. Т. (род. 1856) - оправдана; Знаменский А. Е. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Иванова С. А. (1856-1927) - ссылка; Кадьян А. А. (1849-1917) - оправдан; Каменьский Э. Ю. (род. 1843) - засчитано предварительное заключение; Кац M. H. (1853-1884) - засчитано предварительное заключение; Квятковский Т. А. (род. 1852) - 9 лет каторги; Кириллов И. С. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Князевский П. Е. (род. 1852) - оправдан; Ковалик С. Ф. - 10 лет каторги; Козачек И. И. (род. 1849) - засчитано предварительное заключение; Комов А. И. (род. 1853) - оправдан; Корабельников С. И. (род. 1856) - оправдан; Корнилова А. И. (1853 - после 1938) - засчитано предварительное заключение; Костюрин В. Ф. (1853-1919) - ссылка в Сибирь; Кувшинская А. Д. (1851-1909) - засчитано предварительное заключение; Купреянов М. В. (1853-78) - ссылка; Курдюмов П. В. (?) - оправдан; Лазарев Е. Е. (1855 - после 1919) - оправдан; Ланганс М. В. - оправдан; Ларионов П. Ф. (1852-78) - ссылка в Сибирь; Лебедева Т. И. (1850-87) - засчитано предварительное заключение; Леонтьев А. А. (род. 1854) - оправдан; Лермонтов Ф. Н. (1847-78) - ссылка; Лешерн-фон-Герцфельд С. А. (1842-98) - ссылка; Ливанов А. И. (1850-1909) - ссылка в Сибирь; Литошенко Н. А. (?) - оправдан; Личадеев Н. А. (род. 1850) - оправдан; Ломоносов П. А. (род. 1856) - засчитано предварительное заключение; Лопатин В. А. (1848 - после 1917) - засчитано предварительное заключение; Лукашевич А. О. (1855 - после 1907) - ссылка в Сибирь; Любавский Ф. М. (род. 1855) - засчитано предварительное заключение; Макаревич П. М. (1851 - после1903) - ссылка в Сибирь; Максимов П. Д. (1853-1918)- оправдан; Малиновский А. А. (род. 1853) - оправдан; Махаев Н. М. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Медведев И. И. (1850-78) - засчитано предварительное заключение; Мейер В. Я. (1851-84) - ссылка; Милоглазкин К. Р. (род. 1850) - засчитано предварительное заключение; Милоголовкин М. Н. (?) - оправдан; Мокиевский-Зубок С. В. (род. 1851) - засчитано предварительное заключение; Морозов Н. А. - засчитано предварительное заключение; Муравский М. Д. - 10 лет каторги; Мышкин И. Н. - 10 лет каторги; Неволин П. И. (род. 1856) - оправдан; Нефедов М. Д. (род. 1852) - оправдан; Низовкин А. В. (1851-79) - освобожден от наказания; Никитина М. Г. (род. 1857) - оправдана; Никифоров Н. С. (1850-1912) - засчитано предварительное заключение; Никольский И. И. (род. 1851) - оправдан; Овчинников Е. М. (1851-1912) - оправдан; Орлов М. А. (род. 1852) - засчитано предварительное заключение; Орлов П. А. (1856-90) - оправдан; Осипов В. А. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Осташкин В. А. (1854 - после 1903) - ссылка в Сибирь; Павловский И. Я. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Палимпсестов А. Я. (род. 1854) - оправдан; Панютина В. Н. (род. 1852) - оправдана; Перовская С. Л. - оправдана; Петропавловский Н. Е. (1853-1892) - оправдан; Покровский П. И. (род. 1845) - оправдан; Польгейм И. О. (род. 1856) - оправдана; Пономарев А. А. (род. 1853) - оправдан; Попов Н. М. (род. 1854) - оправдан; Потоцкая М. П. (род. 1851) - оправдана; Прозоровский А. И. (род. 1854) - оправдан; Прокопьев Г. Г. (род. 1844) - оправдан; Пумпянская Э. В. (?) - оправдана; Пыпин А. А. (?) - оправдан; Пьянков И. П. (1855-1911) - засчитано предварительное заключение; Рабинович М. А. (1857-85) - ссылка в Сибирь; Рогачёв Д. М. - 10 лет каторги; Рогачёва В. П. (1851-1890-е гг.) - оправдана; Румянцев Л. Д. (ум. 1878) - оправдан; Сабелькин В. И. (1857-1877) - умер во время суда; Саблин Н. А. (1849-81) - засчитано предварительное заключение; Сажин М. П. - 5 лет каторги; Сахарова О. И. (род. 1854) - оправдана; Семенов Ф. С. (род. 1858) - оправдан; Серебровский В. П. (?) - оправдан; Серебряков М. М. (род. 1852) - оправдан; Серышев Д. Н. (род. 1852) - оправдан; Сидорацкая (Ободовская) А. Я. (род. 1847) - оправдана; Синегуб С. С. (1851-1907) - 9 лет каторги; Скворцов Н. И. (род. 1851) - ссылка в Сибирь; Соколов Д. П. (род. 1853) - засчитано предварительное заключение; Соловцовский М. Г. (1851 - после 1890) - оправдан; Соловьев Т. А. (род. 1854) - оправдан; Софинский Г. А. (род. 1842) - оправдан; Союзов И. О. (1846-1904) - 9 лет каторги; Спесивцев И. Г. (род. 1836) - оправдан; Спесивцев M. P. (род. 1855) - засчитано предварительное заключение; Стаховский В. А. (1851-1917) - ссылка в Сибирь; Стопане С. А. (1857-1902) - ссылка в Сибирь; Субботина С. А. (1830-1919) - засчитано предварительное заключение; Судзиловская Е. К. (род. 1854) - оправдана; Супинская Е. В. (1853-79) - ссылка; Теплов Н. Н. (род. 1851) - оправдан; Терновский Г. Я. (род. 1857) - засчитано предварительное заключение; Тетельман Л. А. (1850-77) - умер во время суда; Тихомиров Л. А. - засчитано предварительное заключение; Траубенберг Л. Р. (род. 1855) - оправдан; Трезвинский И. Д. (1853-78) - засчитано предварительное заключение; Троицкий П. С. (род. 1852) - оправдан; Тушинская А. С. (род. 1849) - оправдана; Усачев В. А. (род. 1850) - оправдан; Фаресев А. И. (1853-1928) - засчитано предварительное заключение; Федорович Д. В. (род. 1851) - оправдан; Фетисов Ф. А. (род. 1848) - оправдан; Фетисова О. П. (род. 1844) - засчитано предварительное заключение; Филадельфов В. В. (род. 1855) - оправдан; Фишер В. Ф. (род. 1846) - засчитано предварительное заключение; Фомин Ф. В. (род. 1856) - оправдан; Франжоли А. А. - засчитано предварительное заключение; Чарушин Н. А. - 9 лет каторги; Чарыков А. А. (род. 1853) - оправдан; Чернявский И. Н. (род. 1850) - ссылка в Сибирь; Чудновский С. Л. (1849-1912) - ссылка в Сибирь; Шавердова М. А. (?) - оправдана; Шатилова В. А. (род. 1856) - оправдана; Шевырева О. Д. (род. 1854) - оправдана; Шишко Л. Э. - 9 лет каторги; Щеглов Г. А. (род. 1845) - засчитано предварительное заключение; Щепкин В. Н. (род. 1849) - засчитано предварительное заключение; Щиголев Л. М. (род. 1854) - засчитано предварительное заключение; Эдельштейн М. В. (род. 1839) - засчитано предварительное заключение; Эндауров Н. И. (род. 1838) - отрешение от должности и штраф; Юргенсон Н. А. (1855 - после 1954) - засчитано предварительное заключение; Юркевич Ф. И. (род. 1857) - оправдан; Якимова А. В. - оправдана; Янов А. Н. (?) - оправдан; Ярцев А. В. (1850-1919) - засчитано предварительное заключение.

Н. А. Троицкий. Саратов.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 11. ПЕРГАМ - РЕНУВЕН. 1968.

Далее читайте:

Народная воля , революционно-народническая организация, образовалась в августе 1879 г.

Земля и воля , тайное революционное общество, существовало в 1870-е гг.

Петрашевцы , участники кружка М. В. Петрашевского (1827-1866).

