Чезаре беккариа криминология. Чезаре беккариа бонесано
К ТОМУ, КТО ЧИТАЕТ
Разрозненные отрывки законов античного народа-завоевателя, собранные воедино по велению императора, правившего двенадцать веков тому назад в Константинополе, в дальнейшем были перемешаны с лонгобардскими обычаями и погребены в томах темных и путаных комментариев частных лиц. Они-то и составляют те освященные традицией мнения,которые в большей части Европы все еще называются законами. И как это ни прискорбно, до сих пор любое мнение Карпцова, любой древний обычай, упомянутый Кларусом, любая пытка, с возмутительным злорадством подсказанная Фаринацием, считаются законами. И именно ими ничтоже сумняшеся руковод-ствуются те люди, которым следовало бы с трепетом душевным подходить к решению людских жизней и судеб. Эти законы, являющиеся наследием времен самого жесткого варварства, и служат предметом исследования в данной книге в той их части, которая касается уголовной системы. Причем я беру на себя смелость рассказать о недостатках этих законов языком, не доступным для непросвещенной и необузданной толпы тем, кому доверено общественное благо. Поиск истины в ее первозданном виде и независимость от общепринятых суждений, характерные для написания этого сочинения, - результат благосклонного и просвещенного правления, под сенью которого живет автор. Правящие нами великие монархи, благодетели человечества, любят выслушивать правду, изрекаемую безвестным философом с твердостью, но без фанатизма, свойственного тем, кто прибегает к насилию или обману, однако чужд разума. Что ж до упомянутых выше недостатков, то они, если тщательно взвесить все обстоятельства, являют собой не что иное, как обличение и упрек прошлому, а не нынешнему веку и его законодателям.
А посему желающему удостоить меня своей критикой следовало бы сперва хорошо уяснить себе, что цель данного сочинения заключается не в умалении, а в возвышении роли законной власти, если только она воздействует на людей скорее убеждением, чем насилием, мягкостью и человеколюбием, оправдывая свое назначение в глазах всех. Злонамеренная критика против моего сочинения основана на недоразумении и заставляет меня прервать на мгновение мои рассуждения с просвещенными читателями, чтобы раз и навсегда покончить с ошибками, которыми чревато трусливое рвение, и клеветой, порожденной злобной завистью.
Есть три источника моральных и политических принципов, лежащих в основе поведения людей: божественное откровение, законы природы и общественные договоры. Они не равнозначны, и первый источник отличается от двух других конечной целью. Но их роднит общая черта - направленность на достижение счастья при жизни на земле. Рассмотрение общественных отношений, основанных на третьем источнике, отнюдь не умаляет роли отношений, обусловленных двумя первыми. Но так как эти два источника, несмотря на божественность и неизменность своей природы, по вине людского рода бесконечно искажались ложным пониманием религии и превратным толкованием порока и добродетели в развращенных умах, то представляется необходимым рассматривать их отдельно от тех явлений, которые возникают исключительно в результате соглашений между людьми, заключаемых непосредственно или подразумеваемых, независимо от того, вызвано это необходимостью или осознанием общей пользы. С этой идеей неизбежно согласятся все религиозные секты и системы морали, ибо всегда будут поощряться усилия, направленные на то, чтобы заставлять самых упрямых и недоверчивых разделять те принципы, которые побуждают людей к жизни в обществе. Таким образом, существует три вида добродетелей и пороков: религиозные, природные и общественные. Они никогда не должны противоречить друг другу. Но не все последствия и обязанности, вытекающие из одного вида добродетелей и пороков, характерны и для других. Не все, предписываемое божественным откровением, предписывается законами природы и не все, предписываемое этими законами, предписывается законами общества. Однако исключительно важно выделить то, что вытекает непосредственно из общественного договора, явно или молчаливо заключенного между людьми, поскольку этот договор очерчивает сферу действия правопорядка, который регулирует человеческие взаимоотношения без особой на то санкции Всевышнего. Следовательно, идея общественной добродетели может считаться, без ущерба для ее достоинств, изменчивой. Природная же добродетель, не будь она запятнанной темными людскими страстями и глупостью, должна была бы вечно оставаться чистой и прозрачной. Лишь идея религиозной добродетели всегда неизменна, ибо она прямой результат божественного откровения и Богом сохраняется в первозданном виде.
И посему ошибочно было бы приписывать тому, кто говорит только об общественном договоре и последствиях, из него вытекающих, принципы, противоречащие законам природы и божественному откровению лишь на том основании, что он о них умалчивает. Ошибочно было бы также утверждать, что говорящий о состоянии войны, предшествовавшем общественному договору, следует в этом вопросе за Гоббсом, т.е. отрицает в человеке врожденное чувство долга и обязанностей, вместо того, чтобы усматривать причины этого состояния в испорченности человеческой натуры и в отсутствии писаных законов. Ошибочно было бы обвинять писателя, рассматривающего последствия общественного договора, и в том, что он исключает возможность возникновения этих последствий еще до появления самого договора.
Справедливость божественная и справедливость природная по сути своей неизменны и постоянны, так как отношение между двумя неизменными величинами всегда одинаково. Но человеческая, т.е. общественная, справедливость, - не что иное, как результат соотношения между деятельностью в обществе и его постоянно меняющимся состоянием. А потому она может изменяться в зависимости от степени необходимости или полезности этой деятельности для общества. Таким образом, общественную справедливость можно определить лишь основываясь на анализе сложных и постоянно изменяющихся отношений общественной жизни. И если допустить смешение этих совершенно различных принципов, на которых основаны справедливость божественная, природная и общественная, то нельзя будет правильно рассуждать о делах общества. Пусть теологи разграничивают понятия справедливости и несправедливости с точки зрения соотношения добра и зла, присущих человеческим поступкам. Выявлять и соотносить понятия справедливости и несправедливости в смысле общественном, т.е. с точки зрения полезности или вреда для общества, - задача публицистов. И в этом случае не пострадает ни одна из рассматриваемых сфер, так как каждому становится очевидным, насколько добродетель чисто общественная должна уступать божественной добродетели, не подверженной никаким изменениям.
И кто бы, повторяю, ни захотел удостоить меня своей критикой, не должен исходить из предпосылки, что мои принципы губительны для нравственности или религии, так как я показал - это не мои принципы. А вместо того, чтобы представлять меня безбожником, пусть критикующий лучше попытается доказать, что я не умею логически мыслить или что я недальновидный политик. Пусть он не содрогается от любого моего предложения в интересах человечества, пусть убедит меня в бесполезности или в политической крамоле моих принципов, в преимуществе порядков, доставшихся от прошлого. Я уже публично доказал свою религиозность и верноподданнические чувства государю в своем ответе на "Заметки и замечания". Отвечать на последующие подобные сочинения было бы излишне. Но тот, кто будет писать с достоинством, присущим честным людям, и с такой же степенью просвещенности, что избавит меня от необходимости доказывать азбучные истины, каковы бы они ни были, найдет во мне не столько заядлого спорщика, сколько смиренного почитателя истины.
ВВЕДЕНИЕ
Обычно люди вверяют заботы о важнейших правоположениях, регулирующих их повседневную жизнь, собственному здравому смыслу или отдают на откуп тем, чьим интересам противоречит появление хороших законов, поскольку они уже в силу своей природы направлены на достижение всеобщего блага и препятствуют усилиям тех немногих, которые стремятся сосредоточить в своих руках всю полноту власти и богатства, оставляя большинству бессилие и нищету. Поэтому-то, лишь совершив множество ошибок в важнейших вопросах, касающихся жизни и свободы, лишь испив до дна чашу страданий и зла, отчаявшиеся люди берутся за исправление того беспорядка, который их угнетает, и начинают постепенно осознавать самые простые истины. Эти истины обыденный ум не в силах воспринять по причине их простоты, ибо не привык анализировать явления, а способен усваивать лишь общие впечатления, да и то скорее по сложившейся привычке, чем по здравому размышлению.
Вчитываясь в историю, мы убеждаемся, что законы, хотя они по существу не что иное как договоры свободных людей или по крайней мере должны быть таковыми, служат в основном инструментом выполнения желаний ничтожного меньшинства или же удовлетворения случайной и преходящей потребности. Но никогда еще законы не были результатом объективного исследования человеческой природы, что позволило бы сконцентрировать с их помощью усилия большинства людей для достижения единой цели и рассматривать эту цель исключительно как наивысшее счастье для максимально большего числа людей. Счастливы те немногие нации, которые, не дожидаясь, пока неспешный ход человеческой истории и связанные с ним перемены в отношениях людей повлекут за собой постепенный поворот от зла, дошедшего до крайнего предела, к добру, сами ускорили этот поворот, насаждая хорошие законы. И философ, который отважился бросить людям из глубины своего полутемного и уединенного кабинета первые и долго не дающие всходов семена полезной истины, заслуживает людской признательности.
Ныне уже известно, какими должны быть истинные отношения между государем и его подданными, равно как и между различными нациями. Торговля оживилась под влиянием мудрых истин, распространившихся повсеместно благодаря печатному слову, и между нациями ведется молчаливая война трудолюбиий, самая гуманная и наиболее достойная разумных людей. Таковы плоды этого просвещенного века. Однако лишь немногие исследователи осудили жестокость наказаний и неупорядоченность уголовного судопроизводства, т.е. той части законодательства, которая играет исключительно важную роль практически во всех европейских государствах, но и поныне остается там беспризорной. Очень немногие также, опираясь на общие принципы, пытались пробить толщу вековых заблуждений, чтобы с помощью света познанных истин, по крайней мере, сдерживать все менее управляемый произвол власти, которая до сих пор являла собой пример ничем не ограниченной холодной жестокости. Стоны обессиленных, принесенных в жертву бессердечному невежеству и лишенному чувства сострадания богатству, варварские пытки, применяемые с ничем не оправданной суровостью, чудовищность которых еще более возрастает в связи с недоказанностью или химеричностью предъявляемых обвинений, убогость и ужасы тюрем, усиленные неизвестностью - этим беспощадным палачом несчастных заключенных, - должны были бы заставить содрогнуться сановных чиновников, в чьей власти манипулировать общественным мнением.