Литература:

Стенографич. отчет по делу о революц. пропаганде в империи. Заседания Особого присутствия правительствующего Сената, т. 1, СПБ, 1878; Гос. преступления в России в XIX в., т. 3, (б. м., б. г.); Процесс 193-х, М., 1906; Письма участников процесса 193-х (публ. Р. М. Кантора), "КА", 1924, т. 5; К истории процесса 193-х (публ. К. Г. Ляшенко), "ИА", 1962, No 3; Финал процесса 193-х (предисл. Ш. М. Левина), "КА", 1928, т. 5(30); Антонов В. С., К процессу 193-х, "Вопросы архивоведения", 1961, No 1; Якимова A., "Большой процесс" или процесс 193-х, "КиС", 1927, No 8(37); Чудновский С. Л., Из давних лет. Воспоминания, (M.), 1934; Троицкий Н. A., Процесс "193-х", в сб.: Обществ. движение в пореформ. России, M., 1965.

Алексей Кузнецов ― Добрый день! Да, я присоединяюсь.

С. Бунтман ― Да, но мы записываем эту передачу. Поэтому мы не можем с вами так беседовать в прямом эфире. Хотя у нас записывает нас Светлана Ростовцева.

А. Кузнецов ― То есть команда в сборе.

С. Бунтман ― Вся компания, весь состав суда. И сегодня вы выбрали процесс 193-х. Ну, что же? Как нам иногда пишут слушатели, выбрали отечественный процесс. Хотя это далеко не всегда так бывает.

А. Кузнецов ― Не всегда. Нет. Мы как-нибудь подведем статистику, посмотрим. Но у меня такое ощущение, что примерно 50 на 50.

С. Бунтман ― В комментариях к голосованию у нас был один из первых комментариев очень, на мой взгляд, толковый, что и процесс 193-х хорошо бы взглянуть на народников не глазами советского учебника. Это тоже неплохо. Вот. Так что мы сейчас это именно и сделаем.

А. Кузнецов ― Попробуем.

С. Бунтман ― Да, попробуем.

А. Кузнецов ― Попробуем взглянуть глазами не советского и вообще не учебника.

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― Название этого процесса официальное – это дело о пропаганде в Российской империи. А неофициальное название – «Большой процесс», потому что по количеству привлеченных к суду лиц это самое большое судебное дело в Российской империи. 193 человека в конечном итоге оказались на скамье подсудимых. Их могло быть больше. Но сейчас я расскажу, в каких собственно обстоятельствах принималось решение о том, кто все-таки на процесс будет выведен. И насколько я могу судить, это 2-й по размерам процесс по количеству адвокатов. 35 защитников в этом процессе выступало. Больше, по-моему, могу ошибиться, но, по-моему, больше только в знаменитом деле «Червонных валетов». Там было 49 адвокатов. Хотя обвиняемых было гораздо меньше, но у каждого был практически свой отдельный защитник. А так, значит, это дело, которое начинается еще в 75-м году, а собственно до суда дойдет оно в конце 77-го – в начале 78-го года. 74-й год – это так называемое первое хождение в народ. Оно отличалось от второго много чем. И тем, как, в какой форме оно было предпринято, и тем, кто собственно в народ ходил. Форма в отличие от 2-го хождения в народ, когда люди, вот желавшие пропагандировать народнические идеи, – это крестьянский социализм, это некие такие общедемократические и даже революционные принципы, – они станут с учетом ошибок 1-го хождения, они станут в народе селиться, они будут становиться учителями, агрономами, земскими статистиками и так далее. А это пока хождение такое, скажем, в основном субботне-воскресное. Молодые люди и девушки, зачастую переодетые крестьянами, – это была еще одна крупная их ошибка – пытались с крестьянами на крестьянском, как им казалось, языке разговаривать о проблемах крестьянства. Это были в основном поклонники Бакунина, который считал, что русский крестьянин – природный бунтарь, надо только его организовать, так сказать, направить, спровоцировать. Ну, а дальше он все сам…

С. Бунтман ― Ну, и не только природный бунтарь, но еще и способный к самоорганизации. Вот это тоже очень важно.

А. Кузнецов ― Природный бунтарь и природный социалист.

С. Бунтман ― Да, да. И это то, что… то, что как раз Бакунин и основал и принцип анархизма. То есть принцип самоуправления в наиболее широком смысле этого слова.

А. Кузнецов ― И вот в том, что он природный бунтарь, еще как-то можно с Михаилом Александровичем соглашаться, а вот как раз во время 1-го хождения в народ уже были очевидные признаки того, что он не природный социалист. Он не хочет обобществления земли. Он как раз хочет землю-то себе. Но эти молодые люди, они, в общем, настолько были уверены в правильности своих идей, что они сделают некоторые выводы, но эти выводы будут, ну, скажем так, на тактическом уровне, что вот не надо быть ряжеными, потому что, конечно, все это выглядело смешно. И очень многие крестьяне действительно они разоблачали этих переодетых как бы крестьян и…

С. Бунтман ― А считали их агентами периодически?

А. Кузнецов ― Вы знаете, они, видимо, не поднимались до уровня нынешних сознательных граждан, считали их агентами, да и не очень понятно было, агентами кого, но они их на всякий случай сдавали полиции, резонно понимая, что хуже не будет.

С. Бунтман ― Ну, конечно. Ну, в общем-то, зарождались вполне, наверное, зарождались мысли, что это начальство как-то бар подсылает переодетых…

А. Кузнецов ― А! В этом смысле, что крестьян пытаются спровоцировать…

С. Бунтман ― Нет, нет.

А. Кузнецов ― Не в смысле…

С. Бунтман ― Да, провокаторами такими.

А. Кузнецов ― А, ну, может быть. Я думаю, по крайней мере, вполне логично.

С. Бунтман ― Начальство, вот начальство нас проверяет.

А. Кузнецов ― Кстати говоря, потом это будет давать основание многим представителям правительственного лагеря говорить, что вот народ иммунен к их пропаганде, что вот сам он их выдает и так далее. Тоже было далеко не всегда это так. И было принято решение, в этом смысле логика за полтора столетия не изменилась начальственная абсолютно, показать это все как одну большую организацию. Причем решение принималось на самом высоком уровне. Вот что в марте 1875 года по этому поводу решил комитет министров. Причем два заседания специально были посвящены, мартовских, этому вопросу. Цитирую: «При такой неизвестности, - о масштабах пропаганды имеется в виду, - нельзя ставить прямым укором обществу отсутствие серьезного отпора лжеучениям; нельзя ожидать, чтобы лица, не ведающие той опасности, которою лжеучения сии грозят общественному порядку, могли столь же энергично и решительно порицать деятельность революционных агитаторов, как в том случае, когда опасность эта была бы для них ясна». То есть наш народ православный, который в полном соответствии с уваровской троицей обожает православного монарха, он только потому недостаточно энергично дает отпор, потому что не понимает, что опасности и масштабов. Вот мы ему и покажем опасность и масштаб. И дается поручение. И полицейские органы с максимальным рвением бросаются выполнять. Поручение об организации вот такого большого процесса над народниками. Масштаб действительно впечатляющий. Было так или иначе привлечено к следствию около 4-х тысяч человек. Как потом уже подсчитают специалисты по… уже в советское время специалисты по народническому движению, в частности я сейчас ссылаюсь на цифры, которые приводил в своей работе очень крупный специалист по вот этому вопросу Николай Алексеевич Троицкий, саратовский профессор, вот он счел, что из примерно тысячи наиболее таких вот убежденных, последовательных, профессиональных агитаторов народнических около 900 было задержано. То есть на самом деле на уровне отлова полиция сработала, видимо, неплохо. В сети попались многие. Другое дело, что вместо с крупной рыбой загребли и мелкую рыбешку, и вообще случайно мимо проплывавшую и особенного отношения ко всему этому не имевшую. Три с половиной года длится следствие. За это время – совершенно чудовищная цифра, – 97 человек умерло тем или иным способом. Кто-то умер в тюрьме. Кто-то покончил с собой. Кто-то сошел с ума. В результате в 77-м году, когда уже дело доходит до организации процесса, начальственный окрик: «Идиоты! Вы кого набрали? Вы что хотите вот такую толпу на процесс вывести? Это совершенно невозможно». И в результате, значит, 195 человек отбирают. Двое из них еще плюс не доживут до суда. Вот 193 на этом процессе окажутся. Там действительно были люди совершенно разной степени участия и вовлеченности во все эти дела. Ну, вот кого можно назвать, кто попался из действительно тех, кто были организаторами вот этого хождения в народ? Значит, это Сергей Филиппович Ковалик. Это Порфирий Иванович Войноральский. Это Дмитрий Михайлович Рогачев. Обо всех о них сейчас пишут как об организаторах вот того самого народнического движения. И, пожалуй, самая яркая фигура, по крайней мере, с точки зрения того, как он появился на процессе, – это Ипполит Никитич Мышкин. Это человек, который был по сути назначен… ну, назначен, выбран подсудимыми на роль своего главного спикера. Вот он, именно он должен был озвучить наиболее такие важные для них идеи, которые они старались до общества каким-то образом донести. Теперь, значит, что касается организации процесса. Вот несколько… Некоторое время назад, с гордостью об этом сообщаю всем, потому что вот, что эта награда для меня точно понятно, пока что не очень понятно с какой стороны мундира ее носить. По этому поводу у меня был разговор с Генри Марковичем Резником, который сказал: «Я у Вас… Передача замечательная. Я у Вас пока нашел только одну ошибку. Вы сказали…» Значит, я понимаю, о чем идет речь. Это когда дело Засулич мы рассматривали…

С. Бунтман ― Да?

А. Кузнецов ― Я действительно сказал неправильную вещь. Я сказал, что после дела Засулич политические дела были изъяты из ведения обычных судов и переданы в сенат. На самом деле они никогда не были в ведении обычных судов. Они действительно специально для них, для их рассмотрения было создано вот это особое присутствие правительствующего сената. Другое дело, что несколько дел, из них два известных – это нечаевский процесс и дело Засулич, оба мы рассматривали, – было решено представить как чисто уголовные. В одном случае злодейское убийство…

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― В другом случае совершенно очевидное покушение…

С. Бунтман ― Покушение. Да.

А. Кузнецов ― … на высокого государственного чиновника. И была и там, и там у полицейских чинов и у чинов министерства юстиции иллюзия, что так выгоднее подать, подать как обычное зверство, а не как некую идейную там борьбу. И оба раза становилось понятно, что они ошиблись. Особенно это стало понятно в случае с делом Засулич, что не надо так было с точки зрения достижения их целей. Но вот я напомню, мы как раз говорили, что дело Засулич и было подано именно таким образом, было принято решение, и это дело отстаивал заместитель… товарищ прокурора санкт-петербургского окружного суда Лопухин. Надо было снять очень неблагоприятное впечатление, которое осталось у общества после процесса 193-х, потому что он закончился, и через 2 месяца начнется дело Засулич, я имею в виду рассмотрение. Так что связь совершенно очевидная. В чем дело? Дело в том, что вот чисто политические дела, они были как бы изъяты. Сначала было сказано, что временно, а потом стало понятно, что постоянно из вот этих судебных уставов. И вот я хочу процитировать официальное рассуждение сената к статье 1032-й устава уголовного судопроизводства как раз по этому поводу, какая была мотивировка. Цитирую: «Преступления государственные гораздо важнее и опаснее всех других преступлений, но по особому своему свойству они не всегда и не во всех членах общества возбуждают такое отвращение, какое возбуждают другие преступления. Для многих людей, вместо строгого, вполне заслуженного осуждения, встречают сочувствие; поэтому предоставить присяжным разрешение вопроса о преступности или непреступности учений и действий значило бы оставить государство, общество и власть без всякой защиты». Ну, не прекрасно ли, да?

С. Бунтман ― Да. И вот я сейчас проверил, кстати говоря, когда мы говорили о кабинете министров, кто был председателем. Был Павел Николаевич Игнатьев. Это дедушка того, кто 50 лет в строю. И это человек, ну, удивительный. Если мог говорить впоследствии, мог говорить Пуришкевич, что правее его только стенка. Ну, я не знаю, правее…

А. Кузнецов ― Кто правее…

С. Бунтман ― … только правое ухо. Я не знаю, правее Игнатьева. И причем чрезвычайно жестких взглядов. В этом парадокс пореформенной России еще ко всему. Очень крупный парадокс.

А. Кузнецов ― Очень крупный парадокс. И парадокс и самого Александра II, который, кстати говоря, в отношении вот политических процессов всегда занимал очень консервативную позицию, хотя при этом он в свое время подписал вот те совершенно такие ультрареволюционные для России вот эти судебные уставы 64-го года. Парадокс вот этого времени. Оно действительно было соткано из противоречий. Что касается комитета министров – это не правительство еще. 1-е полноценное правительство в Российской империи появится в 1905 году.

С. Бунтман ― Ну, это понятно. Да. Но все-таки это важно.

А. Кузнецов ― Да. Это наряду с госсоветом очень важно.

С. Бунтман: В 77 ― м году как раз Игнатьев получает графское достоинство, возводится в графское…

А. Кузнецов ― Именно в этом качестве как председатель комитета…

С. Бунтман ― Да, да.

А. Кузнецов ― Вот. То есть тут совершенно четкое понимание, что простым людям, присяжным, нечего судить такие дела в силу особого их свойства. Да? С одной стороны тяжелей их нет, а с другой стороны они обольстительны. И вот в этой, значит, в этой атмосфере подбирается состав людей, который и будет судить. Вот та ошибка, которая будет потом – ошибка с точки зрения власти, конечно, – которая будет допущена, когда в качестве председательствующего на процессе Засулич будет выбран абсолютно честный, глубоко порядочный, умеренно либеральный Анатолий Федорович Кони, она была сделана именно потому, что опять же верно, надежно и 100-процентно сенаторы сначала Петерс, потом его сменит по нездоровью сенатор Ренненкампф, они плохо смотрелись в качестве председателей суда. Там будут возникать беспорядки. Об одном как минимум я расскажу. И в конце концов тот же Лопухин, он вообще был человек такой легкий, немножко даже игривый, сказал: «А давайте вот Кони точно, – да? – проведет грамотно и образцово. Ну, вот и давайте его. Дело-то ясное. Да? Стреляла? Стреляла. Ну, что здесь может случиться?» И вот, что случится.

С. Бунтман ― Ан нет.

А. Кузнецов ― Ан нет, случилось. В качестве обвинителя был выбран Владислав Антонович Желеховский. Этот человек, всю свою жизнь послуживший по судебному прокурорскому ведомству, надежный, беззастенчивый, наглый, прямо скажем. И это тоже в этой ситуации произведет нехорошее впечатление, потому что, ну, вот сразу скажу, самая, пожалуй, грубая такая вот ошибка Желеховского, которую потом будут вспоминать в связи с этим процессом все до одного. Он понимал, что он не сможет качественно обвинить 193 человека. И когда вот эта вся колоссальная машина начинает пробуксовывать, он сказал: «Да ладно, ну, человек 90 – это вообще тут статисты. Они мне нужны для создания фона. Я их обвинять-то и не буду». Вот этот вот цинизм… Люди уже 3 с половиной года в крепости отсидели. Для создания фона. И хотя процесс формально был публичным, а на самом деле он им не был. Сейчас я про это скажу. Это все естественно просочится, потому что вот эти 35 адвокатов – каждый из них естественно эти слова припомнит Желеховскому, а общее их мнение выразит адвокат Петр Акимович Александров, которому через 2 месяца защищать Засулич после окончания этого процесса. И он тогда произнесет слова… Он… Закончится процесс, он подойдет к жандармскому полковнику, своему знакомому, он в прокуратуре много лет проработал, Александров я имею в виду, и скажет: «Ну, я так понимаю, что я сегодня буду арестован», - скажет он. То есть он… Правда, его не тронут. Значит, а он скажет, что история пригвоздит вас всех, кто организовывал этот процесс к позорному столбу и острым гвоздем, скажет он. Ну, в общем, да. Вот мы сейчас вспоминаем Владислава Антоновича Желеховского как человека, который крайне цинично и крайне беззастенчиво на этом процессе поддерживал обвинение. Совершенно блестящая бригада защищала. То есть у меня такое ощущение, что из звезд, ну, вот самой 1-й величины нет только двоих – нет Плевако и его верного друга-соперника Уварова. Значит… Урусова. Простите. Урусова, Урусова. Да. Спасович, Стасов, Александров, Утин, Герард, Потехин, Пассовер, Люстиг, Турчанинов, Герке, Корш. Совсем еще молоденький, еще даже не присяжный поверенный, а помощник присяжного поверенного Карабчевский. То есть практически вот все, весь цвет русской адвокатуры уже расцветший и впоследствии расцветший, они все прошли через этот процесс.

С. Бунтман ― А вообще скажем в скобках, как быстро расцвело после реформы-то?

А. Кузнецов ― Вот…

С. Бунтман ― Как быстро оказалось…

А. Кузнецов: 12 ― й год…

С. Бунтман ― … сколько талантов.

А. Кузнецов ― Да.

С. Бунтман ― Ну, это быстро. Это быстро.

А. Кузнецов ― Это очень быстро.