Бессмертный президент Монтескье лишь бегло коснулся этой темы. Истина неделима, и это заставило меня проследовать по пути, освященному гением великого человека. Но мыслящие люди, для которых я пишу, сумеют отличить мою поступь от его. Я был бы счастлив, если бы сумел добиться, как и он, глубокой признательности скромных и смиренных последователей разума и вызвать в них тот сладостный трепет, который охватывает утонченные души, откликнувшиеся на призыв защитить интересы человечества.
Энциклопедия юриста
Беккариа Чезаре (1738–1794)
Беккариа Чезаре (1738–1794)
БЕККАРИА (Beccaria ) Чезаре (1738–1794) - выдающийся итальянский юрист, гуманист и просветитель; родился и жил в Милане. После окончания юридического факультета занялся литературной деятельностью. В возрасте всего 25 лет, не будучи ни профессиональным юристом, ни университетским ученым-правоведом, Б. за 4 месяца написал книгу-памфлет "О преступлениях и наказаниях" (1764), которая и определила его место в истории политических учении, уголовного права и законодательства.
В своей книге Б. не только обличал, но и доказывал нерациональность жестокости, несправедливости и произвола феодального правосудия, убедительно раскрывал бессистемность и противоречивость законодательства современных ему государств Европы. Особое внимание он обращал на законы в области преступлений, наказаний и судебной процедуры. Книга Б. содержала страстный призыв к искоренению феодальных судебных порядков, при которых "царицей доказательств" объявлялось признание обвиняемого, полученное под пытками. При этом Б. доказывал, что жестокие и несправедливые формы феодального судопроизводства неэффективны, поскольку пытками легче вырвать «признание» у невиновного, чем у закоренелого преступника.
В противовес этому Б. изложил принципы, на которых следовало бы основывать гуманное, справедливое и в то же время рациональное и эффективное уголовное законодательство. Б. призывал к установлению равенства всех граждан перед законом, прежде всего путем отмены привилегий дворянства и духовенства (сам Б. принадлежал к аристократическому обществу, носил титул маркиза). Б. настаивал на том, что только закон может определять круг преступных деяний и что виновный может быть приговорен только к тому наказанию, которое ранее было установлено законом. При этом закон должен соразмерять тяжесть преступления и наказания, а число деяний, влекущих за собой уголовную репрессию, должно быть сокращено до "разумного минимума" прежде всего путем отмены наказаний за ересь, колдовство и т. п. Наказанию следует подвергать только действия, а не слова или мысли людей: тяжесть наказания определяется тем вредом, который причинен "общественному благу".
Б. призывал к постепенному смягчению наказаний, но с тем, чтобы оно неотвратимо следовало за преступлением. В своей книге Б. привел ряд аргументов в пользу отмены смертной казни, которые используются и поныне: как показывает "опыт веков", она не останавливает преступников, уступает как средство устрашения зрелищу пожизненного рабства, ожесточает нравы, подавая людям пример жестокости, и т. п. (В конце своей жизни, будучи членом комиссии по реформе Уголовного кодекса в Ломбардии, Б. в одном из документов привел еще один аргумент против смертной казни - невозможность исправить судебную ошибку.) Хотя в своей книге Б. не потребовал немедленной и полной отмены смертной казни и даже допускал возможность ее применения при чрезвычайных обстоятельствах, в сознании и его современников, и последующих поколений его книга по справедливости расценена как первое исторически значимое выступление против смертной казни, положившее начало движению аболиционистов - сторонников ее отмены.
В книге Б. вопросы уголовного права и процесса рассматриваются в тесной связи: он делал последовательные выводы из презумпции невиновности, высказывал интереснейшие мысли о правах обвиняемого, о достоверности показаний свидетелей и т. п. При этом он доказывал, что соблюдение законов при расследовании и судебном разбирательстве содействует установлению истины и наказанию виновного.
Особое внимание Б. уделял проблеме предупреждения преступлений, исходя из сформулированного им принципа: "Лучше предупреждать преступления, чем наказывать за них". В этих целях он считал сугубо важным просветительство и воспитание уважения к закону.
Помимо содержательной стороны книги Б. необходимо отметить и ее форму. Небольшая по размеру книга написана стилем, не уступающим лучшим образцам европейской прозы XVIII в., - лаконичным и образным, рассчитанным на то, чтобы оказать максимальное воздействие и на разум, и на чувства читателя. Под ее непосредственным влиянием (в XIX в. она была переведена более чем на 25 языков) в ряде государств тогдашней Европы были отменены либо ограничены в применении пытки подозреваемых и смертная казнь, в особенности в ее наиболее жестоких формах. Книга Б. наряду с трудами Монтескье, Вольтера, энциклопедистов вошла важной составной частью в основной идеологический фонд Просвещения XVIII в., подготовившего общественное сознание к необходимости ликвидации феодальных порядков, к эпохе революций конца XVIII в. Влияние книги Б., прямое или опосредованное, остается неизменным на протяжении уже более двух веков: история уголовного права и правосудия, да, пожалуй, и других правовых наук, не знает труда, по силе и длительности своего воздействия равного книге "О преступлениях и наказаниях".
В истории уголовного права Б. нередко рассматривается как один из первых представителей или основоположников «классической» школы в уголовном праве. В действительности наряду с Монтескье и другими просветителями и гуманистами XVIII в. он был лишь предшественником «классической» школы: его место в истории уголовного права радикально отличалось от его последователей-"классиков". Б. придавал решающее значение проблеме причин преступности, а не абстрагировался от нее; он выступал с критикой существующего законодательства и системы правосудия, а не с апологией их; он не видел необходимости в доктринальном изучении и комментировании отдельных правовых норм и институтов, чем десятилетиями занимались «классики». Вместе с тем многие принципы уголовного права, сформулированные Б., были восприняты «классической» школой уголовного права, хотя и в излишне юридизированной форме.
Книга Б. оказала значительное влияние на развитие науки уголовного права и судопроизводства в России. В "Наказе комиссии о составлении проекта нового уложения" русской императрицы Екатерины II (составлен в 1766–1767 гг., т. е. спустя 2–3 года после первой публикации книги Б.) содержалось 114 статей, переписанных из книги Б. Правда, ни переписанные мысли Б., ни содержание «Наказа» в целом не оказали существенного влияния на развитие российского законодательства, если не считать постепенной отмены пыток подозреваемых. В то же время книга "О преступлениях и наказаниях" послужила полезнейшим наставлением при подготовке Судебной реформы 1864 г. О неизменном интересе русской юридической общественности к книге Б. свидетельствует то, что новые ее переводы, часто сопровождаемые подробными комментариями, выходили в свет 6 раз: впервые в 1803 г. и в последний раз - в 1939 г. Один из этих переводов принадлежал С.И. Зарудному - видному деятелю Судебной реформы 1864 г.
Лит.:
Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях/Пер. М.М. Исаева . М., 1939;
Решетников Ф.М. Беккариа. Из истории политической и правовой мысли. М.,1987.
Решетников Ф.М.
Из книги Энциклопедический словарь (Б) автора Брокгауз Ф. А. Из книги 100 великих архитекторов автора Самин ДмитрийАЛЕЙЖАДИНЬЮ (1730 или 1738-1814) С развитием всего бразильского искусства неразрывно связано творчество мулата из капитании Минас-Жераис Антониу Франсиску Лисбоа, прозванного Алейжадинью, то есть «Маленький калека», потому что в годы расцвета его таланта он болел все
Из книги 100 великих врачей автора Шойфет Михаил СемёновичМАТВЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАЗАКОВ (1738-1812) Творчество Казакова – значительнейшее явление в русской архитектуре. Начав свою деятельность в пору становления русского классицизма, он стал одним из замечательных его представителей, создал свое, оригинальное направление, связанное
Из книги Большая Советская Энциклопедия (БА) автора БСЭБургав (1668–1738) Несмотря на то что выдающийся врач и химик ван Гельмонт, авторитет которого был особенно велик, приводил подробное описание им самим произведенного опыта превращения ртути в золото и серебро с помощью ничтожного количества «философского камня», Шталь в
Из книги Большая Советская Энциклопедия (БЕ) автора БСЭГийотен (1738–1814) К некоторым историческим личностям судьба крайне несправедлива: в памяти людской их имена связываются с позорными делами, в которых они не повинны. К таким деятелям принадлежит французский врач Гийотен. Роковое недоразумение соединило его имя с кровавым
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ВЕ) автора БСЭ Из книги 100 великих скульпторов автора Мусский Сергей Анатольевич Из книги 100 великих казаков автора Шишов Алексей Васильевич Из книги Генерал-фельдмаршалы в истории России автора Рубцов Юрий ВикторовичАлейжадинью (1730 или 1738–1814) Одной из высших точек развития всего бразильского искусства явилось творчество мулата из капитании Минас-Жераис Антониу Франсиску Лисбоа, прозванного Алейжадинью, то есть «Маленький калека», потому что в годы расцвета его таланта он болел всё
Из книги 100 знаменитых москвичей автора Скляренко Валентина Марковна Из книги Новейший философский словарь автора Грицанов Александр АлексеевичФёдор Петрович Денисов (около 1738–1803) Генерал от кавалерии. Граф. Герой войн эпохи императрицы Екатерины II ВеликойТочная дата его рождения неизвестна. Родился Денисов в старинной донской станице Пятиизбянской (ныне посёлок Пятиизбянский Волгоградской области). За свой
Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Из книги Всемирная история в изречениях и цитатах автора Душенко Константин ВасильевичБаженов Василий Иванович (род. в 1737 или 1738 г. – ум. в 1799 г.) Знаменитый русский художник-архитектор, теоретик архитектуры, академик (1765 г.) и вице-президент Санкт-Петербургской академии художеств (1799 г.), один из основоположников классицизма. Многое сделал для сохранения
Из книги автораНАРБУТ Казимир (1738-1807) - представитель эклектического направления в философии эпохи Просвещения в Беларуси и Литве. Учился в пиарской школе в Щучине, затем в Любешовском новициате и пиарском коллегиуме в Дубровице. С 1759 - в Виленскои пиарском коллегиуме, около четырех лет
Из книги автораБЕККАРИА, Чезаре (Beccaria, Cesare, 1738–1794), итальянский юрист 157 Не в жестокости, а в неизбежности наказания заключается один из наиболее эффективных способов предупредить преступления. «О преступлениях и наказаниях» (1764), XXVII; здесь и далее пер. Ю. Юмашева? Отд. изд. – М., 2000, с.