С. Бунтман ― Появилась уже школа. Появилась…

А. Кузнецов ― Появилась школа. В этой школе уже появились направления. Уже они как бы нашли эти люди свое амплуа. Кто-то был больше артистичен. Кто-то больше упирал на логику. Кто-то брал эффектами. Кто-то брал строгостью и математической сухостью доказательств. Кто-то психологичностью, кто-то наоборот рационалистичностью. То есть действительно за кратчайшие… Вот это вот, на мой взгляд, ярчайшее доказательство того, что абсолютно своевременно была учреждена адвокатура. Вот то, как она расцвела за кратчайшее время, – свидетельство того, что общество ждало…

С. Бунтман ― Нет, это свидетельство еще другого, что есть масса не проявленных сил. И, кстати, подсудимые на этом процессе, они тому тоже доказательство.

А. Кузнецов ― Да. Я вот, прямо скажем, вот я назвал 4 имени и, наверное, они людям, которые специально историей народнического движения не интересуются, они, наверное, мало что говорят. А вот среди тех, кто будет оправдан, или кто будет признан виновным, но с зачетом отбытого они все равно будут освобождены в зале суда… Смотрите, Екатерина Константиновна Брешковская.

С. Бунтман: О ― о!

А. Кузнецов ― Бабушка русской революции.

С. Бунтман ― Она самая.

А. Кузнецов ― Да. Она по сути глава женского представительства на этом процессе, а там было около 40 женщин среди обвиняемых. Такого количества ни до, ни после, по-моему, не будет. И она, конечно, один из главных спикеров. Николай Евгеньевич Введенский, впоследствии выдающийся наш ученый, физиолог, ученик, один из любимых учеников Сеченова. Оправдан Андрей Иванович Желябов. Оправдан Николай Александрович Морозов.

С. Бунтман ― Так.

А. Кузнецов ― Оправдана Софья Львовна Перовская. Оправдан Лев Александрович Тихомиров. И вот Вы знаете, хочется поставить психологически такой умственный эксперимент, но я не знаю, как корректно это сделать. Вот то, что они были оправданы на этом процессе, какое на них это оказало влияние? Это их подтолкнуло? Или они все равно пришли бы в «Народную волю»?

С. Бунтман ― Мне кажется, не тот факт, что их оправдали, а тот факт, что их привлекли.

А. Кузнецов ― Может быть.

С. Бунтман ― … три ведь с лишним года это длилось.

А. Кузнецов ― Может быть это, как, безусловно, то, что в свое время по нечаевскому делу привлекли Веру Засулич, и она 2 года отсидела. Конечно, на ее судьбе очень здорово сказалось. А с другой стороны вот у меня есть соблазн предположить, а не увидели ли они в этом огромном, но им же было понятно, что бездарно проваленном властями процессе колосса на глиняных ногах…

С. Бунтман ― Мне кажется, что они…

А. Кузнецов ― … которого только толкни, и он повалится.

С. Бунтман ― ... и так, и так, но это в меньшей степени. В большей степени они увидели, что если привлекают за такие вещи, то что ж тогда они будут делать, если начнется борьба. Если они хотят выжечь мирное просветительство. Ну, давайте прервемся, а потом мы продолжим.

С. Бунтман ― Ну, что же? Мы продолжаем. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. И процесс 193-х. И мы прервали свое повествование на том, как вот все-таки почему, что именно оправдание, что дала слабину, дала власть. Мне кажется, что нет. Мне кажется, что нет. И это поступательное движение…

А. Кузнецов ― Тоже, наверное, по-разному. В случае с Желябовым, наверное, нет. Это был абсолютно железный человек. Я думаю, что он, так сказать, пришел бы к своему выводу.

С. Бунтман ― Он пришел бы к своему, но тут им показали, что нет ни одной мирной дырочки, что нет мирного способа.

А. Кузнецов ― То есть их вытолкнули в радикалы. Да?

С. Бунтман ― Их вытолкнули в радикалы. Это очень что-то…

А. Кузнецов ― Как это делается и сейчас.

С. Бунтман ― Совершенно верно.

А. Кузнецов ― Вот я смотрю, что делают с молодыми ребятами, да, дурнями зачастую, да, очень многих… собственно большинства их каких-то этих самых лозунгов я не разделяю, но это молодые ребята, и если их сажать за прыщик у ОМОНовца, они, выйдя, будут кидать бомбу.

С. Бунтман ― И другие радикализируются. И не только они, не только те, кто вообще за отсутствие каких-либо беспорядков и за, в общем-то, ответ на провокации.

А. Кузнецов ― Но поскольку мы взяли на себя в начале передачи очень серьезное обязательство показать не как в учебнике истории, вот еще одно, если позволите, рассуждение. К вопросу о заслугах адвокатов. Да? Безусловно, работа адвокатов оказала определенное влияние на то, что такое большое количество было… 90 человек было оправдано. И еще довольно большое количество было отпущено из зала суда, им зачли предварительное заключение. То есть они как бы были признаны виновными, но вот вышли на свободу. Так вот о заслугах адвокатов. Буквально вчера мне надо было посмотреть даты рождения и смерти одного из выдающихся адвокатов вот этой самой 1-й волны Льва Абрамовича Куперника. И чтобы далеко не ходить, я открываю «Википедию», потому что с датами рождения и смерти там обычно все-таки все в порядке.

С. Бунтман ― Чаще всего.

А. Кузнецов ― Чаще всего. И натыкаюсь на фразу, после которой я 2 минуты не мог успокоиться, так мне было смешно. Там довольно в таком панегирическом тоне перечисляются заслуги Льва Абрамовича. Действительно очень большие перед российской адвокатурой и обществом. И в частности как пример его блестящего, значит, адвокатского таланта приводится такая деталька: «Во время процесса «Червонных валетов» ему удалось добиться оправдания мещанки Софьи Соколовой, которая оказалась, - значит, - непричастна к этому делу». Ну, действительно Софья Соколова, значит, это доказал Куперник… Кстати говоря, это отец замечательной нашей…

С. Бунтман ― Татьяны Львовны…

А. Кузнецов ― … Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник. Он был…

С. Бунтман ― Переводчицей. Да.

А. Кузнецов ― Переводчицей, актрисой несостоявшейся, можно сказать.

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― Писательница. Вот. Это ее папа. Вот, значит, он сумел убедить судей в том, что мещанка Соколова, которая снимала квартиру, на которую привезли, по совсем старому революционному выражаясь, «потрошить карася», а по более современному, значит, соответственно «чистить лоха». То есть жертву привезли на квартиру, напоили на квартире, что-то, видимо, еще там подлили помимо спиртного. Он проснулся чистый как ангел от всех, что называется, активов. Очень простенькая штука. Да? А в суде, значит, Куперник доказывает, что она, ну, просто чай подавала. Да? Не в курсе она была замыслов. Но мы-то с Вами помним, что Софья Соколова – это Софья Блювштейн, это Сонька – Золотая ручка.

С. Бунтман ― Сонька – Золотая ручка.

А. Кузнецов ― И что Сонька – Золотая ручка просто в этой ситуации подавала чай, и что она вообще хоть в любой ситуации просто подавала чай. Да? Мы теперь понимаем. То есть Куперник, в общем… Я не думаю, что это всерьез бы прервало ее блестящую биографию.

С. Бунтман ― Нет. Дело в том, дорогие товарищи, пускай следствие докажет.

А. Кузнецов ― Это правильно. Но я к тому, что иногда вот эта вот… Конечно. Но сейчас ему ставить в заслугу то, что Сонька еще там сумела несколько лет, что называется, попастись… Понятно, что это все равно Сахалином закончилось, но я к тому, что адвокат такая в этом смысле профессия. Но в любом случае эти люди, я говорю сейчас об адвокатах, надо понимать, что они работали в очень сложных условиях. Дело велось достаточно грубо. Когда стало понятно организаторам процесса, что они возможно… Хотя казалось бы, что неужели это нельзя заранее было понять, да? решили разделить их там на 14, по-моему, отдельных разрядов. Адвокаты возмутились, потому что очень часто один адвокат был там у 5-6, а бывало, что и больше человек. И как в этой ситуации адвокатам работать?

С. Бунтман ― И так проходивших, как оказывалось, по разным разрядам.

А. Кузнецов ― Да. И адвокаты, не смотря на то, что их было 35 человек, выработали общую позицию. И они все, ни один из них не пытался говорить: «Ой, да мой подзащитный, он вообще с этими плохими дядьками, тётьками… Он случайно. Они его запутали».