Из книги автораБЕККАРИА, Чезаре (Beccaria, Cesare, 1738–1794), итальянский юрист34Счастлив народ, который не имеет истории.«О наказаниях» (1764), введение? Maloux, p. 249Еще раньше у Бенджамина Франклина: «Счастлив народ, благословенно столетие, история которого незанимательна» («Альманах бедного Ричарда»,
Чезаре Беккариа (1738-1794) - выдающийся итальянский просветитель,родился в Милане. Он окончил иезуитскую школу. Его основная работа -- "О преступлениях и наказаниях" была опубликована в 1764 г. сначала тайно и вызвала как ожесточенные нападки церковников, так и широкое признание просвещенных людей того времени, в том числе императрицы Марии-Терезии. Она претендовала на "просвещенный абсолютизм" и стала покровительствовать Беккариа, предоставив ему кафедру в Милане, а затем ряд государственных должностей.
Это сочинение, принесшее ему широкую известность, проникнуто в духе просветительства верой в человеческий разум, свободолюбием, идеями гуманизма и законности.
Законы суть условия, на которых люди, существовавшие до того независимо и изолированно друг от друга, объединились в общество. Устав воевать и радоваться бесполезной и хрупкой свободе, прочность которой никто не гарантировал, они поступились частью ее, чтобы пользоваться ею сообща, спокойно и безопасно. Совокупность всех частей свободы, пожертвованных на общее благо, составила верховную власть народа, а суверен стал законным ее хранителем и распорядителем. Но такой коллективной уступки прав ему было недостаточно. Их необходимо было защитить от посягательств и, в первую очередь, от посягательств частных лиц, ибо каждый стремился не только возвратить собственную долю, но и присвоить себе долю другого. Потребовалось воздействовать на чувства, чтобы воспрепятствовать эгоистическим поползновениям души каждого отдельного индивида ввергнуть законы общества в пучину первобытного хаоса. Это воздействие на чувства служит наказанием нарушителям законов. Я говорю "воздействовать на чувства", ибо, как показал опыт, массы не в состоянии ни усвоить твердые правила поведения, ни противостоять всеобщему закону разложения, проявление которого наблюдается и в мире физических явлений, и в сфере морали. Побудить их к усвоению первых и противостоять разрушительной силе второго возможно, лишь воздействуя непосредственно на чувства.
Беккариа, в частности, глубоко возмущен тем положением, при котором за одни и те же проступки богатый и бедный подвергаются разным наказаниям. Порицая какие бы то ни было сословные привилегии, он категорически заявляет, что там, где знатные и власть имущие отделываются пустяками, а простой народ несет всю тяжесть суровых кар, "разрушаются все понятия о справедливости и долге и на их место становится право сильного".
Почему так случилось, что на одном полюсе оказались могущество и счастье, а на другом - лишь унижение и нищета? У Беккариа имеется на сей счет проницательная догадка. Он указывает на материальные корни социальной несправедливости. Право собственности - вот что оставляет в удел большей части человечества одно только нищенское существование.
Право собственности -- "ужасное и, может быть, не необходимое право". Однако дальше констатации этого Беккариа не идет. Он не помышляет об уничтожении частной собственности, довольствуясь пожеланием постепенного уравнения материального положения людей. Не выступает он и за радикальное переустройство общества. Все его надежды связаны с просвещенным монархом, заботящимся о своих подданных, об устранении нищеты и неравенства, покровительствующим наукам и искусству, образованности и нравственности народа. Такой монарх, считал Беккариа, издаст справедливые и мудрые законы, перед которыми все будут равны, которые будут строго соблюдаться и обеспечат права человека.
Развивая идею законности, Беккариа утверждал, что свобода гражданина -- в его праве делать все, что не противоречит законам, что сами власти должны строго соблюдать законы. Без этого не может существовать "законное общество". Вот почему посягательство на безопасность и свободу граждан является одним из тяжких преступлений. Только законы могут устанавливать наказания, и право их издания принадлежит только суверену как представителю всего общества. Сам суверен может издавать лишь общие законы, но не может судить за их нарушения. Это задача суда, выясняющего факты. Наказание же, определяемое судом, не может выходить за пределы, установленные законом, иначе оно несправедливо и не соответствует условиям общественного договора.
Для предотвращения преступлений и оздоровления общества Беккариа не предлагает переустройства жизни на совершенно новых принципах. Он предпочитает говорить об устранении нищеты и постепенном уравнении всех граждан как в нравственных, так и в материальных выгодах, доставляемых обществом; высказывается за всеобщее просвещение и хорошее воспитание; пишет о простых, мудрых законах и равенстве перед ними всех людей, о необходимости строгой законности и точном соблюдении обязательных гарантий прав личности.
Беккариа различает справедливость божественную, естественную и человеческую. Первые две -- основаны на божественных и естественных законах. Человеческая справедливость базируется на общественном договоре, устанавливающем пределы власти государства. Она изменчива. Ее критерием должно быть общее благо. Основанные на ней законы государства должны иметь в виду возможно большее счастье для возможно большего числа лиц. Но невежественные представления о справедливости, полагал Беккариа, привели к тому, что законы государства являются оружием в руках незначительного меньшинства. Они несправедливы, закрепляют сословные привилегии, неравенство перед уголовным законом, право сильного и связанные с ним произвол и насилие. Беккариа резко критиковал современную ему юриспруденцию, при которой законами считаются изречения римских и средневековых юристов, а уголовное право опирается на вековые предрассудки. Существующие законы, писал он, "служат только для прикрытия насилия", помогают приносить народ "в жертву ненасытному идолу деспотизма".
Первый вывод, заключается в том, что наказания за преступления могут быть установлены только законом. Назначать их правомочен лишь законодатель, который олицетворяет собой все общество, объединенное общественным договором. Ни один судья (являясь членом данного общества) не может в соответствии с принципом справедливости самолично выносить решения о наказании другого члена того же общества. Наказание более суровое, чем предписанное законом, справедливо, но это уже другое наказание. И, следовательно, судья не может, даже под предлогом ревностного служения общественному благу, увеличивать меру установленного в законе наказания гражданину, нарушившему этот закон.
Второй вывод состоит в том, что каждый член общества связан с этим обществом. А оно, в свою очередь, равным образом связано с каждым из своих членов договором, обязывающим в силу своей природы обе стороны. Тот факт, что обязательства, пронизывающие все общество от престола до хижины и действующие одинаково, как в отношении самого могущественного, так и беднейшего его члена, свидетельствуют о всеобщей заинтересованности в соглашениях, признанных полезными большинством их участников. И нарушение хотя бы одного из этих обязательств было бы чревато наступлением анархии. Верховная власть, говорящая от имени всего общества, компетентна принимать законы общего характера, обязывающие всех. Но она не может судить о том, нарушил ли кто-либо общественный договор, так как в подобном случае народ разделится на две партии: одна партия -- партия верховной власти -- будет утверждать, что договор нарушен, а другая партия, -- партия обвиняемого, будет это отрицать. И потому необходимо, чтобы некто третий установил истинное положение дел. Нужен судья, решения которого не подлежали бы обжалованию и состояли бы в простом подтверждении или отрицании отдельных фактов.
Третий вывод касается жестокости наказаний. Если бы даже удалось доказать, что жестокость наказаний не противоречит непосредственно общественному благу и самой цели предупреждения преступлений, что она лишь бесполезна, то и в этом случае жестокость не только явилась бы отрицанием завоеваний в области морали просвещенного разума, предпочитающего царить среди свободных людей, а не скопища рабов, жестокосердие которых увековечено постоянным страхом, но и справедливости, и самой сути общественного договора.
Лучше предупреждать преступления, чем наказывать. В этом - главная цель всякого хорошего законодательства, которое является искусством вести людей к возможно большему счастью или к возможно меньшему несчастью, если говорить об общем итоге добра и зла в жизни. Но употреблявшиеся до сих пор средства по большей части были неверными и противоречащими поставленной цели.
Большая часть законов - не что иное, как привилегии, т. е. подать, наложенная на всех в пользу немногих.