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― Хотя во многих ситуациях это была бы, наверное, эффективная линия защиты, особенно если бы, так сказать, на фоне еще покаянного размазывающего слезы, значит, лица. Нет, они все, в общем, держались, кто-то более жестко как Александров, кто-то менее жестко как Спасович, но они держались того, что они отстаивают интересы людей идейных. Не уголовной шпаны какой-нибудь, а людей, которые, может быть, заблуждаются, но руководствуются благородными…

С. Бунтман ― Преступного ничего…

А. Кузнецов ― Ничего не делают.

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― Кстати говоря, интересно, что корреспондент «Times», вот уже человек, который не могу быть заподозрен в симпатиях к этим идеям, на 2-й день покинул процесс со словами: «Я тут за 2 дня услышал только, что один читал Лассаля, а другой кому-то передал книжку Маркса». Все. То есть то, что этих людей обвиняли не в каких-то, ну, пусть там государственных преступлениях, но хоть это было бы чем-то обосновано. Да? А вот действительно вот на уровне один другому говорил, вот они говорили, вот они произносили страшные слова там «революция», «бунт», еще что-то. Где организация? Где единый центр, который вы нам обещали показать? Где конспирация? В случае с Нечаевым хотя бы фуфло, но это фуфло Нечаев всем толкнул. Да? И студентам Петровской академии там и другим. Но здесь-то вообще ничего. Правда, вот я говорил, что главным спикером, извините за это выражение, был Ипполит Никитич Мышкин. Вот Ипполит Никитич. Я хочу процитировать, как он… отрывочек из его речи, где он говорил о том, что они все некая партия, они не принадлежат к одной организации, но идейно они едины. И в этом смысле они партия. Цитирую: «Таким образом практическая деятельность всех друзей народа должна заключаться не в том, чтобы искусственно вызвать революцию, а в том, чтобы гарантировать успешный исход ее, потому что не нужно быть пророком, чтобы предвидеть неизбежный исход вещей, неизбежность восстания. Ввиду этой неизбежности восстания и возможной продуктивности его мы полагали предостеречь народ от тех фокусов европейской буржуазии, посредством которых она обманула народ». Ну, народники относились к западноевропейским революциям плохо. Они считали, что это тупиковый путь, что буржуазия народ предаст, как это было в 30-м во Франции, в 48-м…

С. Бунтман: В 48 ― м.

А. Кузнецов ― Во Франции, в Германии и в Австро-Венгрии. И они как раз исходили из того, что…

С. Бунтман ― Да и тут 70-й год в ряд.

А. Кузнецов: 70 ― й совсем недавно…

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― Да. Что вот мы, значит, революционно настроенная интеллигенция, мы должны заменить народу вот в качестве вождя ту гнилую западную буржуазию, которая прикрывается ради своих целей. А мы для народа, ради народа. Мы с народом. Да?
«Такая цель может быть достигнута путем объединения всех революционных элементов, путем слияния двух главнейших ее потоков: одного - недавно возникшего, но проявившегося уже с серьезной силой, - это он о народниках. Да? - и другого потока, более широкого, более могучего - потока народной революции. В этом единении революционных элементов путем окончательного сформирования их и заключалась задача движения 1874 года». Его прерывал председательствующий около 90 раз, потому что, ну, говорил он всякие, Мышкин я имею в виду, дерзкие вещи. И в конце концов, не знаю, спланировано ли это, или Мышкин просто устал, что называется, но вот такой вот всплеск. Вот он заканчивает свое выступление обвинением к суду: «Теперь я вижу, что у нас нет публичности, нет гласности, нет даже возможности выяснить истинный характер дела, и где же? В стенах зала суда! Здесь не может раздаваться правдивая речь, за каждое откровенное слово здесь зажимают рот подсудимому. Теперь я имею полное право сказать, что это не суд, а пустая комедия или нечто худшее, более отвратительное, более позорное, чем дом терпимости: там женщина из-за нужды торгует своим телом, а здесь сенаторы из подлости, из холопства, из-за чинов и окладов торгуют чужой жизнью, истиной и справедливостью, торгуют всем, что есть наиболее дорогого для человечества». Для того чтобы у вас не создалось впечатление, что это просто хлесткая революционная фраза, а на самом деле сенаторы – люди, что называется, почтенные и добрые, я процитирую Анатолия Федоровича Кони, который вспоминал, как в дни предшествовавшие процессу 50-ти тоже над народниками член особого присутствия правительствующего сената, сенатор Хвостов ему говорит: «Я сижу в составе присутствия, и мы просто не знаем, что делать. Ведь против многих нет никаких улик. Как тут быть? А? Что вы скажете?» На что Кони ему естественно, зная Анатолия Федоровича, говорит: «Коли нет улик, так оправдать, вот что я скажу». На что Хвостов: «Да, хорошо вам так, вчуже-то говорить, а что скажет он? Что скажет граф Пален?!» - министр юстиции. То есть действительно в основном вот в этом особом присутствии были люди, конечно…

С. Бунтман ― Ну, а здесь можно сделать несколько выводов, что сенат, в общем-то, давно умер как судебный орган.

А. Кузнецов ― Вы знаете, я Вам так скажу. Дело в том, что вот по многим другим сенатским повседневным делам очень умные читаешь документы, в 1-ю очередь когда сенат выступает как кассационная инстанция по уголовным делам.

С. Бунтман ― Может быть. Да.

А. Кузнецов ― Вы знаете, вот там профессионалы. Или, скажем, по всяким дисциплинарным и адвокатским делам иногда дело доходило до сената, потому что он высшая судебная инстанция. И вот иной раз оттуда в высшей степени профессиональный… То же самое Мултанское дело. Ведь 2 раза сенат его возвращал.

С. Бунтман ― Хорошо. Тогда другая функция.

А. Кузнецов ― Это вот именно…

С. Бунтман ― Это другая функция.

А. Кузнецов ― … вот это присутствие.

С. Бунтман ― Но именно вот это… создавать это присутствие и давать такие полномочия присутствию…

А. Кузнецов ― Именно вот такие…

С. Бунтман ― Причем здесь дискредитация получилась двойная, поскольку дискредитирует и сам сенат, и дискредитирует важность дел, которые отдаются присутствию сенатскому. Здесь дело, в общем-то, идеологическое и его надо сильно раздуть, чтобы оно имело какое-то значение. Здесь нет ни убийства, ни создания беспорядков, ничего.

А. Кузнецов ― Ничего.

С. Бунтман ― Ничего. И когда дальше они понимают, что это неприлично так вот уж судить, тогда отдается и Нечаев, и Вера Засулич отдаются обычному суду, суду присяжных. Здесь получается такое вот удвоение, увеличение, но вот усилитель такой вот работы, что вот он суд нормальный не годен для государства, а суд сенатский не годен вообще ни для чего. И сами себе создали ловушку очень серьезную.

А. Кузнецов ― И вот я обещал рассказать, что получилось с гласностью. Вообще могли, имели право по закону, по этим же самым соображениям особенным имели право сделать закрытое заседание.

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― Для этого не требовалось никакого высочайшего решения. Присутствие сената могло это своим решением провести. Но сочли, что нехорошо. И поэтому выбрали сравнительно небольшой зал. Ну, туда и так с подсудимыми и адвокатами должно было вместиться с жандармами и все прочее…

С. Бунтман ― Любимая забава.

А. Кузнецов ― … около 300 человек.

С. Бунтман ― Выбор маленького зала – любимая забава.

С. Бунтман ― Актива. Да.

А. Кузнецов ― Да. Поэтому ничего похожего на реакцию на, скажем, оправдательный приговор Засулич, когда зал там ревел, рукоплескал, там кричали: «Вера! Верочка! Слава Богу!» и так далее. Тут, конечно, ничего похожего не будет. Но поскольку, в конце концов, обвинитель отказался половину обвиняемых обвинять – да? – суд в результате 90 человек вообще оправдал, еще несколько десятков за отбытием предварительного заключения… По сути вот действительно тяжелые приговоры 28 человекам от 3-х до 10 лет каторги. Вот тех, кого я назвал, 4-х главных организаторов, значит, они по 10 лет получили. А дальше там 9, 8, ну, и до 3-х. 36 человек было приговорено к ссылке. Ну, и более 30 к совсем незначительным наказаниям, там вплоть до штрафов каких-то, так сказать, как их запретов на…

С. Бунтман ― Уже более 3-х лет отсижено в крепости.

А. Кузнецов ― Это правда.

С. Бунтман ― Да.