Для того чтобы предупредить преступления нужно сделайте так, утверждал Беккария, чтобы законы были ясными, простыми, чтобы вся сила нации была сосредоточена на их защите и чтобы ни одна часть этой силы не направлялась на их уничтожение. Сделать так, чтобы законы меньше покровительствовали сословиям, чем самим людям. Сделать так, чтобы люди боялись их и только их. Страх перед законами благодетелен, но страх человека перед человеком гибелен и порождает преступления. Порабощенные люди всегда более сластолюбивы, распутны и жестоки, чем свободные люди. Эти думают о науках, об интересах нации, видят великое и подражают ему. Те, довольные настоящим, стараются забыть свое унизительное положение в шумном беспутстве. Для них, привыкших к неопределенности исхода всех событий, исход их преступлений представляется загадочным, что еще более благоприятствует страстям, вызывающим преступления. В нации, склонной под влиянием климата к лени, неопределенность законов поддерживает и усиливает лень и глупость. Силы нации, склонной к наслаждениям, но деятельной, благодаря таким законам растрачиваются на мелкие козни и плутни, сеящие во всех сердцах недоверие, обращающие измену и притворство в основу мудрости. В нации сильной и мужественной такие законы будут в конце концов уничтожены, но только после многих колебаний от свободы к рабству и от рабства к свободе.
Исходя из изложенных теоретических посылок Беккариа в своей книге "О преступлениях и наказаниях" обосновывает идеи, положенные в основу "классической теории" уголовного права. Он утверждал, что причина преступности лежит в социальных условиях -- нищете людей и столкновении их интересов, порождаемых человеческими страстями. Нужно отличать преступления действительные от преступлений мнимых и произвольных. И целью наказания должно являться предупреждение новых преступлений и исправление преступников. Для этого наказание должно быть публичным, наименьшим из возможных в каждом конкретном случае, соразмерным преступлению и установленным в законе. Вот почему Беккариа протестовал против применения широко распространенных в эпоху феодализма пыток, мучительных наказаний и призывал к ограничению применения смертной казни. Он отстаивал равенство всех перед законом и возможность наказания человека только за те деяния, которые определены законом как преступные. Легко заметить, что эти идеи Беккариа нашли отражение в таких исторически важных конституционных документах, как французские Декларации прав человека и гражданина конца XVIII в., а также в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве Франции начала XIX в.
Аргументация Беккариа в пользу отмены смертной казни заслуживает особого внимания как практически первое в истории теоретически убедительное выступление такого рода.
Смертная казнь для большинства является зрелищем, у некоторых она вызывает чувство сострадания, смешанное с негодованием. Оба эти чувства больше занимают душу зрителей, чем спасительный ужас, на который рассчитывает закон. Но при умеренных и длящихся наказаниях господствует последнее чувство, так как оно является единственным. Предел, который законодатель должен поставить суровости наказания, по-видимому, находится там, где сострадание начинает преобладать над всеми другими чувствами зрителей казни, совершаемой скорее для них, чем для преступника.
Чтобы быть справедливым, наказание не должно превышать меру строгости, достаточную для удержания людей от преступлений. Нет такого человека, который обдуманно согласился 6ы на полную и вечную потерю своей свободы, - какие 6ы выгоды ни сулило ему преступление. Пожизненное рабство, заменяющее смертную казнь, явилось 6ы поэтому достаточно суровым наказанием, чтобы удержать от преступления и самого решительного человека. Прибавлю: оно даже страшнее, чем смертная казнь. Очень многие взирают на смерть с твердостью и спокойствием: кто из фанатизма, кто из тщеславия, почти всегда сопровождающего человека за порог могилы, кто делая последнюю отчаянную попытку - или погибнуть или прекратить свои бедствия. Но ни фанатизм, ни тщеславие не устоят перед цепями и кандалами, перед ударами палки, перед ярмом и железной клеткой; при этом отчаявшийся на преступление увидит, что его страдания не кончатся, а только начнутся. Наш дух способен скорее выдержать насилие и самые крайние, но преходящие страдания, чем длительное и непрерывное томление, потому что он может в первом случае напрячь себя, так сказать, на одно мгновение, но всей его упругой силы не хватит, что6ы перенести второе. Каждый урок, который преподается народу выполнением, смертной казни, предполагает новое преступление. При пожизненном рабстве достаточно одного преступления, чтобы дать многочисленейшие и длящиеся примеры. Необходимо чтобы люди часто видели проявление могущества законов, то смертная казнь должна применяться через небольшие промежутки времени. Следовательно, преступления должны совершаться часто; следовательно, чтобы это наказание было полезно, необходимо, чтобы оно не производило на людей всего того впечатления, которое оно должно было 6ы произвести, т.е. оно должно быть одновременно и полезным и бесполезным. Мне скажут, говорил Бекарриа, что вечное рабство столь же мучительно, как и смертная казнь, и поэтому одинаково жестоко. На это я отвечу, что если сложить все злосчастные минуты рабства, то последнее, быть может, окажется даже более жестоким. Но эти минуты распылены на пространство целой жизни, тогда как вся сила воздействия смертном казни проявляется в одно мгновение. В том и заключается преимущество рабства как наказания, что оно более ужасает того, кто его наблюдает, чем того, кто ему подвергнут. Первому все злосчастные переживания представляются во всей их совокупности; несчастья настоящей минуты отвлекают второго от мыслей о будущих страданиях. Первому воображение рисует все страдания в увеличенном виде, переносящий эти страдания находит и силу и утешение, которые неведомы зрителям, в которые они не верят, наделяя окрепший дух несчастного своей чувствительностью.