А. Кузнецов ― И более 3-х лет отсижено в крепости, и почти 100 человек не дожило до этого процесса. Так что, конечно, получился, вот говоря об итогах, абсолютно бездарно провальный процесс.

С. Бунтман ― И очень опасный для будущего.

А. Кузнецов ― Очень опасный. И тут же немедленно дело Засулич это показало. И радикализация, и «Народная воля», и все. В какой-то степени уши растут, конечно, из этого процесса.

С. Бунтман ― Итак, это был процесс 193-х, процесс народников. И мы знаем дальнейшие события. Ну, вот следующая передача 8 мая, и мы решили сделать так: задаться таким вопросом «А за что судили в разных воюющих странах во время войны?» И естественно имеются дела не чисто уголовные, которых…

А. Кузнецов ― Нет, конечно.

С. Бунтман ― … здесь полно. А имеются связанные с самой проблематикой войны. И вот посмотрите, что мы вам предлагаем. Например, «Процесс 59-ти». Очень много у нас здесь цифр опять же. Над активистами Организации украинских националистов (ОУН). Это Советский Союз. 41-й год.

А. Кузнецов ― Это январь 41-го года. Это один из многих процессов, которые будут происходить над… В данном случае это не руководители. Руководители ОУН, до кого сумели дотянуться, уже к этому времени были расстреляны по процессу октября 40-го года. Похватали молодежь. Похватали активную молодежь. И вот попытались тоже сделать из нее вот такой процесс над, значит, антисоветским подпольем. Что из этого получилось, если выберете, расскажем.

С. Бунтман ― Суд над Эдуаром Даладье, Полем Реньо и другими по обвинению в развязывании войны против Германии. Это 42-й год, Французское государство. l"État français. Это петэновская Франция.

А. Кузнецов ― Это вишистская Франция.

С. Бунтман ― Вишистская Франция. Причем здесь и Эдуар Даладье, который умерял, умиротворял Гитлера…

А. Кузнецов ― Конечно, один из подписавших…

С. Бунтман ― … и великий, чудесный, стойкий Поль Реньо…

А. Кузнецов ― Да.

С. Бунтман ― … который за несколько недель своего правления сумел организовать ясное сопротивление германскому нашествию. Вот. Суд над советским разведчиком Рихардом Зорге и членами его группы. Это Япония, 43-й год.

А. Кузнецов ― Да.

С. Бунтман ― Да. И, наконец, суд над комендантом Бухенвальда Карлом Кохом и его супругой. Это еще все еще Германская империя, 45-й год.

А. Кузнецов ― Да, Вы знаете, эта та самая Эльза Кох, которую тут не так давно нам пришлось вспомнить в связи с абажурами и всем прочим…

С. Бунтман ― Да, в связи с чудесными выступлениями.

А. Кузнецов ― Да. А Карл Кох… Ну, там мы еще расскажем о следователе и судье по этому делу, потому что это поразительный человек, который занимался в 3-м Рейхе коррупцией среди своих. И вот Кох-то погорел на коррупционном деле.

С. Бунтман ― А вот давайте… Это еще нацистская Германия.

А. Кузнецов ― Мне кажется, Вы пропустили. У нас же 5 там должно быть дел. Вы пропустили еще «Красную капеллу».

С. Бунтман ― Да, я пропустил «Красную капеллу». Но я сейчас ее упомяну. Суд над Харро Щульце-Бойзеном и Арвидом Харнаком, советскими разведчиками. Это Германская империя, тоже 42-й год. «Красная капелла» знаменитая. Вот, друзья мои, вы можете голосовать. Ради Бога! А мы с вами прощаемся как раз до 8 мая.

А. Кузнецов ― Да.

С. Бунтман ― Вот когда будем разбирать…

А. Кузнецов ― До дня 1-й капитуляции.

С. Бунтман ― Да, да. Один из этих процессов. Всего вам доброго! До свидания!

А. Кузнецов ― Всего доброго! До свидания!

100 знаменитых судебных процессов Скляренко Валентина Марковна

«Дело 193-х», или «Большой процесс»

Это был самый крупный политический процесс за всю историю царской России, «процесс-монстр», как называли его современники; на нем власть судила фактически не конкретных лиц, а само историческое явление «хождения в народ», которое имело место в 1874 году.

Весной 1874 года в России развернулось интересное явление: массовое «хождение в народ», то есть в крестьянство, российских революционеров-народников. Они, вооружившись пропагандистской литературой, решили заняться проповедью идей всеобщего равенства, а заодно объяснить жителям села, «кто виноват» и «что делать». Эта акция быстро приняла беспрецедентный размах: «хождение в народ» было зафиксированы в 51 губернии империи, а общее число участников - «просветителей крестьянства» - перевалило за 10 000 человек! При этом одновременно к акции подключились абсолютно все народники, на время оставив споры по поводу тактики движения.

Жандармские документы свидетельствовали, что этот невероятный «крестовый поход социализма» не имел аналогов в мире; такой «энергии и самоотвержения не знала ни одна история тайных обществ в Европе».

Однако «хождение» народников при этом продолжало оставаться вполне мирным, пропагандистско-просветительским движением, а сами крестьяне реагировали на беседы неопасным для самодержавия образом. На борьбу жители села подниматься не собирались, а особо активных «учителей» просто сдавали местным властям. По сути, в этом случае правительству следовало бы ограничиться судом над самыми необузданными бунтарями (их даже народники называли «вспышко-пускателями»); однако царизм мелочиться не стал. Видимо, кто-то наверху решил, что «лучше перебдеть, чем недобдеть», и на головы всех без исключения «ходебщиков» обрушились жесточайшие репрессии.

Устроить нечто похожее на общегосударственную облаву на народников помог случай. 31 мая 1874 года в Саратове жандармы «накрыли» всероссийскую явку, законспирированную под башмачную мастерскую. В руках властей оказались десятки адресов и шифров, что позволило «вычислить» огромное число кружков в разных губерниях империи. 4 июля того же года повсеместно начатое дело «О пропаганде» было централизовано; теперь за результаты расследования отвечали начальник Московского губернского жандармского управления генерал-лейтенант И. Л. Слезкин и прокурор Саратовской судебной палаты С. С. Жихарев. Последний, кстати, являлся юридически ответственным распорядителем дознания.

Стараниями этой «сладкой парочки» Россию захлестнул такой «следственный потоп», какого история русского революционного движения еще не знала. За несколько месяцев число арестованных превысило 8000 человек! Затем правительство решило устроить грандиозный показательный процесс против «крамолы»; его целью должно было стать представление революционеров в виде закоренелых преступников. Предполагалось, что после столь масштабного разбирательства на народников ополчится как российская, так и мировая общественность.

Власти рассчитывали на успех недаром. Россиян можно было легко припугнуть размахом «преступных группировок»; к тому же против 8000 арестованных жандармы успели собрать массу документальных улик, что позволяло разоблачить опасность «крамолы» и щегольнуть профессионализмом карателей. Вопрос о подготовке процесса обсуждался на заседаниях Комитета министров 18 и 26 марта 1875 года. Однако вскоре стало ясно: жандармы в горячке посадили за решетку массу совершенно непричастных к «хождению» людей. Наспех проведя отсев жертв следственной ошибки, лица, ответственные за подготовку процесса, привлекли к дознанию. всего 770 человек! А после нового отбора число обвиняемых «просветителей крестьянства» сократилось до 265 человек.

Следователи старались сформулировать обвинения как можно более жестко, и с этой целью старательно подтасовывали факты. К тому же на подследственных весьма изобретательно «давили», на них науськивали свидетелей. В итоге следствие растянулось на три с половиной года. За это время число народников, привлеченных по делу о «крамоле», существенно сократилось: не выдержав жуткого существования в тюремных казематах и «задушевных» бесед с жандармами, 43 человека скончалось, 12 предпочли сами наложить на себя руки, а 38 сошли с ума.

Осенью 1877 года 197 наиболее опасных народников получили на руки обвинительный акт. Но вскоре скончались еще четверо подследственных, так что перед судом предстали в итоге 193 человека. Обвинительный акт, составленный по указанию сверху, говорил о «едином преступном сообществе», которое ставило своей целью «исполнение всероссийского злодейского заговора». В частности, подсудимым вменялась в вину подготовка «ниспровержения порядка государственного устройства», «готовность к совершению всяких преступлений» и намерение «перерезать всех чиновников и зажиточных людей». Об учении народников говорилось отдельно; «крамольники» якобы проповедовали житье за чужой счет. Естественно, власти были уверены, что такие обвинения ужаснут не только среднестатистического обывателя, но и представителей «мозговой элиты». А значит, общество с ужасом отвернется от народников.