Идеи Беккариа были восприняты классическим направлением в уголовно-правовой науке и уголовным законодательством, закрепившим такие прогрессивные принципы, как равенство перед законом, "нет преступления и нет наказания без указания о том в законе", соответствие тяжести наказания тяжести совершенного преступления.
Значение идей, развитых в труде "О преступлениях и наказаниях" (1764), выходит далеко за пределы проблем уголовного права и судопроизводства. Эти идеи защищают такие универсальные ценности, как свобода, честь и достоинство человека, общественный порядок, обеспечиваемый прежде всего не репрессиями, грубой силой, но справедливыми законами, самодисциплиной и высоким сознанием индивидов. Они - весомый вклад Беккариа в разработку европейскими просветителями теории правового государства, принципов либерализма. Подобный вклад не мог не сделать мыслитель, убежденный в том, что самым лучшим является социальный строй, при котором достигается максимальное счастье для наибольшего числа людей.
политический беккариа преступление наказание
Предисловие составителя серии "Библиотека криминолога" . . . . . . . . . . . . V
Историко-биографический очерк
Глава I. Родина Беккариа. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
Глава II. Отчий дом. Годы ученья в колледже и университете. Отношение Беккариа
к юристам. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 10
Глава III. Женитьба. Взгляды Беккариа на семью. Занятия просветительной
философией. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .18
Глава IV. Дружба с братьями Верри. "Миланская колония французских
энциклопедистов". Журнал "Кафе" . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26
Глава V. История написания книги "О преступлениях и наказаниях" . . . . . . . 31
Глава VI. Памфлет монаха Факинеи. "Ответ" братьев Верри. . . . . . . . . . . 39
Глава VII. Книга Беккариа становится известной Европе. Перевод книги
в редакции Морелле. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .46
Глава VIII. Парижская поездка. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 53
Глава IX. Заботы Беккариа об устройстве своей судьбы. Причины, которые могли
побудить его отказаться от дальнейшего переиздания своей книги. . . . . . . .59
Глава Х. Чтение лекций по политической экономии. Переход на административную
службу. Последние годы жизни. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .63
Глава XI. Внутренний план книги "О преступлениях и наказаниях" . . . . . . . .69
Глава XII. Язык книги. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 76
О преступлениях и наказаниях
К тому, кто читает. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .85
Введение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .88
§ I. Происхождение наказаний. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .89
§ II. Право наказания. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 90
§ III. Выводы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91
§ IV. Толкование законов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .92
§ V. Темнота законов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .94
§ VI. Соразмерность между преступлениями и наказаниями. . . . . . . . . . . .95
§ VII. Ошибки при установлении мерила наказаний. . . . . . . . . . . . . . . 97
§ VIII. Подразделение преступлений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .98
§ IX. О чести. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .100
§ Х. О поединках. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101
§ XI. Об общественном спокойствии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .102
§ XII. Цель наказаний. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .103
§ XIII. О свидетелях. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 104
§ XIV. Улики и формы суда. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .105
§ XV. Тайные обвинения. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107
§ XVI. О пытке. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 108
§ XVII. О государственной казне. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .113
§ XVIII. О присяге. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114
§ XIX. Незамедлительность наказаний. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .115
§ ХХ. Насилия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .116
§ XXI. Наказания для дворян. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .117
§ XXII. Кражи. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .118
§ XXIII. Бесчестье. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119
§ XXIV. Тунеядцы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120
§ XXV. Изгнание и конфискация. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .121
§ XXVI. О духе семейственном. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121
§ XXVII. Мягкость наказаний. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .123
§ XXVIII. О смертной казни. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125
§ XXIX. О взятии под стражу. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .131
§ ХХХ. Процесс и давность. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .133
§ XXXI. Преступления, трудно доказуемые. . . . . . . . . . . . . . . . . . .135
§ XXXII. Самоубийство. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .138
§ XXXIII. Контрабанда. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .140
§ XXXIV. О должниках. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142
§ XXXV. Убежища. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .143
§ XXXVI. О назначении цены за голову преступника. . . . . . . . . . . . . . 144
§ XXXVII. Покушения, сообщники, безнаказанность. . . . . . . . . . . . . . .145
§ XXXVIII. Наводящие вопросы; показания. . . . . . . . . . . . . . . . . . .146
§ XXXIX. Об особом роде преступлений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
§ XL. Ложные понятия о пользе. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .149
§ XLI. Как предупреждать преступления. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .150
§ XLII. О науках. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151
§ XLIII. Власти. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .153
§ XLIV. Награды. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .154
§ XLV. Воспитание. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .154
§ XLVI. О помиловании. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .155
§ XLVII. Заключение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .156
Приложение I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 157
Приложение II . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .158
Приложение III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 178