«Процесс 193-х» начался 18 октября 1877 года. Председателем суда выступал умудренный карательным опытом сенатор К. К. Петерс, а прокурором был назначен карьерист В. А. Желеховский, которого даже собственные коллеги за глаза именовали «воплощенной желчью». Подсудимые в большинстве своем успели договориться между собой, как вести себя во время заседаний. В том случае, если власти пойдут на проведение закрытого процесса, обвиняемые решили бойкотировать его, а если суд все же будет гласным, то использовать его как трибуну для пропаганды своих идей. Из-за этого 62 человека вообще отказались от услуг адвокатов, самостоятельно подготовив защитительные речи.

Процесс тем временем власти объявили публичным. Однако для заседаний было выделено такое помещение, что в зале едва уместились судьи, подсудимые и охрана. При этом на обычные для подсудимых места усадили якобы организаторов «преступного сообщества» - Мышкина, Ковалика, Войноральского и Рогачева. Что же касается остальных обвиняемых, то им пришлось занять. места для публики! В итоге, свободными остались только 15–20 мест в углу зала. На них усадили «проверенную публику», пришедшую по именным билетам, и нескольких агентов III отделения. Кроме того, сановная публика занимала проходы между судейскими креслами. Двери здания, наводненного невероятным числом жандармов, во время процесса оставались закрытыми. Складывалось впечатление, что здание находится в осаде.

Таким образом, суду удалось оградить себя как от излишней огласки, так и от возможных эксцессов. Сами же обвиняемые на процессе были разделены на 17 групп; их дела рассматривались раздельно ввиду «недостаточности помещения». Из-за этого 120 народников заявили о том, что власти прибегают к юридическому шулерству, и бойкотировали суд (отказались являться на заседания). Этих участников процесса пресса окрестила «протестантами». Свое решение они мотивировали желанием остаться чистыми в глазах России; поскольку «протестантов» фактически лишили возможности превратить скамью подсудимых в трибуну, они «прямо и открыто плюнули на этот суд». Каждый из 120 «отказников» не только говорил о том, что не признает суд, но и сопровождал это обличительными репликами. Особо отличился в этом плане Феофан Лермонтов; молодой человек язвительно предложил сенаторам «вместо всего другого лучше прочитать сегодня же окончательный приговор, который, вероятно, уже давно заготовлен у суда». «Протестанты» поставили суд в весьма затруднительное положение, выбив из рук устроителей процесса инициативу обвинения. Эти 120 человек держались принципа «один за всех, все за одного» и столь эмоционально выступили против организаторов процесса, что судья вынужден был закрыть заседание и удалить народников из зала. Сцены протеста продолжались до тех пор, пока эту часть подсудимых вообще не перестали приводить в суд. Ничего подобного в истории царского суда не было ни до, ни после этого процесса! А впереди его устроителей ждали еще более интересные сюрпризы. Сенаторы роптали на необходимость ежедневно выслушивать от подсудимых оскорбления в свой адрес, судьи пребывали в растерянности, каждое заседание оборачивалось скандалом. Не выдержав этого, К. К. Петерс 30 ноября серьезно заболел, и доводить процесс до конца пришлось сенатору К. К. Ренненкампфу.

Когда суд над «протестантами» скандально провалился, обвинение взялось за так называемых «католиков», которые согласились на участие в процессе. Но и их не удалось выставить выродками. Улик в преступной деятельности обвиняемых не хватало; в лучшем случае судьи обнаруживали, что кто-то из них вел «предосудительные беседы» или распространял «запрещенные книжки». А тут еще свидетели массово стали отказываться очернять народников. Они заявляли, что прежние показания давали под давлением прокурора, лгали из корысти. В большинстве же своем свидетели говорили: следствие шло слишком долго и они успели «все забыть».

Никогда в России - ни раньше, ни позже - состав защиты на политическом процессе не был таким блестящим, как по делу «193-х». Здесь был представлен почти весь цвет российской адвокатуры. Эти люди так или иначе оказались связанными с революционерами - идейно, лично или родственными узами. Так, «король адвокатуры» В. Д. Спасович, например, был ближайшим другом Сигизмунда Сераковского. «Совесть адвокатского сословия» Д. В. Стасов долгое время поддерживал приятельские отношения с А. И. Герценом и Н. Г. Чернышевским. Е. И. Утин был братом основателя и руководителя Русской секции I Интернационала Н. И. Утина, В. О. Люстиг - братом народовольца Ф. О. Люстига (осужденного на 20 лет каторги), Г. В. Бардовский - братом социалиста П. В. Бардовского (повешенного жандармами ранее). Что же касается знаменитого оратора П. А. Александрова, то он сам лично числился в списках III отделения как лицо весьма неблагонадежное. А молодой?. П. Карабчевский, впоследствии ставший лучшим адвокатом России, был женат на сестре народовольца С. А. Никонова. Подобным образом с революционерами оказались связаны 35 участвовавших в процессе защитников!

Естественно, адвокаты не давали обвинению ни единой спокойной минуты; за два дня до окончания процесса представитель III отделения жаловался императору на то, что «защитники, вместо того чтобы сдерживать подсудимых, подстрекают их».

15 ноября 1877 года произошло кульминационное событие суда над народниками. В этот день на заседании выступил Ипполит Мышкин, чья речь, предварительно согласованная с остальными подсудимыми и выражавшая их общую точку зрения, стала одной из наиболее знаменитых в истории политических процессов. Мышкина, успевшего поведать присутствующим об основных идеях народнического социализма, разоблачить антинародную политику царизма после «мнимого освобождения крестьян» и предупредить, что нынешнее положение народа чревато революционным взрывом, председатель суда прерывал 60 (!) раз. В конце обвиняемый сказал: он имеет полное право назвать этот суд отвратительной и позорной комедией.

Председатель суда хотел удалить речистого народника из зала, но другие подсудимые ему помешали это сделать. В помещении завязалась самая настоящая драка; Мышкина жандармам все же удалось выволочь за дверь, а его товарищи по несчастью тем временем бросали в лицо судьям обвинения. Дмитрий Рогачев, который мог легко завязать узлом кочергу, до полусмерти перепугал сенаторов, пару раз основательно тряхнув решетку, за которой сидели народники.

Такого в истории криминалистики не случалось ни разу. Достаточно сказать, что председатель суда просто сбежал, даже не объявив о закрытии заседания. В зале стоял невообразимый шум. Желеховский причитал: «Это настоящая революция!» Наконец вооруженной охране удалось выпроводить присутствующих и отправить подсудимых обратно в камеры.

Речь Мышкина обошла мировую прессу, сильно подорвав авторитет российского суда и дома Романовых. Обвинение решило передать слушание «дела 193-х» в военный суд, однако адвокатура настояла на продолжении публичного процесса, который закончился только 23 января. Итог его для властей оказался печальным: вместо обличения «крамолы» правительство предстало в совершенно неприглядном свете.

Чтобы сгладить общее негативное впечатление от процесса, Особое присутствие приняло решение смягчить приговор и даже рискнуло оправдать 90 человек обвиняемых. К тому моменту они уже успели отбыть по три-четыре года предварительного тюремного заключения. Но Александр II с этим постановлением не согласился, отправив 80 из 90 оправданных в административную ссылку; 39 народников были приговорены судом к ссылке, 32 - к тюремному заключению, а 28 - к каторжным работам на срок от трех с половиной до 10 лет. Самый большой каторжный срок получили пятеро подсудимых: Мышкин, Войноральский, Ковалик, Рогачев и Муравский. Ипполит Мышкин 19 апреля 1882 года бежал с Нерчинских каторжных рудников, добрался до Владивостока, но там был схвачен и доставлен в Шлиссельбургскую крепость, где заточен навечно в одиночную камеру. Но он и в Шлиссельбурге не опустил рук, боролся, протестовал, запустил тарелку в физиономию смотрителю-изуверу и за это 26 января 1885 года был расстрелян.

Кстати, никто из 193 осужденных прошение о помиловании так и не подал. Вместо этого 24 народника перед самой отправкой на каторгу обратились к «товарищам по убеждению» с политическим завещанием. «Процесс 193х» произвел огромное впечатление на современников; он всколыхнул как Россию, так и Европу, а также способствовал активизации оппозиционных царизму сил. А ведь все могло быть иначе, если бы власть не превратила обычное расследование в цирк едва ли не мирового масштаба. Вот уж действительно: «Какой мерой меряете.»

Из книги Сталин. На вершине власти автора Емельянов Юрий Васильевич

Глава 32. «ДЕЛО ЕАК», «ДЕЛО ВРАЧЕЙ» И ИНТРИГИ В ОРГАНАХ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ Если Вознесенский, Кузнецов и другие были обвинены (правда, косвенно и непублично) в «русском национализме», то почти одновременно были выдвинуты обвинения против ряда лиц в «еврейском национализме»

Из книги Князь Феликс Юсупов. Мемуары автора Юсупов Феликс

ГЛАВА 8 1924-1925 Гнев Виденера – В Нью-Йорк на суд – Грубость выражений в зале заседаний – Дело в шляпе – Поездка на Корсику – Покупаем два дома в Кальви – Приветливость корсиканцев – Дело в суде проиграно – Большевики нашли наш московский тайник – Новые предприятия:

Из книги Революционное самоубийство автора Ньютон Хьюи Перси

26. Процесс Еще до начала суда над Хьюи в середине июля мы знали, что власть предержащие горя6 т страстным желанием его повесить. Мы хорошо представляли себе, насколько велико вероломство Уильяма Ноуленда (издателя оклендской газеты «Трибьюн»), мэра, местных политиков,

Из книги Тамерлан автора Ру Жан-Поль

Процесс Обвинительный акт готов. Преступления совершены тяжкие. В течение целой трети века Тамерлан занимался депортацией населения разных городов и стран, массовым угоном в рабство, выжиганием населенных пунктов, превращением в пустыню различных провинций,

Из книги За языком до Киева [Сборник. Илл. В. Б. Мартусевич] автора Успенский Лев Васильевич

ПРОЦЕСС И так им и прошения тамошние люди пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А. Н. Островский Суд Соломона - мудрый и милостивый суд, основанный на разуме и совести. Фразеологический словарь Дед мой с материнской стороны - Алексей Измайлович Костюрин, прежде чем

Из книги Караджале автора Константиновский Илья Давыдович

ПРОЦЕСС История процесса Кайона не менее поучительна, чем его преступление.Караджале знал, что ему нужно сосредоточиться на «вещественных доказательствах», которые были бы понятны людям, не искушенным в литературных делах. Он знал, кто судья и кто присяжные. Он

Из книги Мсье Гурджиев автора Повель Луи

Из книги Цезарь автора Геворкян Эдуард

Процесс Катилина, сбежав из Рима, присоединяется к войскам своих сторонников в Этрурии. Манлию удалось собрать почти два легиона, костяк которых составляли бывшие воины Суллы, опытные бойцы, готовые сражаться за своего вождя и за добычу. К ним примкнули и разорившиеся

Из книги Шел из бани. Да и все… [с фотографиями] автора Евдокимов Михаил Сергеевич

Юрий Чернышов ДЕЛО ЩЕРБИНСКОГО СТРАННЫМ ОБРАЗОМ ЗАСЛОНИЛО СОБОЙ ДЕЛО ЕВДОКИМОВА 23 марта 2006 года коллегия Алтайского краевого суда вынесла решение прекратить дело о гибели Михаила Евдокимова и освободить из-под стражи Олега Щербинского, который до этого был приговорен

Из книги 100 знаменитых судебных процессов автора Скляренко Валентина Марковна

Лейпцигский Процесс, или Дело о поджоге рейхстага Довольно грубо инсценированное судебное разбирательство против коммунистов, которых германские фашисты ложно обвинили в поджоге рейхстага. Этот процесс проходил в Лейпциге 21 сентября - 23 декабря 1933 года и закончился

Из книги О нас – наискосок автора Фрумкина Ревекка Марковна

«Процесс 16-ти» Процесс по делу мнимого «объединенного троцкистско-зиновъевского центра», состряпанный Сталиным и его подручными для ликвидации политических противников «вождя всех народов».15 августа 1936 года советские газеты опубликовали сообщение прокуратуры СССР о

Из книги Воспоминания автора Сахаров Андрей Дмитриевич

«Процесс» Мы высказались - и, насколько я помню, успокоились. А тем временем персональное дело Нели двинулось по инстанциям. Самый жуткий эпизод из длинной цепи последующих событий я знаю с чужих слов. История тоже по-своему характерная и столь же непредставимая в наши

Из книги Некогда жить автора Евдокимов Михаил Сергеевич

ГЛАВА 5 Киевская конференция. Дело Пименова и Вайля. Появляется Люся. Комитет прав человека. «Самолетное дело» В июле я провел месяц в больнице, где мне сделали операцию грыжи. Поправившись, я решил поехать в Киев на традиционную, так называемую Рочестерскую, международную

Из книги Мицкевич автора Яструн Мечислав

Юрий Чернышов Дело Щербинского странным образом заслонило собой дело Евдокимова 23 марта 2006 года коллегия Алтайского краевого суда вынесла решение прекратить дело о гибели Михаила Евдокимова и освободить из-под стражи Олега Щербинского, который до этого был приговорен

Из книги Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 2 автора Кулиш Пантелеймон Александрович

ПРОЦЕСС Все началось с полнейших пустяков. «В четвертом классе Виленской гимназии, - как сообщает мемуарист Эдвард Массальский, - какой-то сопляк, кажется Плятер, после ухода одного из преподавателей, прежде чем вошел следующий его коллега, громко скрипя мелом по доске,

Из книги автора

XXIV. Письма к П.А. Плетневу по поводу издания "Переписки с друзьями": тайна, в которой должно было быть сохранено дело; - расчеты на большой сбыт экземпляров; - поправки; - высокое мнение автора о значении книги; - искренняя преданность к Царствующему Дому; - о нуждающихся в

«Процесс 193-х», «Большой процесс», суд над участниками «хождения в народ» . Состоялся в Особом присутствии Правительствующего сената (Петербург) 18 (30) октября 1877 - 23 января (4 февраля) 1878. Наиболее крупный политический процесс в царской России. Главные обвиняемые: И. Н. Мышкин , Д. М. Рогачёв, П. И. Войнаральский , С. Ф. Ковалик . По процессу судились также А. И. Желябов , С. Л. Перовская , Н. А. Морозов , М. П. Сажин , М. Ф. Грачевский , Л. Э. Шишко , М. Д. Муравский , Ф. В. Волховский , Л. А. Тихомиров , А. В. Якимова , М. В. Ланганс и др. Среди подсудимых было 38 женщин. Число арестованных по делу 193-х превышало 4 тыс. Многие из них отбыли несколько лет предварительного одиночного заключения. К началу процесса 97 чел. умерли или сошли с ума. Подсудимые были участниками не менее 30 разных (главным образом пропагандистских) кружков. Однако почти все они (177 чел.) обвинялись в организации единого «преступного сообщества» с целью государственного переворота. Чтобы облегчить расправу над подсудимыми, суд разделил их на 17 групп для разбирательства дела. В ответ 120 подсудимых бойкотировали суд. Центральным событием «П. 193-х» была речь Мышкина, который обосновал революционную программу народников. Защитниками на суде выступали В. Д. Спасович, Д. В. Стасов, П. А. Александров, Г. В. Бардовский, А. Л. Боровиковский, В. Н. Герард, Е. И. Утин, А. А. Ольхин и др. Они во многом содействовали увеличению политического значения процесса. Для поддержки обвинения были вызваны 472 свидетеля. Не в силах доказать сфабрикованное обвинение суд вынес приговор очень мягкий сравнительно с тем, на который рассчитывало правительство: из 190 подсудимых (3 умерли во время процесса), 90 были оправданы и лишь 28 приговорены к каторге. Однако Александр II санкционировал административную высылку для 80 чел. из оправданных судом. Перед отправкой на каторгу и в ссылку 24 осуждённых передали на волю «Завещание» с революционным призывом. «Завещание» осуждённых, речь Мышкина, отчёты о заседаниях суда стали оружием революционной агитации. Наряду с др. судебными процессами 1877-78 «П. 193-х» ускорил переход народников от анархистского аполитизма к политической борьбе с самодержавием. Материалы процесса (главным образом речь Мышкина) обошли мировую печать и возбудили интерес и симпатии широкой международной общественности к русскому освободительному движению.

Лит.: Стенографический отчет по делу о революционной пропаганде в империи. Заседания Особого присутствия правительствующего Сената, т, 1, СПБ, 1878; Процесс 193-х, М., 1906; К истории процесса 193-х (публ. К. Г. Ляшенко), «Исторический архив», 1962, № 3; Антонов В. С., К процессу 193-х, «Вопросы архивоведения», 1961, № 1; Троицкий Н. А., Процесс «193-х», в сборнике: Общественное движение в пореформенной России, М., 1965.